Александр Потемкин - Мания Страница 6

Обе дамы уселись за компьютеры и начали продвигать сладости фирмы на Восток.

Госпожа Ладынина шла в кабинет босса. В ней не было ничего соблазнительного, зато недостатки сразу обращали на себя внимание. Выпученные, огромные, с какой-то едва уловимой злостью глаза, болезненная худоба верхней части тела и непропорциональная округленность нижней, острые черты лица, при определенном ракурсе даже несколько мужские, цепкие длиннющие руки и узкий лоб указывали на этническую мешанину в роду женщины. Казалось, это было смешение кавказского (международный этнографический термин, означающий принадлежность к европейскому типу; синоним представителя белой расы) и тянь-шаньского типов. К тому же сочетание черт упрямой и болезненной особы, лишенной природой женских форм, — с одной стороны, и хищницы, страдающей комплексом собственной неполноценности, а потому агрессивной и напористой, — с другой создавало странное и неприятное впечатление. У нее был мелкий, но быстрый шаг, — впрочем, как у всех низкорослых женщин.

Перед тем как открыть дверь шефа, она пристально взглянула на коробочку. Видимо, что-то в ней разглядела, потому что прошептала — очень злорадно, даже желчно: «Я еще посмеюсь, как взметнется твой самый гордый! Ха-ха-ха! Такой красавицы ты еще не видел, ты еще не познакомился с ее эротическими способностями, с ее дурманящим волшебством».

Она вошла в кабинет, услышала нудные звуки падающей воды в ванной и направилась к патрону. Увидев ее, господин Бисваркин тут же бросил: «Помой меня и взбодри erecticus. Ну, как обычно!» «Я так и думала, — пронеслось в ее голове, — он попробовал эту новенькую на вкус, а теперь страдает, что его гордец уныло прикорнул!»

Тут необходимо отметить одну яркую особенность Алексея Семеновича, впрочем, не совсем русскую, а скорее какую-то грузинскую, а может быть, даже азербайджанскую. Господин Бисваркин никак не хотел ощущать себя опустошенным после стремительного фонтана erecticus. Струйки душа прятали и скрывали эти его мрачные, нездоровые ощущения. Поэтому после этого, приятного, он тут же залезал под душ и вызывал свою сотрудницу Алю Ладынину, чтобы та различными манипуляциями и хитроумными технологиями вновь пробуждала самую гордую часть тела московского предпринимателя. И было совершенно неважно, где он сам в этот момент находился — в офисе или в каком-нибудь другом столичном месте. Ведь он являлся истинным хозяином своего российского бизнеса и своих столичных кадров! Правда, когда ему приходилось выезжать, ну, скажем, в Ростов или Челябинск, а уж тем более в голландский Утрехт или испанскую Кордову, он, чтобы не впасть в расходы, тайно брал с собой тот самый инструментарий, которым пользовалась госпожа Ладынина. Но не чужой, а свой собственный, бисваркинский, скрывающийся в специальном сейфе банка «Водочный». А когда этих причиндалов под рукой не оказывалось, ему на помощь приходил собственный lingua. Он выключал свет и пользовался им ничуть не хуже, чем сама его московская референтка. Да так умело и сладко, что еще долго не мог избавиться от смачного привкуса. Но эта была тайна за семью замками, о ней никто не знал, и никаких подозрений ни у кого не возникало, кроме самого мастера ремесла Али Ладыниной. Изучив своего босса, она чувствовала, что без ее рецептов он никак не найдет спокойствия и уверенности.

Итак, госпожа Л. сбросила одежду, встала под душ, накапала на язык шампунь, привычно и деловито опустилась на колени и стала намыливать самые чувствительные части тела своего хозяина. Нет, ни о гигиене заботилась женщина. Это была ее стихия. Страсть! В этот момент glossa становился совершенно необычной частью ее анатомии. По ее команде он мог оказаться бархатным и нежным, шершавым и колким, длинным и узким или широким и коротким, ядовитым и взбадривающим. У нее сохранилась методика тренировки собственного языка, которую она заимствовала в университетские годы у преподавательницы с лесбийскими наклонностями, проведшей в сталинские годы не одну пятилетку в Холмогорской женской колонии. Да, да, она тоже была великая мастерица глоссовских увлечений и причуд. Нигде в мире lingua не оттачивался, не шлифовался так тщательно, так фантастически причудливо, не имел способности так сладко угождать хозяину, так беспощадно губить, больно кусать, смертельно жалить, как в СССР. Поэтому и сегодня многие считают, что самая лучшая на планете школа мастерства lingua была в коммунистической империи.

