Елена Съянова - Гитлер_директория Страница 6

Удивительное дело — энергичные, озлобленные фронтовики, вроде Рудольфа Гесса, еще год назад постоянно теребившие мастеров «Туле», требовавшие активных действий, по мере того как Гитлер набирал в партии вес, как будто успокаивались.

«Суета с драками, битьем окон, всякими выходками, даже политические покушения и убийства — это удел маленьких партий, которым необходимо иногда пошуметь, чтобы о них вспомнили, — презрительно заявил на одном из собраний Гесс — Все они на выдохе, мы же только набираем воздуху. Мы, нацисты, надвинемся на Германию, как грозовая туча, прошитая молниями, или, порвав цепи, взлетим и, подобно священному орлу Вотана подняв своими крыльями ледяной ветер, замедлим вращение мира».

Фон Зеботтендорф, иногда посещавший собрания НСДАП, поражался: как быстро эта партия, едва высунувшись из «кармана» «Туле», заговорила на собственный, высокопарно-истерический лад, который, как оказалось, очень нравится туповатым, необразованным, полуголодным парням, валом валившим в ее ряды. И все же он посоветовал Гессу не жонглировать дорогими сердцу символами перед теми, кто в них ничего не смыслит. «Я только повторил слова фюрера», — отвечал на это Гесс. «Кого?! — снова поразился фон Зеботтендорф. — Как ты его назвал, мой мальчик?!» Выражение лица магистра было при этом таким веселым, что Гесс только сердито поджал тонкие губы. А фон Зеботтендорф вспомнил, что недавно сказал ему о своем любимом ученике Хаусхофер: «У Рудольфа совсем нет личного честолюбия; все оно направлено на Германию. Этот Гитлер раньше нас с тобой это понял, потому и вцепился в него зубами и когтями».

«Этот» Гитлер вообще оказался довольно шустрым. Например, пока мастера «Туле» еще только неторопливо и тщательно разрабатывали для партии ее символику, перебирали варианты и вальяжно спорили, «этот» Гитлер уже все решил. На одном из заседаний руководства партии фон Зеботтендорф стал свидетелем занимательного спектакля.

В пивной «Хофбройкеллер» был небольшой зал, который хозяин предоставлял в распоряжение герра Гитлера и его друзей. Вот в нем они и собрались, формально — для отчета управляющего делами партии Макса Амана, чьим авторитетом Гитлер хотел продавить в соредакторы партийной газеты «Народный обозреватель» Альфреда Розенберга, которого ее редактор Эккарт ни в грош не ставил. Пока препирались по этому поводу, фон Зеботтендорф обратил внимание на сидящего рядом мальчика лет двадцати: на цыплячьей шейке крысиная мордочка с усишками, близоруко щурится, на ногте безымянного пальца левой руки, согласно нацистской моде, пивная руна науд. Его привел Гесс и, кажется, даже представил в качестве кандидатуры знаменосца Штурмового отряда, но магистр имени не запомнил. Этот юнец делал доклад о природе символизма, что-то бубнил по бумажке о смысле трех основных цветов — красного, белого и черного, пока присутствующие остывали после ругани о соредакторах. И внезапно, точно фокусник из ниоткуда, выдернул и развернул красное полотнище с огромным белым кругом посередине и черной свастикой внутри, обрамленной четырьмя венками из дубовых листьев. В углах знамени сидело по орлу в разных позах, и у каждого в когтях по белой свастике. Эрнст Рем, крестный отец штурмовиков, выдохнул шумно, как бык, и приосанился: знамя ему понравилось.

— Личный штандарт Адольфа Гитлера! — тоненько выкрикнул мальчишка и ловко расстелил его, как скатерть, на длинном столе, за которым они все сидели.

Рем вытаращил глаза и побагровел. Встал Гесс и заявил, что фюрер должен иметь лейбвахе, личную охрану, которой требуется лейбштандарт, в котором должны содержаться все главные символы, а для штурмовиков с их более узкой задачей тоже есть вариант, и «наш товарищ Гиммлер сейчас его представит». Мальчик с усишками, пряча от Рема глаза, вытащил «вариант» — продолговатый черный треугольник с черепом и костями. Рем вскочил и, пыхтя от возмущения, схватил предполагаемого знаменосца за шиворот и вытолкал за дверь. Потом он ринулся к Гитлеру, но дорогу ему преградил Гесс. Такое уже случалось.

Если бы Гитлер и Рем хотя бы раз сошлись лоб в лоб, то снесли бы друг другу черепа, но между ними всегда вставал Гесс, и оба отступали, на шаг. И теперь, поорав, обменявшись обвинениями в стремлении «все подмять под себя», в конце концов на чем-то поладили и дружно выпили.

