Артур Хейли - Менялы Страница 6

Аргументы исполнительного директора были следующими: Хуанита Нуньес работала целый день. Начав с десяти тысяч долларов наличными, она принимала и выдавала деньги с девяти часов утра. В общей сложности она просидела за кассой почти пять часов минус сорок пять минут на обед, и все это время в банке было полно народу. Следовательно, сумма наличных в её кассе — чеки мы исключаем — могла достичь двадцати — двадцати пяти тысяч долларов.

— Мне непонятно, — заключил Тотенхо, — как миссис Нуньес вообще могла определить, что пропали деньги, а к тому же ещё и точно указать сумму?

Эдвина кивнула. Ей и самой это показалось странным. Эдвина украдкой присматривалась к молодой женщине: миниатюрная, изящная брюнетка, не красавица, но по-своему привлекательная, типичная пуэрториканка с ярко выраженным акцентом. До сих пор она молчала, лишь коротко отвечая на вопросы. Время от времени она о чем-то задумывалась — выражение её лица говорило: мне надоело попусту тратить время. Однако она нервничала, беспрестанно сжимала руки и вертела тоненькое золотое обручальное кольцо.

Эдвина Д'Орси знала, что Хуаните Нуньес двадцать пять лет, она замужем, но живет одна с трехлетним ребенком. В «Ферст меркантайл Америкен» она работает почти два года в одной и той же должности. Эдвина как-то слышала, что девушка воспитывает ребенка одна и испытывает серьезные материальные затруднения, так как бросивший её муж оставил ей множество долгов.

Тотенхо продолжал: он сразу же велел ей прекратить работу, после чего её немедленно «заперли».

«Запереть» означало помочь служащему, попавшему в подобную ситуацию. Кассира попросту оставляли одного в маленьком закрытом кабинете, где, вооружившись калькулятором, он должен был подсчитать приход и расход за день.

Тотенхо ждал за дверью.

Вскоре Хуанита позвала исполнительного директора и подтвердила, что не ошиблась. В кассе не хватало шести тысяч долларов.

Тотенхо пригласил Майлза Истина, и они вдвоем перепроверили кассу в присутствии Хуаниты Нуньес. Все оказалось именно так, как она говорила.

Тогда Тотенхо позвонил Эдвине.

— Итак, мы вернулись к тому, с чего начали, — сказала Эдвина. — Ни у кого не возникло новых идей?

— Если Хуанита не возражает, я бы хотел задать ей несколько вопросов, — вызвался Майлз Истин.

Эдвина кивнула.

— Постарайтесь припомнить, Хуанита, — начал Истин, — в течение дня вы ни с кем из кассиров не производили «ДО»?

Все трое знали, что «ДО» — это денежный обмен. Зачастую у дежурного кассира заканчивались банкноты или монеты какого-то одного достоинства, и если это случалось в горячую пору, то, вместо того чтобы идти в хранилище, кассиры выручали друг друга, «покупая» и «продавая» деньги.

— Нет, — ответила девушка. — Сегодня нет. Никаких обменов.

— В течение дня никто из служащих не мог оказаться около вашей кассы, — продолжал доискиваться Майлз Истин, — и позаимствовать некоторую сумму?

— Нет.

— Хуанита, за сколько времени до того, как вы обратились ко мне, вы обнаружили недостачу?

— За несколько минут.

— К этому моменту, — вмешалась Эдвина, — сколько времени прошло после вашего обеденного перерыва, миссис Нуньес?

На сей раз девушка усомнилась.

— Минут двадцать.

— Давайте попробуем вспомнить, не произошло ли что-нибудь до перерыва на обед, — предложила Эдвина. — Вы не допускаете, что деньги могли пропасть тогда?

Хуанита Нуньес отрицательно помотала головой.

— Почему вы в этом уверены?

— Знаю.

Эдвину начали раздражать беспомощные, односложные ответы девицы. Как и её хмурая недоброжелательность, переходившая в откровенную враждебность.

Тотенхо повторил ключевой вопрос:

— Почему после обеда вы наверняка знали не только то, что пропали деньги, но и сколько именно?

Девушка вызывающе на него посмотрела:

— Знала.

Остальные недоверчиво молчали.

— А вы, случайно, не могли по ошибке выплатить эти шесть тысяч долларов клиенту?

— Нет.

— Прежде чем уйти на обед, Хуанита, — спросил Майлз Истин, — вы отвезли кассу в хранилище и установили цифровой замок. Верно?

— Да.

— Вы уверены, что не забыли насчет замка?

