Джеймс Олдридж - Горы и оружие Страница 6

— Ну-ка, угадай, кто она такая? — сказала Кэти мужу.

Девчушка подняла на него взгляд. Мак-Грегор увидел быстрые, смелые курдские глаза, нежный и упрямый рот курдской девушки-невесты.

— Чей-то алый возлюбленный розы бутон, — сказал Мак-Грегор шутливо по-курдски.

— Это же Кула — дочь Саки.

Кула расправила плечи, гордо выпятила грудь, чтобы показать, что она уже взрослая девушка. Мак-Грегор сделал изумленное лицо; он и впрямь был удивлен. Саки, отца ее, обвиненного в возбуждении беспорядков среди землекопов нефтяной компании, застрелил в 1958 году британский агент тут же, у подъезда управления юстиции в Мехабаде. Двумя месяцами позже умерла ее мать, и пятилетнюю Кулу привезли среди зимы в Тегеран к Мак-Грегорам, закутанную в овчину. У девочки была желтуха, и Кэти поместила ее в русскую больницу, присмотрела за ее лечением и за тем, чтобы она благополучно вернулась в горы, к своим равузским дядьям. Кула приходилась Затко племянницей.

— Что, забыла уже английский? — сказал Мак-Грегор.

Кула фыркнула и, откинув голову, засмеялась громко и задорно, как и надлежит неробкой курдской девушке. Затем сказала Мак-Грегору по-курдски:

— Я поздоровалась с тетей по-английски. А она мне по-курдски в ответ: «Я разучилась понимать твой курдский говор».

Двое курдских ребятишек, уцепившихся за платье Кэти грязными пальцами, тоже засмеялись, и Мак-Грегор, любуясь женой, подивился тому, как все дети тотчас норовят ухватиться за ее подол. Кэти не сторонится брезгливо общения, ее не пугает самый неприглядный вид, и они, должно быть, чувствуют это и спокойно доверяются ей.

— Не проси у ханум сластей, — сказал Мак-Грегор шестилетнему мальчугану, тянувшему к Кэти руку.

— Но у нее ж полны карманы, — горячо возразил тот.

— А просить все-таки не надо, — сказал Мак-Грегор. — Ты им конфеты давала? — спросил он Кэти.

— Давала. Они тут в горных селениях в глаза не видят сахара.

— Этот чертенок опять просит, и если взрослые услышат, ему попадет.

— Ах, вздор какой, — сказала Кэти. — Он ведь не попрошайничает.

— Курду не пристало тянуть руку, — сказал Мак-Грегор.

— Твои высоконравственные нормы вечно идут вразрез с людской природой, — сказала Кэти, порылась в кармане и дала малышу конфету. Опять завертела ручку швейной машины, и Мак-Грегор, не отвлекаясь уже детьми, сообщил ей по-английски, что курды решили создать республику и замышляют восстать одновременно в Турции, Иране и, возможно, в Ираке.

— Замышляют — когда? — отозвалась недоверчиво Кэти.

— Этого они не захотели мне сказать.

— И немудрено. Они сами не знают. Золотые мечты и фантазии. Фантазии. Фантазии, — повторяла она, вертя ручку.

— Понятно, что дело пока еще отдаленное, — согласился Мак-Грегор. — Но они решили начать подготовку уже сейчас и на этот раз, возможно, добьются успеха.

— А чего они хотят от тебя?

— Еще не сказали.

— И догадываюсь почему, — насмешливо проговорила Кэти. — Они хотят, чтобы ты сперва поклялся могилой родной матери, что ты заодно с ними.

— Ты угадала.

— Но ты ведь еще не дал им клятвы?

— Нет.

— И не давай.

— Стоп! — сказала Кула, и Кэти остановилась и снова завертела ручку, когда Кула сказала: — Чик-чик!

Продолжать разговор под стрекот швейной машины Мак-Грегор не захотел.

— Тетя скоро вернется, — сказал он Куле и пошел с Кэти по берегу, а дети — за ней и убежали, лишь когда он кликнул одну из женщин, которые стирали, колотя одежду в скудно текущей речной воде. Твердо держа Кэти под руку, он повел ее через деревню. Не все курды собрались в амбаре, было их в избытке и здесь — своих и приезжих, греющихся на горном солнце (и тут же рядом винтовка) или присевших на корточки над частями и обломками моторов и шасси. Курды попивали чай, посмеивались, окруженные тощими, в навозных струпьях, собаками древней гончей породы. С десяток горцев сидело на плоской земляной крыше овчарни вокруг 80-миллиметрового миномета, глядевшего широким дулом вверх, в пустоту.

Когда деревня осталась позади, Мак-Грегор сказал:

— Тут возникает новый фактор, который изменит для курдов всю ситуацию.

— Они вечно возникают, эти «факторы», — сказала Кэти. — В особенности у тебя. Ты их изобретаешь.

