Анатолий Приставкин - Золотой палач Страница 6

– Ладно,- оборвал затянувшуюся паузу Яшка Главный.- Я тебе помогу.

Он окинул спальню взглядом и ткнул пальцем в Теслина. Не повезло дурню, его койка оказалась к нам ближе других. Яшка Главный сделал ему призывный знак, не рукой, пальцем поманил, и тот, как загипнотизированный, поднялся с койки и, не сводя с урки застывших от страха глаз, медленно побрел к стулу.

– Ну вот,- удовлетворенно произнес Яшка Главный.- Вторая серия началась. Теперь за дело, так, что ли, придурок? Если готов, приступай!

Я заметил, что с момента приговора на суде он ни разу не назвал меня по имени.

Это могло лишь означать, что если нет меня, то и имени у меня тоже нет.

Спица была у меня в руках, а бедный Теслин сидел на стуле, напряженно вытянув шею. Было видно, что он весь дрожит. Но разве я не так же дрожал? Теперь надо зайти ему за спину, нащупать место под лопаткой и нанести укол. И я снова, как в кинотеатре, ощутил противную, ноющую боль под ложечкой и дрожь в руках, даже кончик спицы стал выписывать зигзаги.

– Смелей! Смелей!- подбодрил мой наставник. И, упираясь в мое лицо глазами, ставшими из голубых стальными, острыми, как спица, произнес: – Изобрази-ка всем нам, что ты должен был сделать там, в кино…

Я отвернулся. Я уже знал, что ничего я им не изображу. Хотя они были уверены, что теперь-то, спасая свою шкурку, я сделаю все, что от меня потребуют. И тогда вторая серия закончится еще эффектней, чем ожидалось вначале. Приговоренный соглашается стать палачом, прежде чем самому попасть к палачу. Их, кажется, возбуждало, но и бесило, что я никак не вписываюсь в затеянную ими игру.

Яшка Главный сообразил это первым. Разочарованно произнес:

– Ты, значит, такой блаженный, что и рук замарать не можешь? А, между прочим, они все, все рвались тебя казнить! И казнят, когда скажу. Не сомневайся.

Он ткнул пальцем в Теслина.

– Ты этого Сиропа обожаешь, да?

– Нет,- сознался я.

Теслина я, и правда, не обожал.

– Жалеешь, да?

– Нет,- ответил я, но не так уверенно.

– А хочешь, я сейчас поменяю вас местами и мы полюбуемся, как он тебя не пожалеет?

Наверное, он бы сделал это, ведь все шло к концу. И Теслин, закрыв от страха глаза, дрожащими руками пырнул бы меня спицей в какую-нибудь селезенку, заставив мучительно и долго издыхать на глазах у остальных. Но тут подал голос Яшка-кореец.

– Зачем их менять?- спросил он громко.- Не надо. Придурок, да? Да он просто чмо!

Вот он кто!

– Ты думаешь, он чмо?- спросил Главный.

– Да, думаю, он чмо! Еще как умеет быть чмо! Чудить-мудрить-объе…вать.

Так длинно урка-кореец никогда не говорил. Но, надо отдать ему должное, он первым разгадал, что я вовсе не такой придурок, каким меня считали в колонии.

Яшка Главный с интересом посмотрел на корейца, на меня. Присел к уркам. Они стали негромко переговариваться, а мы все ждали. И мне казалось, что настрой у зрителей уже несколько другой, чем в момент моего появления. Смена ролей не смогла не повлиять на них. Ведь каждый, не только Теслин, успел мысленно побывать на моем месте. Особенно в тот момент, когда золотой палач оглядывал спальню, выбирая жертву. А если он надумает для третьей серии что-то еще?

Спокойной ночи Лежа на соломенной подстилке в дальнем углу сарая, я вспоминал процесс казни, чтобы еще раз убедиться, что она не могла не состояться, просто золотой палач из-за моего упрямства затянул свое «кино», а потом неожиданное вмешательство другого урки изменило, пусть ненадолго, ход событий.

В конце вечера, когда Яшка Главный оглашал решение тройки, голос его звучал так же уверенно и твердо:

– Каз-ни… – объявил он и повторил, чтобы до всех дошло: – Каз-ни откладываются на завтра. Желаю спокойной ночи.

Чьи казни откладываются на завтра, не уточнялось. Но сообщено было так, что спокойной ночи после этого ни у кого уже не могло быть.

– Да, а этих, как их… убогих,- заключил Яшка Главный, брезгливо морщась,- гоните прочь!

Сейчас, лежа в сарае, подумалось, что божьих одуванчиков, которые столько прождали на крыльце в ожидании «свежатины», по-своему даже жалко, им ведь тоже приходится в военное время как-то выживать. Пирожки, что выносятся на рынок, небось, и милиция потребляет задарма, и пьяное мужичье, а иной раз и лихие солдатики отнимают. А старухи, небось, и печку разожгли, и котел поставили, а дрова-то нынче тоже на вес золота.