Девушка утвердительно кивнула.

— А замок исполнительного директора был заперт?

— Нет, открыт.

Что тоже было в порядке вещей.

— Когда вы вернулись с обеда, ваша касса по-прежнему находилась в хранилище и была заперта?

— Да.

— Вашу цифровую комбинацию никто, кроме вас, не знает? Вы её никогда никому не давали?

— Нет.

На какое-то время поток вопросов прекратился. По-видимому, каждый из присутствующих прокручивал про себя порядок действий в хранилище.

Касса, о которой говорил Майлз Истин, представляла собой портативный сейф, установленный на подставке с колесиками, он был достаточно легким, для того чтобы его можно было без труда перемещать с места на место. За каждым кассиром была закреплена определенная касса с отчетливо проставленным номером. Несколько запасных касс предназначалось для особых случаев. Одной из них сегодня пользовался Майлз Истин.

При ввозе и вывозе из хранилища каждая касса регистрировалась старшим кассиром хранилища. Избежать этой процедуры было невозможно, как невозможно было — преднамеренно или по ошибке — взять чужую кассу. На ночь и на выходные массивная дверь в хранилище опечатывалась надежнее, чем гробница фараона.

На каждой кассе было установлено два особых цифровых замка. Один — для кассира, второй — для исполнительного директора или его помощника. Таким образом, по утрам касса открывалась в присутствии двух человек — кассира и исполнительного директора.

Каждый кассир должен был помнить и держать в секрете свою цифровую комбинацию, которую можно было изменить по его первому желанию. Цифровая комбинация кассира хранилась в специальном сейфе — в запечатанном конверте с двумя подписями, что было единственным письменным свидетельством. Печать на конверте можно было вскрыть лишь в случае болезни, смерти или увольнения кассира.

Современная касса отличалась ещё одной особенностью — в неё была вмонтирована система сигнализации. Когда касса устанавливалась у стойки, то через электрическую сеть подключалась к внутренней системе связи. Предупредительная кнопка находилась внутри, под стопкой банкнот, так называемой «приманкой».

По инструкции кассиры не имели права использовать «приманку» для обычных денежных операций, однако в случае налета должны были в первую очередь избавиться от этих денег. Как только деньги были убраны с кнопки, автоматически приходила в действие система бесшумной сигнализации и поднимала на ноги службу безопасности банка и полицию, которая обычно оказывалась на месте через несколько минут; кроме того, сразу включались скрытые камеры. Фиксировались серийные номера «приманки», с тем чтобы потом их можно было использовать в качестве улики.

— «Приманка» на месте? — осведомилась Эдвина у Тотенхо.

— Да, — ответил тот, — «приманка» цела. Я проверил.

«Значит, нет никакой надежды ухватиться за эту ниточку», — подумала Эдвина.

Вновь заговорил Майлз Истин:

— Хуанита, может быть, вы все же припомните кого-нибудь, кто бы мог взять деньги из вашей кассы?

— Нет, — ответила Хуанита Нуньес.

Эдвине, внимательно наблюдавшей за девушкой, показалось, что Хуанита испугана. Ну что ж, у неё есть на то основания — ни в одном банке такая огромная недостача не может остаться безнаказанной.

Эдвина больше не сомневалась в том, что деньги украла Нуньес. Другого объяснения быть не могло. Остается лишь выяснить — как.

Хуанита Нуньес могла передать деньги сообщнику, находившемуся по другую сторону прилавка. Никто бы и не заметил. Либо спрятать деньги и тайно вынести их из банка во время обеденного перерыва, правда, в этом случае она рисковала сильнее.

Об одном Нуньес знала наверняка — она потеряет работу даже в том случае, если не будет доказано, что она украла деньги. Виновника крупной недостачи — и кассирам это было известно — всегда увольняли.

Эдвине было жаль девушку. Очевидно, она была доведена до отчаяния. А возможно, пошла на это ради ребенка.

— Я думаю, мы сделали все, что в наших силах, — сказала Эдвина. — Мне придется проинформировать руководство банка. Расследование продолжат официальные лица. — Все трое встали. — Миссис Нуньес, — обратилась Эдвина к девушке, — останьтесь, пожалуйста.

Хуанита села.

И когда мужчины уже не могли их слышать, Эдвина произнесла с преувеличенной благожелательностью:

— Хуанита, я думаю, нам следует поговорить откровенно, по-дружески.

Эдвина подавила в себе прежнее раздражение. Девушка напряженно смотрела ей в глаза.