Франсуаза Саган - Сигнал к капитуляции Страница 6

– Чему вы смеетесь?

– Я смеялась над собой. Пойдемте, я оставила машину там, чуть дальше. Куда же подевались ключи? Вы водите?

Антуан сел за руль. Сперва они ехали молча, наслаждаясь ночной тишиной, не спеша. У площади Звезды он неожиданно спросил:

– Зачем Шарль это сделал?

– Не знаю.

И тут же оба поняли, что этими двумя фразами признали, подтвердили то, что промелькнуло во взгляде, украдкой брошенном в антракте. Теперь их что-то связывало, и этого уже не изменить. Она могла бы ответить: «Что вы имеете в виду?» Поступок Шарля можно было представить вполне естественным для человека, замученного насморком. Но уже поздно. Произнеси теперь Антуан какую-нибудь вульгарность или выскажи двусмысленность на сей счет, она б от него живо отделалась. Но Антуан промолчал. Они ехали через Булонский лес, вдоль Сены. И верно, со стороны походили на влюбленную парочку из золотой молодежи. Она – дочь «Прядильных фабрик Дюпона», он – сын «Сахара Дюбуа», через неделю они поженятся с благословения обеих семей. Свадьбу устроят в Шайо. У них родится двое детей.

– Вот еще один мост, – повернулся к ней Антуан, – по которому мы тогда гуляли вместе.

Они впервые заговорили о том вечере. Люсиль вспомнила, как они стояли, обнявшись, в маленьком кафе, и покраснела.

– Да, действительно…

Она сделала неопределенный жест рукой, он поймал ее на лету, нежно сжал. Они въехали в парк. «Он взял меня за руку, чтобы провести через лес, как в кино. Это просто весна. Не стоит волноваться, мне ж не шестнадцать лет», – думала Люсиль. Но сердце в груди колотилось все сильней, ей показалось, что кровь отхлынула от лица, от рук и кинулась к горлу, душит, мешает дышать. Когда Антуан остановил машину, в голове не осталось ни единой связной мысли. Он охватил ее лицо руками, жадно приник к нему ртом. Она заметила, что и его трясет дрожь. На секунду он отстранился, они погрузились взглядами в глаза друг друга. Он снова притянул ее к себе. Теперь он целовал ее медленно, как-то серьезно, покрывая поцелуями виски, щеки и снова губы. Глядя на склоненное к ней лицо, спокойное и внушительное, она поняла, что ей суждено еще не раз увидеть его таким и что она бессильна изменить что-либо. Она давно забыла, что можно так сильно желать. Все точно плыло во сне. Когда она последний раз такое переживала – два, три года назад? Она не могла припомнить лица…

– Что со мной, – взволнованно прошептал Антуан, – что со мной?

Люсиль улыбнулась, он ощутил движение ее щеки и тоже улыбнулся.

– Надо ехать, – тихо сказала Люсиль.

– Нет, еще нет, – покачал головой Антуан, но через миг разжал руку. И оба испытали мучительную боль, вновь оказавшись поодиночке.

Теперь они мчались на предельной скорости. По дороге Люсиль успела подмалевать глаза и губы. «Ройс» уже стоял у ресторана. Только тут им пришло в голову, что в парке их могли заметить – словно ночных птиц, попавших в свет фар. Прежде об этом не подумалось. «Ройс» высился посреди маленькой площади как символ могущества и роскоши, как напоминание об их подчиненном положении. Возле него маленький спортивный автомобиль казался хрупким и смешным.

Люсиль смывала с лица косметику. Она страшно устала. Изучая в зеркале зарождающиеся у глаз морщинки, она раздумывала, откуда они берутся. Ведь живет она легко, без особых страстей, без забот. В чем же дело? Неужто спасения от них нет даже в легкомыслии и беспечности? На секунду ее охватил ужас. Она провела ладонью по лбу, словно пытаясь стереть эти глупые мысли. Последнее время на нее все чаще накатывало отвращение к себе. Надо показаться врачу, смерить давление. Доктор пропишет витамины, и снова можно будет спокойно прожигать (или просыпать) свою жизнь. Как бы со стороны она услышала собственный сердитый голос:

– Шарль… Зачем вы оставили меня с Антуаном?

Ей хотелось скандала, драмы, чего угодно, лишь бы взорвать это спокойное отвращение к себе, отделаться от него. Бедный Шарль, ему, как всегда, отдуваться. Ее пристрастие к крайностям вовсе не означает, что кто-то другой должен страдать. Но слово не воробей, оно уже вылетело. Словно копье, оно просвистело через комнату и воткнулось в Шарля, не спеша раздевавшегося в своей спальне. Он чувствовал себя таким измотанным, что на мгновение ему захотелось уклониться от разговора, сказать что-нибудь вроде: «Но я же простужен». Он знал, Люсиль бы не стала упорствовать: вымучивание истины, «русские штучки», было не в ее духе. Но ему самому захотелось ясности, в нем проснулся вкус к страданию. Двадцать лет он попросту игнорировал приключения своих любовниц. Однако, познакомившись с Люсилью, навсегда утратил блаженное чувство безопасности.

