Ирина Кудесова - Там, где хочешь Страница 6

— Телепортировался из Парижа в Новочебоксарск. О, глазам не верю. Есть место. Паркуемся. Прямо знак свыше.

— Ты веришь в знаки свыше?

— Нет.

23

А вот она верит. В знаки, в совпадения, в случайные встречи, в то, что мироздание разговаривает с тобой, а ты не слышишь — ну разверни трубочку ушей, ну поверь, что к тебе оно обращается, хлопает по плечу, как умеет, чем может, — ты ж не просто человечек, ты частичка его, клеточка, в которой живет радость. В каждом живет радость, только порой она засыпает, а то и впадает в кому… но пока она тут, мироздание улыбается тебе, ты ему интересен. Радость всегда интересна, потому что она живая. В тебе жизнь, и мир говорит с тобой. «Не ходи туда», — дождь льет как из ведра; «Простудишься, будешь сидеть дома, изводить горы носовых платков, не попадешь на выставку любимого художника», — в ботинках начинает хлюпать; «Не ходи, не ходи, вернись домой — уцелеешь», — машина обливает тебя водой из лужи, ты злишься и возвращаешься. Ты не пойдешь туда, куда идти незачем, где нет пищи для твоей радости. Но не о тебе заботится мироздание, а о себе, ему не нужна клеточка с сонной радостью.

А дома — опрокинутая котом ваза, выпавшие гвоздики. Ты зачарованно остановишься. Натянешь шерстяные носки, возьмешь альбом и примешься рисовать историю — как цветы искали свободы. Рисунок назовешь «Побег», черной тушью красные гвоздики, радость оживет в тебе, как хорошо, что ты не пошла на эту пустую вечеринку.

Мироздание хлопает тебя по плечу — ты оглядываешься: никого. Да здесь оно, просто самого главного глазами не увидишь, еще Лис сказал, ты же помнишь.

Конечно, можно не верить в знаки, ни во что не верить. Если так удобнее…

24

Марина забралась на широкий каменный парапет. Башня теплым таким светом залита.

— Смотри, прожектор… на самой верхушке…

Белый луч бежит по темному небу. Корто провожает его взглядом:

— При хорошей погоде на восемьдесят километров бьет.

— А зачем?

— Надо ж переводить деньги налогоплательщиков.

Луч катится по небу назад. Красиво.

Молчание. Корто стоит совсем близко.

— А почему — Клелия?

Спросил наконец. Интерес проявил.

— Это героиня фильма «Верность», ее Софи Марсо играет… не смотрел?

— Нет. Ну и название… — Облокотился на парапет. — О чем там речь? Не иначе как о верности.

— Да.

— Ох уж эти сказки, ох уж эти сказочники…

Смешной, строит из себя разочарованного. Повернулась к нему, смотрели глаза в глаза. У него в очках две маленькие Эйфелевы башни отражались. Не отрывая взгляда, бросил насмешливо:

— Ну и кто там кому был верен?

25

На этот фильм ее отвел Витя, бывший муж. Шесть лет как разошлись, но раз в полгода он появлялся — на день рождения и на годовщину свадьбы. Цветы приносил. Мама называла это психбольницей (слово «дурдом» ей не нравится). И еще она говорила, что Вите «пора уняться». Витя уняться не мог по той простой причине, что был творческой личностью, художником, хоть и с маленькой буквы («Еще один на нашу голову!» — это мама). И ему, опять же по маминому выражению, требовалось «выпендриваться». Он и на развод с цветами явился. Психбольница!

На самом деле у Вити с головой было все в порядке, просто мама не знала. Так вышло, что после четырех лет брака с Мариной он увлекся художницей-абстракционисткой (пятна). Милена покорила слабохарактерного Виктора своей «экспрессией». Процесс живописания проходил впечатляюще: сперва Милена медитировала перед холстом, а следом набрасывалась на него, как голодный кот на сосиску, и начинала тыкать кистями.

Пока Милена тыкала, а Витя развешивал слюни, Марина томилась по одному поганцу, отчаянно мучаясь — признаться… не признаться: сперва поганцу, в то время герою, а затем и Вите. И покончить с законным сексом.

Витя повинился первым, Марина вздохнула свободно и ужасно обиделась. Все-таки неприятно. Про героя-поганца не проговорилась, но не потому что просчитала цветочную выгоду на будущие годы, а просто не сказала, и всё. Да и говорить-то было нечего. После Витиного бегства она провела с героем ночь любви и поняла, что иногда лучше фантазировать. Потому что фантазией ее бог не обделил.