Уходя вместе с Гессом и Гитлером, магистр снова увидел того парня, которого едва не побил Рем. Гиммлер невозмутимо стоял возле двери и как будто чего-то дожидался. Мимо него прошел Гитлер, слегка хлопнув по плечу. Гесс остановился и что-то сказал. Гиммлер, опустив глаза, четко, по-военному, кивнул.

— Я велел ему пока отсидеться у Штрассера, в Ландсхуте, — объяснил Гесс магистру уже в машине. — Потом я его верну. — И обернувшись к Гитлеру, кутавшемуся в плащ на заднем сиденье, добавил: — Клянусь моей верностью, Адольф, у тебя будет преторианская гвардия!

«Я не признаю ни этого правительства, ни этого государства! У меня есть моя родина, которую несколько государственных изменников трусливо предали в Кампьенском лесу. Государство, построенное на измене и предательстве, — незаконно. Это государство, именуемое Веймарской республикой, невзирая на все провозглашенные им свободы, должно быть уничтожено, Версальское правительство свергнуто, а изменники, купившие личную власть за немецкие земли, приобретенные ценою пота и крови наших предков и гения ее прежних правителей… эти подлые изменники должны быть осуждены и наказаны, как и следует наказывать за государственный грабеж и унижение нации, — смертью».

В этих словах Гитлера четко выражено то, что в начале двадцатых думало 99 процентов всех немцев. Похожие слова произносили лидеры все большего числа политических партий, и всякий раз — аудитория, будь то элитный охотничий клуб или толпа на площади — взрывалась аплодисментами.

Речь Гитлера, которую Гесс в «партийной хронике» приводит целиком, помечена 24 августа 1921 года. А 26 августа был убит Маттиас Эрцбергер, один из лидеров-центристов, тот, что в 1918 году подписал в Кампьене перемирие, положившее, по мнению националистов, начало процедуры большой государственной измены. Убит он был боевиками из группы «Консул», входившей в Германенорден.

А еще через день, 28 августа того же 21-го года, Германенорден оповестил (в частности через журнал «Хаммер») все свои тайные общества и политические организации об общем сборе для продления «черного списка предателей», в который войдут Эберт, Шейдеман, Ратенау, писатели и журналисты-республиканцы. Место и время этого сбора остались неизвестны. Но, похоже, мастера спешили, если судить хотя бы по тому, с какой скоростью было организовано другое событие, а именно — посвящение лидера НСДАП Адольфа Гитлера, который, не будучи посвящен, не мог присутствовать на съезде. А его присутствия желали. И магистр «Туле» вынужден был согласиться.

Уже 4 сентября Гесс в очередной хронике записал: «Трибун посвящен. Он делится впечатлениями». После точки — три креста, которые у Гесса всегда, начиная с писем родителям с фронта и до последнего письма из Шпандау в 1987 году, означали смех. Ниже — четыре рисунка зеленым карандашом, под ними подпись Гитлера, такая же, как на его ученических акварелях.

Первый рисунок представляет собой темный фон вокруг расплывчатой белой фигуры в длинном облачении, с повязкой на глазах и вытянутыми вперед и несколько вниз руками. Общий контур фигуры соответствует четвертой руне ас. Однако он противоречит сути первого этапа посвящения неофита, потому что руна ас помимо духовного посвящения и магической интуиции служит усилителем произносимой речи, а неофит на этом этапе вообще-то должен помалкивать.

Второй рисунок — та же фигура. Из ее слегка разведенных в стороны рук словно вырастают две руны зиг и уходят вниз, как молнии. То есть фигура выглядит как бы прикованной к подразумеваемой почве. Или подразумевается, что из почвы через руны поступает энергия?

Третий рисунок — классика жанра — над фигурой в балахоне два скрещенных меча.

Четвертый сначала кажется пятном грязи размером с три первых. Его лучше рассматривать через увеличительное стекло. На нем светлая фигура в балахоне идет по темному тоннелю, визуально несколько вверх, к свету в конце; над ней тонкий вогнутый свод; а выше — хаос: люди, пушки, орлы, пламя, стайки летящих копий, скрещенные мечи, дубы, на которых вместо птиц сидят танки, над дубами валькирии вперемешку с самолетами и еще какими-то летательными аппаратами, вроде летающих тарелок, и снова — пламя, люди, молнии, свастики, орлы и копья. Ключ к этому хаосу есть — это сама форма рисунка в виде неполной луны, упавшей а-ля Гербигер и вверх рогами: левый рог — это светлый конец тоннеля, по которому движется фигура, в правом, как жучок в щели, сидит руна дагаз, предпоследняя в футарке. Она похожа на латинскую букву икс, у которой связаны противоположные вертикальные концы. Руна дагаз толкуется, как высшая степень гармонии земного с небесным, а для посвященного — полное духовное перерождение и появление в новом облике.