С дров мысли перекинулись на сильное желание закурить и на кресало, которое так глупо было подарено неизвестному Тишкину. Интересно, где он был во время казни, когда все тянули руки? А что было бы, если бы я, не отдав кресало, поджег изнутри свое нынешнее жилье и пусть ценой самосожжения, но обрел бы свободу? Там, в спальне, хозяева они: захотят – прошьют спицей, не захотят – отложат, чтобы помучить. А тут хозяином своей жизни мог бы стать я. Мог, если бы не опрометчивое решение.

И тут закрутилось в мозгах кино, в котором Тишкин, поколебавшись, решает отказаться от подарка. И, отослав его подальше, я взвешиваю кресало на ладони, отламываю от рассохшейся бочки несколько досочек и несу к стене, противоположной двери, чтобы пожар заметили как можно позже. Высекаю огонек, подкладываю сперва паклю, потом солому, а потом заготовленные досочки. Вскоре пылает костер, уже дымится стена, сухие бревна с зловещим шипеньем подхватывают пламя и несут его кверху, под самую крышу. Раздается треск, и доносится крик снаружи: «Горим!

Горим!»

«Да, это мы горим,- злорадно шепчу я.- Вас завтра пришпилят спицей за то, что все проспали». Впрочем, я не хочу им зла, я только представляю свирепую реакцию урок, которых обвел вокруг пальца…

На этом месте я проснулся от теплого света через забитое окошко и голосов снаружи. Кажется, звали меня.

Свидание Голос снаружи еще раз назвал мое имя и добавил:

– Это я, Тишкин!

– Вот уж не ждал,- только и смог сказать я.

– Значит, вот, пришел…

Я не стал делать вид, что обрадовался. Хотя и обрадовался. Именно потому, что созрел для придуманного освобождения.

– Какие успехи?- спросил я, заведомо зная, что успехов никаких нет. Просто наступил его черед сторожить.

А он вдруг ответил:

– Так я нашел!.. Эту… ну… Катерину твою… с косичками…

Я не поверил. Небось, хочет еще и трут выманить…

– Ну и где же она?- поинтересовался я, представляя, как красиво начнет он сейчас врать. Мол, уговаривал и так и сяк, а она не захотела, боится. Да и не знает, кто ее зовет. Может, решится, но не сейчас… Ну и дальше в том же духе. Я и сам бы не хуже насочинял.

– Да здесь, здесь! Она тебя слышит!- воскликнул Тишкин, хихикая радостно.

Я затих, пораженный. Неведомый мне Тишкин оказался придурком не меньшим, чем я.

Пошел и привел. И еще радуется. А она стоит там и слушает. А я молчу. Не знаю, о чем говорить.

– Так ее зовут Катя?- спросил я растерянно.

– Да, меня зовут Катя,- донеслось из-за двери. Я никогда не слышал ее голоса, но сразу узнал. Именно такой красивый голос и должен был быть у нее.- А тебя как зовут?

– Александр Гуляев.

– Саша, значит.

– Да, Саша.

– Послушай, Саша, я не знаю, зачем ты меня позвал…

– Я и сам не знаю,- перебил я.

– Мы с тобой где-то встречались?

– Да… в кино…

– Я так и подумала… Значит, это был ты? Сидел позади меня? Ты еще так на меня смотрел…

– Как я смотрел?- Внутри меня все похолодело.

– По-особенному…

Мы дружно замолчали. Дальше говорить можно было только о чем-то важном. Но рядом с ней стоял Тишкин, и я не хотел, чтобы он нас слушал.

– Тишкин!- позвал я.- Ты еще здесь?

– А где я должен быть?- спросил он обиженно.

– Ну погулял бы…- посоветовал я.- Вокруг сарая, что ли.

– А когда трут отдашь?

– Отдам. Сперва я с Катериной поговорю.

– Поговоришь да раздумаешь,- громким шепотом произнес Тишкин.- А я что, зазря старался?

– Не зазря.

– Тогда давай! А потом можешь хоть до ночи любезничать.- И добавил для пущей убедительности, но прозвучало это как угроза: – Если доживешь до ночи! Так-то!

Я достал трут и подсунул под дверь.

– Забирай! А теперь катись!

– Так зачем ты меня позвал?- спросила Катя.

– Тишкин еще здесь?

– Нет, он отошел. Но недалеко.

– А ты не удивилась? И не побоялась прийти?

– Чего бояться? Тут такие же люди. И Тишкин этот твой… Даже не грубил.

– А он какой из себя?- спросил я почему-то.

– Обыкновенный. Маленький такой, рыжий. Только слишком худой. А за что тебя тут заперли?

– Все равно не поймешь,- проговорил я.

– Я догадливая. Это дружки тебя заперли?

– Да какие они дружки!

– Ну Тишкин твой… Или кто?

– Тишкин только сторожит.

– Тогда кто?

– Да ты все равно их не знаешь. Главный урка Яшка. У нас все урки Яшки…

– У него случайно не голубые глаза?- спросила Катя.

– Голубые.

– Светленький такой? Приветливый, обходительный, да?- Портрет у нее выходил как с натуры.- Он и есть ваш главный урка?