Vincent Killpastor - Школа Стукачей Страница 6

В зазеркалье, как я вам уже говорил, путешествие именуется громким словом — этап.

Этап — этакое многозначительное и высокопарное слово, так что просто стыдно волноваться по пустякам.

Например — что твой воронок уедет без тебя или вовремя не подадут конвой. Слово этап просит себе высокую пару — этап жизни, этап истории, этап развития.

Увы, теперь это вызывает у меня только одну ассоциацию — собаки, менты, узбекский язык. Жизненный опыт сузил и поменял некоторые размытые до этого дефиниции.

Говоря о словарном запасе языка, грех не отметить, что в солнцеподобную эпоху правления президента Каримова в языки тюркских племён прочно вошли три слова: «сникерс, этап и столыпин».

В каждой узбекской семье безоговорочно полюбили сникерс, а один из членов обязательно либо путешествовал по этапу, либо лично конвоировал путешественников в столыпине.

Конечно, не в каждой узбекской семье знают, что Пётр Аркадьевич Столыпин — фамилия царского премьер-министра. Большинство простых узбеков заблуждаются, наивно полагая, что столыпин это просто тип вагона ЖЭДЭ, как, например, плацкартный или почтовый.

Вагоны для транспортировки ЗЭКА это маленький сувенир человечеству от Столыпина, а единственное что добавил к занятной штуковине доктор экономических наук Каримов — максимальную загрузку на квадратный метр полезной площади, благослови его милосердный Аллах. Все равно, он гуманнее, этот человечный человек, ведь злобный Сталин просто возил людей в теплушках.

Так что нас в обычно шестиместном купе сейчас едет всего двадцать семь человек. Хорошо ещё, что всем выходить на одной остановке.

Моё тело просто вынесут.

В остальном все как в нормальном поезде — стук колёс, запах шпал, приятное ощущение, что полка под тобой все время находится в движении.

Вместо проводников, правда, солдаты. Солдаты похожи на афганскую народную армию Наджибулы — худые дети в форме нового несуразного дизайна. Поэтому вместо положенного железнодорожного чая у наших проводников — опиум и гашиш. Так что, уверен, столыпин вам понравится.

Опытные зэки обожают этапы в столыпине. Анархия. Абсолютный паралич системы: с одной стороны зэки, в основном асоциальная прослойка, с другой стороны — солдаты нищей страны, которые сами завтра окажутся на скамье подсудимых. Загнанная в столыпины страна быстро адаптируется к новым реалиям.

Однако я еду этапом в первый раз и не участвую в событиях, а в основном наблюдаю. Неизвестность перед зоной не даёт мне расслабиться. Как там оно все сложиться? Страшно и представить.

Мой багаж — это срок в восемь лет усиленного режима, а что такое усиленный режим? Чем отличается от общего или строгого? Не думаю, что это режим питания.

Восемь лет. А вдруг я заболею туберкулёзом? Ох. Я, кажется, начинаю каяться в содеянном.

Соседей моих, однако, похоже, беспокоит совершенно другая проблема.

Им не даёт покоя вопрос кто же это такой едет в двух купе от нас.

Важный и богатый до безобразия.

«Нас здесь сколька — двадцать семь, правильна, а он втроем с матерью и сестрой — купил свиданку».

Некоторые утверждают, что это вор в законе. Едет на разборку в зону.

Большинство же склоняется к тому, что это просто богатый маслопуп.

Или как транслируют этот жаргонизм русской зоны осуждённые-узбеки — «маслопут».

Маслокрадами и маслопупами величают осуждённых за хозяйственные преступления или просто богатеньких. Деньги в зазеркалье огромная сила, брат.

Зазеркальная страна меньше чем реальный мир, сила денег там практически неограничена. Поэтому стороны заключают серьёзное денежное пари, ставки принимаются от ста узбекских рублей и выше.

За полтинник на разведку отправлен младший сержант внутренних войск Республики Узбекистан.

Он и расставляет точки над «i».

Это не вор в законе. Это «обиженный». Просто неприлично богатый, по мнению сержанта.

«Хоть с деньгами, а педераст!» — удовлетворённо думаю я: «и богатые тоже плачут».

Я засыпаю с лёгким сердцем. Всегда радует, что у кого-то положение ещё хуже, чем твоё собственное.

Кто бы тогда мог предположить, что «петух» в соседнем купе был ни кто иной, как мой давешний знакомец, приговорённый к вышаку солист узбекского балета — Алишер.

Переход из жилой зоны на промку — каких-то метров двести, это тоже этап. Тут уже совсем другая жизнь. Заграница.

В зоне сейчас четыре тысячи душ. Из них на промку выходят всего девятьсот. Выездные. Не склонные к побегу. Счастливчики.

