Маруся Климова - Домик в Буа-Коломб Страница 6

Костя запомнил катин дом и подъезд, потому что неделю назад, на второй день после приезда в Париж, он уже приходил сюда на Бобур вместе с Марусей. Костя тогда был очень возбужден, они выпили много красного вина, а потом Катя повела их в кафе. У Кости же внезапно начался приступ блевотины, наверное, потому, что перед этим по настоянию Маруси он принял галоперидол, а психотропные средства обычно нельзя совмещать со спиртным. Приступ начался как раз в тот момент, когда они зашли в комфортабельное кафе и сели на красный бархатный диванчик, на который Костя и начал вдруг блевать, официант хотел было что-то сказать, выразить недовольство, но Катя сунула ему в руку несколько монет по десять франков, и он заткнулся.

Потом они переходили из одного кафе в другое, Катя говорила, что это называется «Grand tour royale», и что так обычно делают французы, когда происходит большая гулянка. Костя же, желая показать Кате чудеса ловкости и героизма, переходя улицу, буквально бросался под колеса машин, которые шли нескончаемым потоком, и Маруся всерьез начала опасаться, что его в конце концов задавят, но машины обычно притормаживали, и Костя проходил перед ними демонстративно медленным шагом с насмешливой и гордой улыбкой на губах, а Катя аплодировала. Особенно Катя была довольна тем, что он заблевал все кругом.

— Правильно, молодец, только такие чувства и может вызывать этот город. Давай еще, молодец, — подбадривала она его. Посетители за соседними столиками в кафе смотрели на них в ужасе, а блевотина все продолжалась и продолжалась, казалось, ей не будет конца, но Катя была в восторге и все твердила:

— Молодец, хорошо, так их, так…

А потом, когда они вернулись к ней в квартиру на Бобур, в гости сразу же притащилась катина безумная соседка. Костя пытался поцеловать ее мокрым от блевотины ртом, а она взвизгнула, тогда Костя ударил ее по башке, а она начала визжать и орать, и даже, правда с некоторым опозданием, театрально грохнулась на пол, Костя тоже повалился на кровать и не мог встать, он лежал и без остановки хрипел:

— Уберите эту женщину!

Соседка вскоре ушла, а Катя задумчиво посмотрела на Костю и внезапно сказала с отвращением:

— Да, все хорошо, конечно, но ведь нельзя столько блевотины в первый же день — это ни на что не похоже, должен же быть предел, — и раздраженно передернула плечами. Маруся удивилась, потому что буквально за полчаса перед этим она, казалось, совершенно искренне восхищалась костиным поведением.

У Пьера не было времени, он работал у одного своего знакомого актера-кукловода, который тоже был из белых русских, звали его Коля Уткин, хотя по-русски он не говорил ни слова, а куклам вообще не надо уметь говорить, они говорят всем своим телом. У актера был свой дом, который стал проваливаться из-за того, что у него не было фундамента. Правда, он и купил его по дешевке, но все же он не рассчитывал, что это произойдет так скоро. Актер играл все время в одном и том же спектакле, где вместе с людьми использовались огромные куклы-марионетки. Он был лысый, с гнилыми зубами и улыбался сладкой улыбкой. Пьеру он платил очень мало, а иногда и вообще ничего не платил. Коля жил с приземистой кудрявой женщиной Фредерикой, которая была лет на десять старше его и курила травку. Точнее, травку они курили вместе.

Во время работы Пьер часто рассказывал Коле разные истории. Например, он внезапно вспомнил своего друга, его жена стала ужасно толстая, просто жутко разжирела, и друг начал ей изменять, он гулял направо и налево, и жена, разозлившись, однажды ночью взяла его вставную челюсть и бросила ее в камин, челюсть сгорела. Только так и удалось ей сохранить семью, потому что друг без челюсти не мог идти на свидание. Коля Уткин делал страшные глаза и ужасался, а потом хохотал.

Хотя Уткины и были из белых русских, они никогда не были в России, они ее ненавидели, потому что ненавидели коммунистов. Иногда они спрашивали у Пьера, как там, в России, а он им рассказывал, что в Петербурге всюду говно, оно капает со стен и течет с неба, а если начинаешь рыть яму и берешь лопату — то рраз! — говно брызжет тебе прямо в рожу. Какой кошмар, все воняет, еще хуже, чем в Париже! Уткины начинали громко ржать. Пьер продолжал, уже переходя на Францию:

— В Сене плавает дохлая рыба кверху брюхом, ее много, а правительство обещало, что в 21 веке все будут жить в полной чистоте. Но вообще-то, что такое чистота? — В одной философской книге Пьер прочитал, что никакой разницы нет, что грязь, что чистота, — один хрен! Поэтому Пьер никогда не стирал одежду, он стирал только простыни. Почему — понять было невозможно, но он никогда не думал на эту тему.

