Нодар Джин - Учитель (Евангелие от Иосифа) Страница 6

В этом регионе с библейских времён считалось, что, если одна из ста овец собьётся с пути, сердобольный пастух должен бросить остальных и спасти заблудшую. Мухаммад был сердобольный пастух. Он бросил стадо и увязался за непутёвым животным.

Взамен козы, однако, набрёл на зияющее отверстие в белой скале. Заподозрив, что коза укрылась в пещере, бедуин швырнул туда камушек — выманить беглянку. Услышав в ответ вместо козлиного блеянья глухой звук разбившегося сосуда, он прополз в оконце пещеры и спрыгнул на дно.

Там, рядом со своими босыми подошвами, бедуин разглядел с дюжину разбросанных по дну или полупогребённых глиняных кувшинов. Некоторые были разбиты, и меж черепками Мухаммад увидел продолговатые тюки из мешковины.

Он затаил дыхание и выкатил глаза. Стоял долго и недвижно. Когда наконец полутьма стала сгущаться, Мухаммад учуял приближение тайной и значительной правды.

В тот же миг он ощутил в ступнях многовековой холод скрытого от света каменного настила. И ему вдруг почудилось, будто холод начал ползти вверх. Или — что ужасней — будто земля стала засасывать и его, как когда-то — эти кувшины.

Сорвавшись с места, юноша выскочил из пещеры…

Наутро и в последующие дни кумранские бедуины извлекли из кувшинов десятки туго скатанных пергаментных свитков с еврейскими письменами.

Из Палестины паника вырвалась в мир с быстротой джина.

Центр узнал о свитках тотчас же. Один из епископов сирийской монофизитской церкви в Иерусалиме, марксист, сообщил в Москву, что найденные кумранские рукописи с еврейской тайнописью составлены около двух тысяч лет назад писцами малоизвестной секты. Свитки, уверял он, содержат важнейшую информацию о жизни Иисуса.

Секта этих писцов, посвящённых во многие тайны духовного знания, была — наряду с десятками тысяч иудеев — перебита римлянами во время Иудейского восстания. Евреи, оказывается, бунтовали ещё в 66-м году!

Перед гибелью писцы захоронили свитки в глиняные кувшины, залили их свинцом и укрыли для потомства в близлежащих скалистых холмах.

На это послание епископа-марксиста Центр поначалу никак не отреагировал. Лаврентий полагал, что опусы нынешних писцов из вашингтонских и лондонских госучреждений представляют больший интерес, нежели свитки из кумранской пещеры.

Тем более, мол, что голодные сектанты только хранили свои сочинения в пещерной прохладе, но писали, их, наверное, на солнце. Солнце же у Мёртвого моря 9 месяцев в году печёт слишком нещадно. А 3 остальных — ещё более нещадно…

Через полгода, однако, пришло новое сообщение: в Кумран со всего Запада наехали учёные, археологи и шпионы. Обнаружены новые пещеры, а в них — свитки, которые на чёрном рынке поднимаются в цене каждый час и стоят уже сотни тысяч долларов.

Центр поручил епископу составить более детальный отчёт. Вместо того, чтобы выполнить задание, тот скончался. Ещё через пару месяцев, однако, — то ли от него же из рая, то ли от кого-то другого из иерусалимского ада — Лаврентий получает шифровку, за которую заплатил бессонницей.

В этой шифровке говорилось, что один из кумранских свитков представляет собой не пергамент, а медную ленту. А эта лента содержит описание огромного клада. Клад — 65 тонн серебра и 26 тонн золота — был частью сокровища Второго Иерусалимского храма. Драгоценности были втайне вывезены оттуда евреями и захоронены в землю перед началом осады Вечного Града римским императором Веспасианом Флавием.

У Веспасиана был сын Тит. Тоже Флавий. И тоже целеустремлённый. Не чета моему Васе. Во время осады старшему Флавию неожиданно пришлось стать богом. Но хотя он скончался, сын успешно завершил дело предка и разрушил Вечный Град.

Когда же узнал, что евреи скрыли драгоценности Храма, сжёг его дотла. Вася бы на его месте замешкался и ударился в запой с местными блядями.

Но разговор сейчас не о нём. И не о Флавиях. О кладе. Согласно шифровке, англичане, бельгийцы, итальянцы и американцы — хотя и продолжают изучать текст Медного свитка — не мешкают и не пьют, а приступают к раскопкам.

9. Будущее закрыто на ремонт…

В Палестине стояла неразбериха и шла война.

Евреи — и я им сочувствовал — в борьбе за своё государство били арабов, которых поддерживали уже побитые там евреями же англичане.