Госпожа Ладынина овладела этим мастерством безукоризненно, ее способности расцветали и совершенствовались не только на практических занятиях с профессоршей, но и на комсомольских тусовках. О ее мастерстве говорили в курительных комнатах, в Сандуновских банях, в рюмочных, в «Матросской тишине» и в бутырских камерах. На фирме «Шоко Он-лайн» она была вне конкуренции. Если бы в Москве проводился чемпионат города по glossa-мастерству, то она могла бы претендовать на призовое место. Сказать за всю Россию сложно, но в столице она была лучшей.

Она мылила тело повелителя страстно, бережно, увлеченно. Самоотверженно взявшись за erecticus, она стала осыпать его ласками, с отрешенным самодовольством голубить его — уснувшего, сморщенного. Потом ее язычок начал счищать перхоть с головы, извлекать козявки из ноздрей, выкорчевывать шматки бельевого хлопка из пупка, серу из ушей. С коленок слизывать ссадинки, между пальцами ног старательно доставать соринки, счищать с пяток мозолевые наросты. Ее lingua срезал лишние волосы у паха, на спине, под мышками; старательно, как чистильщик в пятизвездочной гостинице полирует до блеска обувь, как горничная начищает бронзовые ампирные лампы, как ювелир перед продажей натирает бриллианты в золотой оправе, — именно так Ладынина готовила erecticus. Ее язычок мылил мошонку, глянцевал розовую шляпку, тщательно, с причмокиванием, чтобы нравилось хозяину, вылизывал анус.

Вдруг она услышала требовательный голос: «Что, не понимаешь, начинай главное! Говорю уже третий раз!» Она хотела сказать, что увлеклась, забылась, увязла в чувствах, не расслышала, но решила промолчать. Госпожа Ладынина выключила воду и полотенцем насухо вытерла все части тела. После этого достала флакончик с какой-то жидкостью, взяла ее на язычок и стала кончиком наносить на шляпку самого гордого органа, приговаривая самой себе: «Сейчас натру тебя, голубчик, напущу на тебя слабый раствор меда акации, подожду, пока ты пообсохнешь, чтобы легкая липучесть возникла, а затем посажу одно милое существо, которое тебя в должный порядок приведет».

Тут надо отметить, что госпожа Ладынина имела обыкновение разговаривать с erecticus, как с живым существом, имеющим слабый, ограниченный, но интеллект. Впрочем, не она одна: в нашем городе многие женщины, чтобы не докучать мужчинам болтовней, приспособились разговаривать исключительно с этим, часто задумчивым и не очень активным органом. Ее разговоры с ним нередко носили дискуссионный характер. И ей самой казалось, что он реагирует на ее критику и рекомендации. Что только не придет в голову сумасбродной москвичке!

Госпожа Ладынина вытащила из коробочки какое-то насекомое и посадила его на шляпку. Алексей Семенович закрыл глаза, тихо и коротко спросил: «Кто?» — «Новинка. Поющая цикада из Палеостоми. Наслаждение неописуемое! Крылья у нее оборваны, она сейчас начнет нежно крутиться по шляпке, потому что липучесть меда не позволит ей набрать скорость шажков для полета. Надышится пьянящим ароматом акации, ее любимого растения, и запоет протяжные песенки. Все это так возбуждает! Куда сильнее, чем самая откровенная порнуха! Всего несколько таких волнительных минут, и он поднимется. Еще древние греки пользовались подобными уникальными способами. Может быть, сам Платон или Аристотель. Какие имена!» У дамы было университетское образование. Она легко могла вбрасывать громкие имена в любую дискуссию, словно сердобольный повар, подкидывающий кости голодным, обездоленным собакам. Но если животные сразу определяли качество пищи, то собеседники столичного спеца по деликатным поручениям, как правило, не могли оценить ее высказываний. Кого сегодня интересуют великие имена прошлого? Столица увлечена лишь именами быстро меняющегося административного ресурса. Назовите студенту, аспиранту, ученому — физику или филологу, предпринимателю или бездельнику, путане или милиционеру имя любого главы районной администрации, любого префекта Москвы, главы управы, члена правительства, его заместителей или более мелких чиновников — они знают о них все! Имена любовниц, размеры взяток, крышу, потенцию, сексуальные предпочтения, лекарства, которыми пользуются во время этой потехи, и другие, даже самые мельчайшие подробности биографии и привязанностей. Что там Сократ, Аристотель или Кант? Разве с этими именами проживешь?