Елена Колина - Наука о небесных кренделях Страница 6

Главный очень рассчитывал на гору коробок в моем шкафу, от дна до потолка, – должно быть, думал «в этих коробках сам бог велел хранить наркотики». Тридцать четыре коробки. Тридцать четыре пары балеток. Андрей считает, что тридцать четыре пары одинаковых туфель – повод для обращения к психиатру. Но они разные, мои балетки!

Они рассмотрели каждую пару, замшевые и кожаные, розовые и зеленые, с бусинками и без, и – Главный скисал от пары к паре, – во всех тридцати четырех коробках не нашли наркотиков, и ни одного автомата Калашникова. А в огромной коробке в самом низу были не туфли. Главный по-охотничьи подобрался, предвкушая победу. Как Лев Евгеньич перед решительным броском на котлету.

Коробка была доверху заполнена письмами, пачками писем, перевязанными разноцветными ленточками. Представьте: наши с Викой папы, сблизив головы, говорят о своем – они коллеги по чему-то сложноматематическому, наши мамы, сблизив головы, говорят о своем – о нас с Викой, наших отметках и болезнях, наши бабушки торжественно носят пироги из одной квартиры в другую: сегодня у нас с капустой, а у нас ватрушка – попробуйте… Мы с Викой шныряем друг к другу до ночи, и где застанет «девочки, пора спать», там и ночуем. Мы жили в одном доме, одном подъезде, на одной лестничной клетке. То есть я и сейчас тут живу, а Вика в Тель-Авиве.

Отчего мы получились одинаковыми, как два цыпленка в инкубаторе? Оттого что у нас все одинаковое. Викин папа – профессор, мой папа – профессор, у нее нежная робкая мама, у меня нежная робкая мама, и обе ходят по струнке перед своими свекровями с тяжелым характером, нашими бабушками. В нас с Викой течет одинаковая кровь: мы обе наполовину русские, наполовину еврейки.

И они развязали ленточки и вывалили письма на пол. Рассыпали по полу… Как мне теперь собрать письма по годам?… Мы с Викой писали друг другу каждый день, когда нас детьми развозили летом по дачам, и потом, когда она уехала в Израиль, по письму в неделю. Знаете, как мучительно бывает в ранней юности: то и дело чувствуешь, что ты хуже всех, а иногда, что ты лучше всех, и никто не знает, какая ты на самом деле жалкая личность, – вдвоем все это легче. У Вики в Тель-Авиве под кроватью коробка с моими письмами. Всю нашу взрослую жизнь мы живем как разделенные близнецы. Вика разлита по всем закоулкам моего существования, как газ занимает весь предоставленный ему объем, – она мой объем, а я ее.

Конечно, мы уже давно не пишем письма, мы подключены друг к другу всеми видами связи: у нас есть специальные телефонные карточки, скайп в компьютере, айпэде и айфоне, Viber и WhatsApp.

Я присела на пол и начала собирать письма. И вот что выяснилось: люди склонны переоценивать собственный интеллект. Я никогда не перечитывала наши детские письма и была уверена, что мы с Викой были интеллигентными девочками с духовными интересами. Но в первом письме, которое я взяла в руки, было написано «он меня не любит, пиши скорей, что мне делать!», а во втором «он меня любит, пиши скорей, что мне делать!». Мы были дуры, у которых вообще нет мозга, только гормоны?… Люди Главного порылись в шкафу, вытащили со дна огромный синий том «Саги о Форсайтах» 1956 года, второй том. Мы с Викой девочками знали «Сагу о Форсайтах» наизусть. Первый том у Вики, мы их разделили на память, ей первый том, мне второй.

Когда Вика позвонила мне и сказала, что у нее нашли опухоль, – и добавила «злокачественную», подо мной закачалась земля. А потом мы сразу же стали говорить о простом: билет, аэропорт, не надо сейчас бежать в аэропорт, мне лучше приехать, когда будет химиотерапия. Вика шутила. Смеялась. Прежде я не знала, что бывает такой мирный разговор о самом страшном. Но – а как говорить о самом страшном? Если не смеяться или хотя бы не улыбаться? Это была новая реальность.

В нашей новой реальности есть Викина химия, тошнота, слабость. Когда она говорит мне «не могу сегодня встать с постели», мне хочется завизжать «я не хочу, не хочу-у!». Но даже если завизжать очень громко, другую реальность не создашь. Но я никогда – никогда! – не думаю, что она может умереть, я никогда не думаю, что она может умереть. Я тоже когда-нибудь умру, но я же не думаю об этом каждый день до завтрака. Я пишу книги, и Вика пишет книги – она пишет детские книги на иврите, у нее финал, и у меня финал. Мы говорим о финалах, а потом кто-то из нас предлагает «а теперь давай поговорим о прекрасном», и мы говорим, что у кого на обед, – но даже разговор про обед – это как будто разговаривают души. Счастье – это разговаривать с Викой. Мы разговариваем каждый день, по часу или по два.