Англичане — народ традиций. Одна из них — верность абсурду. В силу этой традиции, они сердились не только на евреев за их юдофильство, но и на меня. За то же самое.

Про моё юдофильство им наябедничал Черчилль.

Как правило, он удивлялся шумно. Но зимой 45-го среагировал молча. Отвесил челюсть и сунул себе в пасть сигару с зажжённой стороны. После того, как Рузвельт объявил нам, что в свете нацистских зверств считает себя сионистом. Точнее, после того, как я сообщил им, что сионистом считаю себя и я.

То есть — сочувствую евреям, борющимся за своё государство в Палестине, которую англичане считали своей. Черчилль разгневался на сигару, покраснел и стал искать куда её швырнуть. Дело было в Ялте, и я предложил ему не выбрасывать дорогой продукт. Погасить его в Чёрном море.

Я исходил из того, что традициям изменяют только при необходимости. В том числе — и традиции скупердяйства. Особенно же в преддверии новых потерь.

Он понял меня и буркнул, что Британия навсегда сохранит в Палестине сильное присутствие. Это слово он держал три года.

В 47-м мы, соответственно, не лезли там на рожон. Поэтому наутро после получения шифровки из Иерусалима Лаврентий снарядил туда лишь небольшой отряд «сейсмологов». Но ими Центр, разумеется, не ограничился.

Главной трудностью, с которой, по сообщениям, западные учёные пока не справились, оставался язык свитков. Проблема заключалась в иносказательности слога. Точнее, в отыскании единственно верного ключа к пониманию текста. Ключей — и это сразу же стало очевидно — было много. Каждый из них предлагал особое толкование, но предполагалось, что лишь один может быть правильным.

Это соображение окрепло после извлечения Медного свитка с описанием местонахождения клада. Поскольку только одно толкование местонахождения может быть верным, постольку и все остальные тексты имели лишь одно-единственное верное прочтение.

Кроме Медного, никаким другим свитком Центр не интересовался. Но им интересовался сильнее, чем перевоспитанием молодого иранского монарха в духе симпатий к пролетариату. С задачей перевоспитания шаха майор Паписмедов как раз вроде бы справился. Не удавалось ему пока другое, — внушить тому презрение к роскоши и к любовным услугам француженок.

Тем не менее, Паписмедову пришлось покинуть сиятельного засранца и выехать из Тегерана в Иерусалим, — ближе к Кумрану.

В Палестине его ждали благоприятные условия. Во-первых, просоветские симпатии еврейских боевиков. Во-вторых, его личные иранские связи. В-третьих, внимание склонных к марксизму монофизитов. В результате Паписмедов получил скорый доступ к «лишней» копии Медного свитка.

Энтузиазм Центра подпитывал тот факт, что американцы с англичанами приступили к раскопкам сразу в четырёх точках в окрестностях Иерусалима. Это свидетельствовало об их неуверенности в правильном понимании текста.

Поначалу Ёсик Паписмедов уделил время встречам с привлеченными к делу буржуазными лингвистами как в самой Палестине, так и в Европе. Он представлялся им консультантом шаха. В ходе бесед с ними ему удалось понять, что те брели неверным путём.

Тем самым Ёсик не только отыграл проигранное нами Западу время, но с каждым новым часом стал продвигать нас вперёд, — к открытию единственно верного ключа. Что же касается Запада, то для него на воротах в будущее, где идут ремонтные работы, повис тяжёлый замок безо всякой щели для этого ключа.

Через полтора месяца изнурительного труда и частых бессонных ночей Ёсик Паписмедов вручил «сейсмологам» составленную им карту.

А ещё через два дня в отдалении от Иерусалима, — в окрестностях которого уже гудели транспортированные американцами экскаваторы, — в самом подножии бело-коричневого скалистого холма с кумранскими пещерами, наши «сейсмологи» стали изымать из разрытой траншеи первые золотые кубки и подсвечники.

10. Пристрастие опасней привычки…

Центр ликовал. Несмотря на то, что, согласно ёсиковой карте, евреи — чего от них и следовало ждать — распределили клад в десятках тайников. Не исключено поэтому, что успеха добился и Запад. Но — как и мы — молчал. Делая вид, будто всё добро из драгоценного металла древние евреи забрали с собой.

Берия стал гордиться Ёсиком. Ссылаясь на него как на новое доказательство особой щедрости грузинской земли.

Лаврентий очень уж пристрастился к этой формуле — «грузинская земля». Как Троцкий — к «мировой революции». Но у Лаврентия за словом — дело. Иногда — проигрышное.