Иосиф Гольман - Ради тебя одной Страница 6

Основные тяготы коммерческой жизни выпадают на его закадычного дружка – главбуха Александра Ивановича. Он фактический директор «Беора» (так называется контора: по фамилиям учредителей – Ефим Береславский и Александр Орлов) и занимается всем: «строит» менеджеров, общается с налоговой инспекцией, ведает арендой и банком. Небольшой и, скажем так, плотно сбитый, он носится по фирме, как Карлсон, потерявший пропеллер. Главная же его задача заключается, похоже, в том, что время от времени он на правах старого друга говорит шефу: «Хорош выделываться, деньги на исходе». Тогда шеф напрягает свою немаленькую голову и выдает некую идею, которая позволяет квартал или более жить безбедно. Его личные способности и связи позволяют, например, за три часа, прямо на моих глазах, заработать десять тысяч американских баксов. Он из ничего, беседуя с заказчиком, разработал концепцию рекламной кампании, выплеснув с лету не только общие идеи, но и вполне законченные рекламные призывы-слоганы, отличные названия товарных марок – будущих брендов – и устные эскизы будущей печатной и видеопродукции.

Я пока не очень разбираюсь в большой рекламе, но даже мне понятно, что он в этом деле рубит серьезно. Что, впрочем, никак не мешает ему после пополнения фирменной казны снова заняться чем-нибудь безумным.

Вообще же эта фирма – скопище старых друганов: шеф, его секретарша Марина Ивановна (которую шеф откровенно побаивается), главбух, Ивлиев, начальник типографии Филиппыч (они имеют собственные офсетные машины), начальник отдела компьютерного дизайна Тригубов – короче, почти у всего руководства не такой уж маленькой фирмы общее прошлое и, похоже, они не прочь иметь общее будущее.

Итого – мне у них нравится. Ивлиев правильно определил тогда, что «фирмешкой рулят негнилые парни». Меня даже не слишком раздражает налет разгильдяйства и охламонства, так заметный в этом коммерческом предприятии. Единственное, чего я пока не понял, мое ли это дело. Но на данном этапе мне не очень приходится выбирать.

…Вот и все, солнышко скрылось. Морда «девятки» направлена почти точно на запад, но даже там, впереди, солнца больше не видно, только чуть посветлее, чем сзади. Вдобавок пошел большими хлопьями снег. На теплом стекле пушистые снежинки мгновенно превращались в талую воду. «Дворники» заелозили по стеклу, сгоняя в стороны неприглядные остатки бывших кристаллов.

Зато перед фарами закачалась и затанцевала настоящая снежная феерия. Такой ночной снегопад и уютное ощущение внутрисалонного тепла почему-то всегда напоминает мне Новый год. И не взрослый, с водкой и женщинами, а тот давно ушедший праздник, когда вечером никак не засыпалось, а заснуть надо было обязательно, потому что с утра под елкой, которую сегодня все вместе наряжали, обязательно окажется что-нибудь очень желанное. А еще были елки в Доме культуры, с Дедом Морозом, Снегурочкой и нарядными кульками новогодних подарков, конфеты из которых в те неизобильные времена были куда слаще сегодняшних.

…Я так размяк, что не заметил пьяного на обочине. Краем глаза лишь уловил движение. Он упал – как будто специально прыгнул – конкретно под мои колеса. Если бы не многолетняя дрессировка, я бы его раздавил. Урода спасли автоматизм, которого так долго и иногда жестоко добивались наши инструкторы, и прием, называемый управляемым заносом.

Я выскочил из машины просто взбешенный. Сердце колотилось, от мягких теплых воспоминаний не осталось и следа. Больше всего мне хотелось вмазать этому идиоту!

Я подбежал к оставшемуся позади телу, оно уже само медленно поднималось на ноги. «Метр семьдесят, телосложение худощавое, – машинально определил я. – Волосы светло-русые, длинные».

Это было уже слишком! Передо мной стояла девица лет двадцати, несмотря на ноябрьский холод – без верхней одежды, в белой трикотажной кофточке с кармашком и не очень длинной юбке.

– Ты что, совсем спятила? – с учетом обстановки максимально деликатно спросил я.

– Извините, – тихо ответила она.

– Что – «извините»? А если бы не успел? Ты бы за меня отсидела?

– Извините, – повторила она.

Я не был уверен, что все-таки не зацепил ее правым крылом, поэтому взял барышню за волосы и слегка откинул ей голову, чтобы лучше рассмотреть лицо. Она всхлипнула, но не сделала ни малейшей попытки вырваться из моих рук. Маленький фонарик всегда со мной, все, что хотел, я увидел. Лицо было без повреждений, не считая легкой ссадины на правой скуле, скорее всего – след соприкосновения с асфальтом.

– Откуда ты такая? – не зная, что сказать, спросил я.

