Мартин Эмис - Информация Страница 6

— Разве литература не служит именно этой цели — преодолевать различия между людьми? — спросил теневой министр культуры.

— Вот именно, — подхватила журналистка, — Лично мне все равно, с кем я имею дело: с мужчинами, женщинами, черными, белыми, розовыми или серо-буро-малиновыми в крапинку.

— Поэтому-то от вас мало толку.

— Эй вы, потише там, — сказал Сэбби, а потом добавил, словно уже одно это имя его воодушевляло: — Гвин.

Все молча повернулись к Гвину: он сидел и с изумленным видом рассматривал свою кофейную ложечку. Затем положил ложечку на блюдце и поднял голову. Его лицо постепенно прояснялось, а в зеленых глазах загорелись искорки.

— Мне кажется, я никогда не думаю о мужчинах. Или о женщинах. Мне кажется, я всегда думаю… о людях.

Среди присутствующих пронесся одобрительный шепот: казалось, Гвин омыл всю компанию освежающим душем здравого смысла и простого человеколюбия. Ричарду пришлось повысить голос, так что он даже закашлялся — но, несмотря на это, он бросился напролом со своей пламенной речью.

Перед завершающим «о людях» была небольшая, но многозначительная пауза — это-то Ричарда и подтолкнуло.

— Ответ на троечку, если можно так выразиться. Послушай, Гвин. Знаешь, что ты сейчас мне напомнил? Тест из иллюстрированного журнала — типа «Какой из вас выйдет учитель?». И там такой последний вопрос: Что бы вы предпочли: а) преподавать историю; б) преподавать географию или в) учить детей? Что касается последнего пункта — тут все ясно, выбирать тут не из чего. Но что касается преподавания истории и географии, то здесь есть из чего выбрать. Должно быть, ты чувствуешь себя молодым и хорошим, когда говоришь, что не важно, кем быть: мужчиной или женщиной, главное — быть человеком. А что, если ты, к примеру, паук? Давай представим, что ты паук и ты — после первого в своей жизни серьезного свидания — собираешься ползти домой, как вдруг оборачиваешься и видишь, что твоя подружка обгладывает твою лапку, словно это куриная ножка. Что ты на это скажешь? Я знаю. Ты сказал бы: мне кажется, я никогда не думаю о пауках-самцах. Или о пауках-самках. Мне кажется, я всегда думаю о пауках вообще.

Закончив, Ричард тяжело опустился в кресло, часто и шумно дыша — так нелегко ему далась его речь. У него не было сил поднять голову и встретить устремленные на него взгляды, в которых ясно читалось, что присутствующие были о нем лучшего мнения. Так что он сидел, глядя на закапанную скатерть, и перед глазами у него всплывали — нет, скорее тонули — морские коньки, обитавшие в его голове.

В тот день Ричард вернулся на Кэлчок-стрит к шести вечера. Войдя в квартиру (из входной двери вы сразу попадаете в небольшую гостиную), он услышал раздраженный металлический голос, невнятно произносивший нечто вроде:

— Сейчас мы не можем помешать Злодуху привести в исполнение его злодейский замысел. Единственное, что мы можем, — это противостоять Страхотрону.

Близнецы даже не обернулись в его сторону. Лизетта — тоже. Это была крупная, хотя еще совсем молоденькая чернокожая девушка — она забирала мальчиков из школы по рабочим дням Джины, а потом смотрела с ними телевизор, пока Ричард не возвращался домой или не выползал из своего кабинета. Она сама еще носила школьную форму. В отличие от Лизетты ее новый дружок поспешно встал, закивал и начал толкать ногой в кроссовке мускулистую икру Лизетты, чтобы она наконец сообразила его представить: «Это Тин». А может, она сказала «Тайн». Сокращенное от Тино? Что, в свою очередь, является сокращением от Мартино или Валентино? Это был чернокожий юноша цветущего вида с мягким выражением лица, которое в зрелом возрасте, скорее всего, будет не гладко-лоснящимся, а покрытым сеткой морщин. Ричард был очень рад, что его дети чувствуют себя с чернокожими совершенно свободно и даже в чем-то им завидуют. Когда он сам шестилетним мальчиком впервые встретил негра, то, несмотря на предварительную подготовку, обработку и умасливание, он тотчас же разревелся.

— Привет, ребята…

Мариус и Марко сидели рядышком на диване и не отрываясь смотрели на экран, где громадные мультяшные роботы превращались в самолеты, машины, ракеты — символы новой машинной эры.

— Приготовься к своему последнему часу, Злодух. Не надейся, что полчища Страхотроида сейчас тебе помогут.

— Кто их так окрестил, этих персонажей? — спросил Ричард. — Откуда родителям Страхотроида было знать, что он вырастет таким страшным? И откуда родители Злодуха знали, что он будет таким злым?