В первый раз, когда Маруся пришла к Уткиным, ей показалось, что Фредерика после сильного перепоя. Она смотрела на Марусю странным пристальным взглядом и постоянно громко смеялась, обнажая большие желтые лошадиные зубы, и только потом Маруся поняла, что она просто обкурилась гашиша. Они с Колей все время курили гашиш, покупая его у одного знакомого негра, маленький кусочек величиной с орех стоил двести франков, поэтому им приходилось на всем экономить. В тот раз у них в гостях была еще колина старая знакомая, которая раньше работала вместе с ним в театре, знакомая была очень худая, лицом походила на индианку, на ней были веревочные сандалии, такая же сумка, и одета она была в рубаху из грубого холста. Она, как и Фредерика, постоянно смеялась визгливым смехом. А когда Коля сказал ей, что Маруся из России, стала почему-то по-английски говорить, что на Западе все прогнило и все дерьмо, и что красивые витрины дорогих магазинов только раздражают людей, которые ничего не могут купить, она считала, что Ленин был прав, и вообще, оказалась прокоммунистических убеждений. Закончив свою речь, она свернула себе косяк и с жадностью затянулась.

Фредерика же все время повторяла:

— А вы были в Италии? Ах, в Италии все так ку-у-ультурно! Так ку-у-ультурно! — и лукаво смотрела на Марусю. Маруся спросила ее:

— А в России вы были?

И Фредерика ответила:

— Нет!

— Так приезжайте к нам в гости, — пригласила Маруся.

— А что я там забыла? — ответила Фредерика и внезапно громко заржала. Потом они покурили гашиша и Маруся тоже, хотя ей было неловко потреблять такой дорогостоящий продукт, к тому же гашиш особого эффекта на нее не произвел, и тем более не стоило его переводить. Впредь она решила отказываться. Потом она приходила к Коле вместе с Костей, а когда Костя уехал из Парижа в Россию — еще пару раз, одна.

У Коли еще были братья Серж и Жан, причем Серж, по словам Пьера, в молодости был очень красив, настоящий «эфеб», и Пьер даже чувствовал, что он в него влюблен. Но Пьер стыдился своих тайных гомосексуальных наклонностей и все время повторял:

— Трахать кого-нибудь в задницу! Какая гадость!

К тому же, в последнее время Серж очень растолстел, подурнел, стал сильно пить, Коля говорил, что «все это из-за несчастной любви».

Костя какое-то время постоял у дверей катиного подъезда, пытаясь угадать код, но, к счастью, двери открылись, оттуда вышел человек и пропустил Костю внутрь. Костя зашел, озираясь по сторонам, стал подниматься вверх… Вот, на дверях написана ее фамилия! Дверь открыла сама Катя, она была накрашена и одета в красивое красное платье. Плащ на Косте был в нескольких местах разорван, руки ободраны до крови, на щеке была размазана грязь.

— Что так долго, — почему-то сказала она и посмотрела на него, загадочно улыбаясь. Костя уверенно прошел в комнату. Там уже был накрыт стол, за которым сидела Агафья — ее он сразу узнал, мужик в очках (его он тоже как-то видел у Кати), и еще несколько незнакомых мужиков с бородами.

Все присутствующие так увлеклись беседой, что почти не обратили внимания на появление нового гостя. Катя сидела во главе стола и подливала всем вино. «Вот оно, это собрание состоялось специально ради него. Именно он спасет Россию, собравшиеся здесь пойдут на Дон и поднимут казачество», — от вида накрытого стола и большого скопления людей мысль у Кости заработала с утроенной силой. Костя опять вспомнил, что он был не только Кот, но и Капитан русской флотилии, совершивший высадку в Крыму, под Перекопом.

— Да, представляете себе, ведь Россию можем спасти только мы, — авторитетно рассуждал огромный мужик с всклокоченной седой бородой, обводя всех сидящих за столом воспаленным взглядом из-под очков, — интеллигенция, — последнего слова Костя явно не расслышал, такое сильное волнение произвело в его мозгу начало фразы. — Мы должны чувствовать ответственность перед своей страной, ее народом, традициями, культурой, — продолжал оратор, поправляя очки.

— Конечно, я совершенно с вами согласна, Иван, — громко и значительно проговорила Катя, при этом даже слегка привстав со стула и подливая себе вина, — Я всегда думала об этом. Но нельзя забывать о вере, хотя Лиотар понимал традиции несколько иначе, чем Вы!..