– Мне показалось, он вам понравился, – отозвался Шарль, не поворачивая головы от зеркала. И сам удивился, что не побледнел.

– Вы что же, решили бросать меня на каждого мужчину, который мне приглянется?

– Не сердитесь, Люсиль. Ради бога! Это весьма дурной признак.

Но она уже подскочила к нему и обвила шею руками, бормоча бессвязные извинения. В зеркале он видел темные волосы Люсили, одна прядь легла на его руку. Сердце сжалось от боли. «Никогда она не будет до конца моей. Она уйдет от меня». В эту минуту ничто на свете не казалось ему реальным, кроме этой пряди волос, кроме этой женщины. Неизбежность потери придавала его любви привкус горечи, воспаляла ее.

– Я не хотела так говорить, – прошептала Люсиль, – но мне не нравится, когда меня…

– Вам могло бы не понравиться, закрывай я глаза… Но это не так, поверьте. Просто мне захотелось проверить одну вещь, вот и все.

– И что же вы проверяли?

– Выражение вашего лица. Когда вы входили в ресторан… То, как вы смотрели на него, вернее, избегали смотреть. Я знаю вас. Он вам нравится.

Люсиль отстранилась.

– Ну и что? Разве нельзя, чтоб, когда понравится один человек, не страдал другой? Неужели мне никогда не будет покоя? Почему так устроена жизнь? И это, по-вашему, свобода?

Она заикалась, запиналась. Ей казалось, что ее не понимают, что ее никогда не смогут понять.

– Мы оба свободны, – с улыбкой возразил Шарль. – Просто я люблю вас. А вам нравится Антуан. Выйдет ли из этого что-нибудь, зависит только от вас. Буду ли я знать – тоже. И тут я ничего не могу поделать.

Не снимая халата, он лег. Люсиль стояла рядом. Он снова приподнялся и сел на краю кровати.

– Это правда, – мечтательно произнесла она, – он мне нравится.

Они взглянули друг другу в глаза.

– Если б это случилось, вам было бы больно?

– Да. Зачем вы спросили?

– Ответь вы иначе, я бы от вас ушла, – объяснила Люсиль и, свернувшись калачиком, прикорнула на его постели. Через две минуты она уже спала, и Шарль Блассан-Линьер не без труда поделил одеяло поровну.

Глава 7

На другое утро Антуан узнал у Джонни номер ее телефона и позвонил. В четыре часа они встретились в его квартирке на улице Пуатье. Жилище его представляло собой нечто среднее между логовом студента и кабинетом солидного человека. Но Люсиль лишь потом осмотрелась в ней. Сперва она не видела вокруг ничего, кроме Антуана. Он сразу стал целовать ее, даже не поздоровавшись, словно они расстались в парке Сен-Клу минуту назад. Случилось то, что неизбежно бывает между мужчиной и женщиной, когда пламя жжет их обоих. Очень скоро из их памяти улетучились всякие воспоминания о мгновениях наслаждения, испытанных прежде, с кем-то иным; они уже не могли различить, где кончается собственное тело и начинается тело другого. Слова «стыд» и «бесстыдство» потеряли всякий смысл. Зато сама мысль, что через час или два придется расстаться, казалась верхом непристойности. Они уже знали: никакое движение одного отныне не покажется другому неуместным. Вспомнив язык юности, они шептали простые, неуклюжие, детские слова, слова плотской любви. Гордость за себя и за любовника, благодарность за это острое счастье снова и снова бросали их в объятия друг друга. И еще они знали, что подобное случается лишь раз в жизни и что не может быть ничего выше мига, когда ты нашел вторую половину себя. В то, что могло оказаться минутным увлечением, вмешалась телесная страсть, непредсказуемая и неумолимая, и теперь она превратит их встречу в историю любви.

Смеркалось, но они избегали смотреть на часы. Они курили, откинувшись на подушки. Их тела хранили запахи любви, любовной схватки, пота, и они вдыхали их, как два бойца, изнемогших в рукопашной, как два победителя. Простыни съехали на пол, рука Антуана отдыхала на бедре Люсили.

– Теперь я всякий раз буду краснеть при встрече с тобой, – сказала Люсиль, – теперь мне всегда будет больно, когда ты уходишь, на людях я не смогу говорить с тобой, не опуская глаз.

Она приподнялась на локте, мельком оглядела комнату, скользнула взглядом по узкому окну. Антуан положил руку ей на плечо. У нее была очень прямая и очень гладкая спина. Между ней и Дианой десять лет разницы, десять лет и вся жизнь. Люсиль повернулась к нему, он крепко ее прижал, потом ослабил объятия и погладил по щеке. Глядя друг другу в глаза, они молча, лишь взглядом, обещали: что б ни случилось, они проведут вместе еще тысячи таких часов.