– Из Ногинска.

Новые вопросы не придумывались.

– Я пойду? – спросила она.

– Куда?

– Не знаю.

Эта дура поставила меня в тупик. Оставить ее одну на шоссе, без пальто или куртки, я не мог. Взять с собой? А что дальше? Я не уверен, могу ли за себя-то отвечать. Полный тупик.

Почему-то вспомнился рассказ Марины Ивановны о том, как шеф купил лошадь. Марина Ивановна, учившаяся с шефом на одном курсе и даже бывшая когда-то старостой его группы, мне с самого начала благоволила – может, потому, что на фирму меня привел Ивлиев, которого она уважала, – и иногда жаловалась на свою тяжелую судьбу. В частности, как сложно ей оберегать фирму от дурацких поступков ее руководителя.

Шеф встретил лошадь на пути из Владимира в Москву. Он ехал на «Ауди», а она – на грузовике. Он – с рекламного семинара на очередную тусовку, она – с конефермы на бойню. По возрасту. Они встретились, посмотрели друг другу в глаза, и остаток дня шеф потратил на то, чтобы выкупить эту лошадь, довезти ее до столицы и устроить в измайловскую конюшню. Обошлась старушка недешево, кататься на ней нельзя по причине ветхости, но я почему-то в этом вопросе больше сочувствовал шефу, чем Марине Ивановне. Бывает иногда так, что вдруг пробьет: не только лошадь – слона купишь. Просто делаешь не то, что надо, а то, без чего нельзя.

Я уже понял, что передо мной стояла моя личная Лошадь – бросить ее на дороге было выше моих сил.

– Садись в машину, – сказал я.

– Нет, – мотнула она головой.

Я вдруг сообразил, что она меня боится. Даже смешно стало. Под колеса – можно, а с незнакомым парнем в машину – нет.

– Ты меня не возбуждаешь, – честно, хотя и грубовато признался я. – Можешь быть спокойна. Довезу до города, пойдешь куда захочешь.

Она открыла заднюю дверцу и, как птичка, пристроилась в уголке.

Я включил печку на полную мощность, и мы поехали дальше. Время от времени я бросал на нее взгляд в зеркальце: она, похоже, согрелась и заснула.

Въехав в город, тормознул у первой же станции метрополитена.

– Просыпайся, красавица!

Девица дрыхла без задних ног.

– Просыпайся! – Я был серьезно намерен высадить ее у метро, там хоть не замерзнет насмерть. Пусть ею милиция занимается. Или бюро находок.

Дама не отвечала. Я присмотрелся попристальнее. Она не шевелилась. Господи! У меня аж волосы встали дыбом! Я бросился к задней дверце, открыл ее снаружи, и она кулем – точнее, кулечком – выпала прямо мне в руки. Живая! Но горячая до такой степени, что спичку не приложишь – вспыхнет! И дыхание лихорадочное.

Вот же напасть на мою голову! Я быстро развернулся и повез ее к себе.

3. Береславский

Москва

Рекламный фестиваль – это меньше всего соревнование. Да, конечно, на суд многочисленных жюри (как правило, для каждой номинации – свой состав) выставлены сотни видео– и радиороликов, образцов печатной и наружной рекламы, но прежде всего фестиваль – это праздник для самих рекламистов и их самая большая в году тусовка.

Ефим целый час пробивался через заснеженную Москву на Красную Пресню. Очередной неожиданный для дорожников снегопад сделал поездку нескучной, и к Центру международной торговли, где проходило мероприятие, он прикатил слегка взвинченный. Но предвкушение хорошего вечера быстро поменяло его настроение. Береславский с удовольствием въехал внутрь ограды, припарковавшись прямо рядом со статуей одноногого Меркурия:[1] года три-четыре назад он не мог себе этого позволить и оставлял машину далеко в переулках, потому что парковку поближе ко входу найти было непросто. Теперь же, несмотря на то что «Беор» пока так и не стал финансовым монстром, десятка баксов за стоянку находилась всегда.

У подъезда уже начинали кучковаться авто отечественных представителей рекламного рынка. Неплохие, прямо скажем, авто: вон новый «Лексус» парня, специализирующегося на паблик рилейшнз и фандрайзинге[2] (несколько лет назад – подающий надежды архитектор, с большим количеством мозгов, но вовсе без денег), вон «Сааб» талантливого копирайтера, чьи рекламные истории – редкий случай! – с удовольствием смотрела вся страна (МГУ – КВН – реклама: типичный путь отечественного рекламиста первого призыва), вон «Ауди-А8» совсем молодого парня, сделавшего себя и свое предприятие буквально за три года. А также большое количество «Мерседесов», «Тойот», «Субару» и прочих представителей вызывающих уважение четырехколесных. Отдельной песней стоял «Порше» одного из зачинателей рекламного бизнеса.