Промка раз в пять больше чем жилая. Заводские цеха. Простор.

Глушь. Декорации «Сталкера» Тарковского. Или «Джентльменов Удачи».

Почти у каждого из девятисот — отдельный уголок, где можно вздремнуть, приготовить жратву, спокойно подрочить или написать домой письмо.

Плюс отоварка в зоновском ларьке — жестокие польские сигаретки Кракус, само название которых предупреждает о возможных последствиях в виде кракуса лёгких, и залежалое андижанское печенье Байрам, в переводе «праздник».

А самое главное — в каждом цеху своя душевая с горячей водой, а в некоторых парные с настоящей каменкой! Хотя можно и без каменки — пар важный элемент галоше творения. Он тут везде. Готовить можно без машки. На змеиных изгибах паромагистралей. Были бы продукты.

А на жилой? Пропускная способность бани — человек триста в день. Открыта три раза в неделю. Горячая вода — только когда комиссия приедет из Ташкента.

Поэтому у многих на жилой в трусах заводятся маленькие, но настырные бельевые вши. Особенно зимой, когда одеваешься в стиле «капуста».

Ещё одна черта, делающая промку похожей на заграницу — «движение».

Движение — это значит на промку заходят недовольные своей зарплатой вольнонаёмные рабочие. Они готовы поставить «на движение» родную мать. Движение — это жизнь. Основа зэковской экономики.

Движение — это сигареты, чай, шмотье, наркота в обмен на калиш.

Потом это все становится элементом товарообмена на жилой.

Товар-калоши-товар. Формула папского экономического чуда. Процветание на резиновом ходу.

У работников промки не только нет вшей, но ещё и более сытая, обеспеченная по зоновским масштабам жизнь. Галошные короли. Резиновые магнаты.

Я теперь один из них. Человек с фанерным чемоданом.

Посчитал с замиранием сердца свои картишки, трое сбоку — ваших нет, вроде все пучком. Все тузы в колоде.

Обойдётся сегодня без торжественной порки. Уже неплохо. Уже очень неплохо.

Пошаркал в свой офис. Да-с.

У меня и кабинетик свой есть! «Инженер по ТБ» называется. Есть такой отдел, а как же!

Сам-то хозяин кабинетика, Джавлон Суюнович, человек старой формации. Ему на вид лет шестьдесят- шестьдесят пять, и сразу видно, что всю жизнь прожил в СССР, а не в том, во что это превратилось сейчас.

Он говорит по-русски без малейшего акцента, видел Курскую дугу не только в кино, и всегда заступится, если видит, что менты измываются над зэком. Как и всякий человек старой формации, он ворует галоши, не краснея. Джавлон Суюныч появляется на посту два раза в месяц — в аванс и в получку. В остальные дни заскакивает только на двадцатиминутный «обход». Результаты обхода — плов и не вяжущий лыка к вечеру Суюныч.

Зачем зэкам техника безопасности? Сдох, списали, завтра этапом пригонят новых гангстеров. Сажательная машина инженера Каримова работает без сбоев. Сам отец нации обещал к началу нового тысячелетия показать по телевизору последнего вора в законе. Если вдуматься в семантику фразы — последний, он же и первый вор в законе, так сказать альфа и омега, это сам избранный народом президент республики. Вор в законе.

Отсидеть в Узбекистане сейчас такой же почти положняк, как раньше — отслужить в армии.

Не сидел — значит не мужик. Официоз всячески выдавливает из нового узбекского языка все слова, намекающие на позорные годы, прожитые в российской империи. Узбекскими учеными-филологами подбираются слова заменяющие чуждые термины «картошка» и «стиральная машинка». Но со стороны зазеркалья в узбекский вливается целый поток блатной русской фени, которую, правда, все чаще слышишь и с официальных российских телеканалов.

Старая формация оживила языки народов терминологией Маркса и Фейербаха. Новая формация подарила ему феню и братков.

Я лично расшифровываю ТБ, как ТуберКулёз. Здесь, в зоне, его хватает. Махорка, испарения лака и жидкая баланда делают своё дело.

Дочь Джавлон Суюныча — Рахбарой и сын — надзор Гани, по кличке Ганс, тоже работают в зоне. Калиш кормит всю их семью и весь посёлок. Адидас отдыхает. Зона это градообразующее предприятие посёлка Уйгурсай, галошной столицы Узбекистана.

Теперь целый день, до самого съёма с работы, когда я сделаю ещё одну перекличку, могу делать что хочу. Ну, то есть — почти. Передвигаться по промке очень легко — здесь почти нет патрулей, а менты все заняты делом, в основном мелким хищением галош. Если в жилой при переходе из пункта А в пункт Б, вас непременно остановят и обшмонают, на промке шмонать можно самих ментов. Все заняты своим делом.