Витя вскорости вернулся, какой-то сдувшийся, в пятнах (самое время на это указать). Поговорили и остались друзьями. Но чувство вины продолжало гнать Виктора в цветочную лавку.

В тот раз он цветов не принес, но позвал в кино. Сказал — фильм новый вышел, французский — «про тебя». Марине нравилась Софи Марсо.

26

Когда два года без подружки, начинаешь заводиться от всякой ерунды. Смотрели глаза в глаза, у нее за спиной башня начала перемигиваться — не попробовать ли?.. Ну не захочет — и ладно. По ней не поймешь, глазки черные, омут. Да еще очки мешают — один раз уже приключился несчастный случай, когда с гречанкой на похожем парапете миловались. Улетели очочки в пропасть, только стеклами сверкнули. Леший с ними, приятно тогда было с Марго расплатиться, хоть и с опозданием. Предпочел бы это сделать с итальянкой, для полного равновесия, но не попалась итальянка.

Романтическое со-созерцание затянулось, надо действовать, а тут не поймешь, что к чему.

— Героиня, Клелия, выходит замуж за хорошего человека, из приличной семьи. Он ее старше. Она его… уважает. И однажды она встречает молодого обормота, влюбляется…

— И наставляет рога хорошему человеку.

Свесила ноги с парапета, прикусила улыбку:

— Нет.

27

С Марго закончилось банально. Она отучилась, уехала в Америку. Звонил ей, прикидывали — когда съезжаться и брачеваться. Время шло. Звонки стали реже. Потом прекратились. Денис перебрался из Бордо в Париж.

В Париже появилась другая американка — Сью. Не нравились Денису француженки.

Сью занималась менеджментом, покупала себе сумочки по цене… по чудовищной цене. Проходя мимо витрины на пляс де Вож, останавливалась и задумчиво глядела на золотой браслет. И Денис, не придумавший ничего лучше как биологию в лицее преподавать, со своей зарплатой учителя «чувствовал себя мужчиной». Нет, от ложной идеи «мужик платит» он давно и легко отказался, проживаючи в стране равных возможностей, но все равно было не по себе.

Сью жила в Лондоне, променяв на него Нью-Йорк. Ездили друг к другу.

У Сью была квартира на последнем этаже с видом на крыши. Денис любил устроиться на балконе ввечеру, заткнуть уши джазом, смотреть на закат. Очень красивые закаты у Сью за окном дефилировали.

Свободное от менеджеровских трудов время Сью проводила в приятных компаниях. Денису они приятными не казались — в трубку гаркали определенно мужеским голосом: “Yes!” На просьбу позвать Сью следовало любопытствующее: “Who are you?” — там были явно навеселе. Затем трубка орала в пустоту: “Su-u-ue! It’s your Russian! — и снисходительно продолжала: — How are you, Denis? I’m her friend… just a friend, don’t worry!”

В дружбу между полами Денис не верил. Тем более в пьяную дружбу. Но со Сью, когда она не скандалила, не капризничала и не пила, было мило. К тому же с ней удавалось путешествовать. За себя Денис еще мог платить, но двоих — будь с ним студенточка типа Марго — не потянул бы. Правда, со Сью другая проблема была — не хотела она ни про кемпинги ничего слышать, ни про дешевые отели.

После недели на пляже во Флориде махнули в ее родной Нью-Йорк.

Оттуда Денис позвонил Марго — спустя три года после распоследнего поцелуя в парижском аэропорту Шарль де Голль. Марго села в машину и приехала из своего бостонского пригорода.

28

— Про тебя фильм, — повторил Витя, толкнув дверь в кинозал. И когда сели: — Ты как эта Клелия. Любишь не тех. И ты не с теми, кого любишь. И верна не тем.

В зале никого — будний день.

— Ты был не тем?

— Тем. Но ты мне верна не была.

Ничего себе заявление.

— Что ты мелешь.

Витя оживился, заерзал.

— Помнишь, когда мы последний раз сексом занимались?

Марина пожала плечом:

— Лет шесть назад.

Витя огляделся и понизил голос:

— Ничего ты не помнишь. Это было утро. Ты смотрела в сторону, в окно. На занавеску.

— И что?

— А то, что у тебя на лбу всё было написано.

Марина сделала страшные глаза:

— Что — всё?

Виктор кинул косой взгляд на лысого, усевшегося прямо перед ними.

— Не хотелось тебе со мной.

— Это измена?

Виктор не отвечал. Лысый достал мобильный, начал тыкать в кнопки. Марина подумала, что незачем было идти сюда. Виктор опять покосился на лысого:

— А про того, другого, я знал.

Интересно откуда.

— У нас ничего не было — пока ты к Милене Пятнистой не ушел.

— Было.