— Они сами придумывают себе имена, папа, — ответил Мариус.

В дверях показалась Джина в костюме и макияже, предназначенных для выхода в город. Мальчики посмотрели на нее и переглянулись — комната готовилась к смене власти. Ричард (его бабочка сидела криво) смотрел на жену внимательно, не так, как обычно. Глаза в темных кругах, как у барсука или как у ночного вора; нос как у Калигулы; крупный, но не полный рот. Ричард подумал, что, наверное, все любимые лица охватывают и даже перекрывают весь видимый спектр цветов: белизна зубов, чернота бровей. Красный и фиолетовый — это инфракрасный рта и ультрафиолет глаз. Джина, в свою очередь, посмотрела на Ричарда своим обычным взглядом — так, будто он уже давным-давно сошел с ума.

Они вышли на кухню, пока Лизетта собирала свои вещи — сумку, школьный пиджак.

— У тебя есть пять фунтов? — спросила Джина, — Ты получил работу?

— Нет. Но у меня есть пять фунтов.

Джина глубоко вздохнула — ее грудь сначала поднялась под белой блузкой, а потом опустилась.

— Не повезло, — сказала она.

— Он вовсе не собирался предлагать мне кресло главного редактора. В какой-то момент мне даже показалось, что он собирается предложить мне место водителя фургона. Или агента по рекламе.

— Тогда чему ты радуешься?

Ричарду хотелось ее поцеловать. Но для этого он был не в лучшей кондиции. Он был не в лучшей кондиции уже на протяжении некоторого времени.

— Я — это он, — сказал Мариус, имея в виду одного из роботов, предводителя братства роботов, который высился, сверкая доспехами, за титрами.

— Нет, я — это он, — возразил Марко.

— Нет, ты — это он, — имея в виду другого робота.

— Нет, сам ты — он. А я — это он.

— Боже, — произнес Ричард. — Почему вы оба не можете быть им?

Через три секунды зубы Мариуса впились в спину Марко.

Тринадцатый прошагал по не освещенной ни одним фонарем Кэлчок-стрит. Лизетта шла за ним, не отставая ни на шаг. Тринадцатый забрался в заляпанный грязью оранжевый фургон, однако дверцу за собой прикрыл не сразу.

— Так как? — спросила Лизетта.

Тринадцатый только улыбнулся в ответ.

— Так как?

— Ладно, я свожу тебя в «Парадокс».

— Когда?

— Так просто они тебя не пустят. В четверг.

Лизетта уперла в него указательный палец и сказала:

— Значит, в четверг.

Когда Лизетта наконец ушла, оставив Тринадцатого в покое, он нашарил рукой в темноте последнюю банку «Лилта», сорвал язычок и жадно отхлебнул тепловатого сока. Кроме банки на сиденье еще лежала какая-то книга. «Масса и власть» — прочел Тринадцатый и скривился. Как только Лизетта ушла, лицо Тринадцатого изменилось. Из лица веселого, может быть, немного безалаберного, но в целом приличного чернокожего парня, каких показывают по телевизору, оно превратилось в его настоящее лицо, лицо человека, который тут кое-что подсчитал и остался очень недоволен тем, что получилось в итоге. Но он был рад, что ему удалось увидеть Джину — жену того типа. По крайней мере, будет что сказать этому козлу Адольфу. Адольф — это было одно из прозвищ Скуззи, о которых сам Скуззи не знал. Было еще два — Псих и Опекун. У нас у всех есть имена, о которых мы не знаем. К примеру, если у вас кроме жены есть еще и подружка, то у вашей подружки наверняка есть для вас имя, которое вам лучше не знать. Этим именем ваша подружка называет вас, общаясь со своими подружками или с другими дружками. У всех у нас есть имена, о которых мы не знаем и которые нам лучше не знать.

Тринадцатый недоуменно вздохнул. Он никак не мог сообразить, какого черта они тут делают, но это было в порядке вещей, когда работаешь на Адольфа. Там, кроме видеомагнитофона, и брать-то нечего.

Скуззи сейчас с ним не было. Вряд ли Скуззи и так сидел бы здесь в это время суток, но его сейчас с ним не было. Вовсе не из благих побуждений Скуззи отправился в больницу навестить своего партнера. Этого партнера, Кирка, довольно серьезно покусал его собственный питбуль по кличке Биф. И Бифу удалось благополучно пережить этот инцидент. Кирк не захотел его усыплять. Сейчас Биф жил у брата Кирка, Ли, мрачно ожидая выздоровления и возвращения Кирка. «Прости и забудь», — сказал Кирк. Что было, то было. Кирк твердил, что сам спровоцировал собаку — слишком уж бурно он реагировал на горькое поражение «Арсенала» от киевского «Динамо», к тому же голы, забитые на чужом поле, ценятся в два раза выше.