– Пройдемте в следующее помещение! – раздался над моей головой голос Главного.

Я вздрогнула и обиженно посмотрела на него снизу вверх. Подумала, резкий удар вторым томом «Саги о Форсайтах» 1956 года собьет его с ног или, по крайней мере, научит вежливому обращению.

Хотя, возможно, он по-своему прав: у человека обыск, все белье выброшено из ящиков на пол, а он прижимает к себе детские письма и рассуждает о счастье!..

Я все еще была в пижаме с зайчиками. В суете забыла переодеться. Но после обыска моей спальни мы с Главным и его приспешниками практически стали близкими людьми: они знают, что я люблю цветное белье, сиреневое с вишневыми кружевами, голубое с синими кружевами, – зачем переодеваться, при своих можно побыть в пижаме.

Всем списочным составом, гуськом – Главный, за ним я, за мной люди Главного – перешли в детскую. То есть в комнату невесты.

Я всегда считала, что сама управляю своей жизнью, что я – субъект жизни, а не объект. Поэтому я специально обогнала Главного, чтобы, как положено хозяйке дома, показывающей гостям квартиру, идти впереди, а гости должны идти за мной и вежливо говорить «у вас красиво…».

Мироздание намекало мне, что я не субъект, я объект в крови и без телефона.

«Думаешь, ты главная, думаешь, на тебя нет прорухи?! А не думай, не думай!» – кричало мне Мироздание.

Я таяла, как сусальный ангел: сначала тают крылья крошки, головка падает назад, сломались сахарные ножки и в сладкой лужице лежат; я уже таяла, но все еще думала, что сама управляю своей жизнью.

Понедельник, 10 февраля

Вразумляющее Внушение Муре

…12 дня, Мура: в пижаме, без всяких признаков трудолюбия по стоматологической части.

Иногда человек вдруг решает: ХВАТИТ!

Решила сделать Мурке Вразумляющее Внушение. Вразумляющее Внушение – именно то, что нужно.

Частота употребления слова «внушение» составляет 653 раза на 300 миллионов слов, частота употребления слова «вразумление» 32 раза на 300 миллионов слов. Означает ли это, что нас, ответственно подходящих к воспитанию детей, 32 человека из 300 миллионов?

Когда буду делать Мурке Вразумляющее Внушение:

– не забыть, что у меня через сорок три минуты тренинг в центре «Женское счастье»,

– не сравнивать Мурку с Марфой в стиле «а вот другие дети…». Иначе «плохой ребенок» Мура начнет испытывать неприязнь к «хорошему ребенку» Марфе. Тем более у меня девочки. Девочки – это всегда подсознательное соперничество, ревность.

…Почему Мурка и Марфа такие разные?!

…– Давай валяться и болтать, – предложила Мурка с видом человека, который наконец-то придумал, чем занять окружающих. В руках поднос, на подносе чай и роза, розу Мурка выдернула из огромного, вчера подаренного ей кем-то букетища.

– Мне некогда валяться. У меня тренинг в центре «Женское счастье», тема «Мама и мои отношения». Буду говорить об одиночестве тридцатилетних и…

– Ага, вот видишь, видишь, «Женское счастье»!.. А я?… – подпрыгнула Мурка. – Сапожник без сапог, что ли?… Мне тоже нужно! Поговорить! О моем женском счастье! О моем одиночестве!.. Я никак не могу выйти замуж!

…О-о!.. А-а-а!.. Врач России уже много раз выходил замуж, но после получения предварительных подарков передумывал и с невинным видом говорил: «А вы что, поверили? Это было не всерьез, а чтобы вы мне подарки купили… Ребенок хотя бы иногда должен получать подарки». На последнюю по счету свадьбу не всерьез Андрей подарил ей «БМВ» и поездку на Гаити в свадебный номер пятизвездочного отеля. Рассматривая машину, Мурка сказала: «А жених-то хуже “БМВ”, жених тянет максимум на “форд-фокус”… есть еще запасной жених типа “пежо”». Андрей думал, что Мурка слезает с его шеи, но нет, не слезает, ей и на его шее хорошо. В качестве утешения Мурка предложила ему поехать на ее новом «БМВ» в свадебный номер на Гаити.

В итоге от предыдущего брачного предприятия Муре досталась новая машина, а Муриной подружке – свадебный номер в пятизвездочном отеле, в котором она две недели изнывала от скуки, потому что с женихами у нее было еще хуже, чем у Муры, – у той хотя бы имелся жених запаса типа «пежо», а у подружки и вовсе никакого. А мы-то, как дураки, знакомились с родителями жениха, обсуждали свадьбу… То есть я знакомилась, Андрей был на работе.

…Я вышла из комнаты, – у меня через сорок одну минуту тренинг, Мурка с подносом за мной, я на кухню, Мурка за мной, я в ванную – у меня там косметика, Мурка за мной, и бубнит, и бубнит, как бабушка Карлсона, «расскажи про имидж, расскажи про имидж»…