— Уж этого-то фактора я не изобретал.

— Посмотрим еще, убедителен ли твой фактор.

— Все крупные государства-нефтепотребители не сегодня-завтра воспылают интересом к курдским горам.

— Отчего бы вдруг?

— ИННК уже порядочное время бурит здесь скважины, и мы открыли два весьма значительных месторождения. Во-первых, чрезвычайно богатую нефтяную залежь, которая тянется, вероятно, миль на сорок под этими горами, как раз на курдском пограничье с Турцией, Ираком и Ираном.

— Но ведь ты и прежде об этом знал.

— Я только предполагал. Теперь же мы подтвердили бурением.

— Так. А во-вторых?

— Вторая находка даже важнее первой. Это обширное месторождение природного газа, ряд протяженных резервуаров, сообщающихcя друг с другом на глубине примерно полутора тысяч метров, — иными словами, добыча не будет сопряжена с особыми трудностями.

— А кто захочет возиться с природным газом в этих горах?

— Через десяток лет миру грозит повальная нехватка углеводородов, так что за эти места неизбежна такая же драка, какая идет теперь повсюду, где разведаны новые запасы.

— А курдам известно об этих месторождениях? — спросила Кэти.

— Думаю, что да. Во всяком случае, известно, что я являюсь лицом, ответственным за проводимую здесь геологоразведку, и что теперь ИННК шлет меня сюда почти что каждый месяц. Курды следят за ходом нашего бурения.

— Но разве эти горы не относятся к зоне, где добычу нефти ведет сам Иран, не предоставляя никому концессий? Как же смогут вмешаться иностранцы?

— К несчастью, — сказал Мак-Грегор, замедляя шаг, чтобы придать весомость своим словам, — месторождения выходят за границы Ирана. Так что стоит лишь Ирану приступить к добыче, и все тут же кинутся урывать себе кусок. И тогда начнется свалка с участием курдов, турок, иранцев, арабов, американцев, англичан и мало ли кого еще. Можешь представить, что ждет курдов, если они не сплотятся и не подготовятся заранее.

Резким ударом носка Кэти отбросила с дороги белый камешек. Поглядела неприязненно на голые горы.

— Тем более нечего тебе ввязываться, — сказала она. — Ты бессилен остановить ход событий.

— Я еще не ввязался, — ответил Мак-Грегор.

— Но ввяжешься — и опять попусту загубишь годы жизни. За помощь иранским азербайджанцам ты отделался домашним арестом. Теперь иранцы накажут тебя не в пример суровей, если снова уличат в участии.

— Тогда было иное дело. И ты участвовала там не меньше моего.

— Тогда мы были молоды, — возразила она. — Теперь же постарели, и поздно тебе впутываться в курдскую затею, столь же безнадежную.

— Возможно, ты и права, — сказал он удрученно. — Возможно...

Они прошли уже половину каменистого подъема; помолчав, он сказал:

— Трудно стоять в стороне сложа руки, когда знаешь, что нависло впереди. Вмешательство иностранцев всегда чревато наихудшим. А они не преминут вмешаться. Они найдут способ разделить и обессилить курдов. Именно так всегда и получается.

Кэти остановилась, тяжело дыша.

— Будь прокляты эти горы! — сказала она с сердцем. — Все это горнокаменное идиотство!

Он подождал, пока она отдышится.

— А бывало, тебе в этих краях нравилось даже больше, чем мне, — мягко напомнил он.

— Теперь я их ненавижу. И притом ты всякий раз принимаешься здесь робройствовать.

В 1952 году у Мак-Грегора в лаборатории бывшей Англо-иранской компании случился взрыв, и Кэти читала потом ему, ослепшему на время, вслух предисловие Вальтера Скотта к «Роб Рою». Скотт описывает там, как горный клан Мак-Грегоров, к которому принадлежал Роб Рой, лишили свобод, земель и наследственных прав и даже запретили постановлением парламента носить родовое имя -Мак-Грегор.

— Я не робройствую, — возразил Мак-Грегор, хмурясь, хоть он уже привык не брать всерьез насмешек Кэти. — Просто я считаю, что курды окажутся в безвыходном положении, если не станут действовать.

— Да знаю же я. Знаю! — вырвалось у нее.

И Мак-Грегор поспешил истолковать это как выражение согласия на его помощь курдам. Согласия неохотного, но и на том спасибо. Молча, рука об руку, они стали спускаться назад к сланцевым косогорам, как вдруг услышали два выстрела. Затем донесся чей-то крик: «Кузан! Кузан!» («Убийца! Убийца!»)

И почти тотчас они увидели, как в небо над деревней ворвался реактивный, серо-защитной окраски самолет без опознавательных знаков, скользнул на низкие склоны, опережая свой рев, выровнялся и сбросил один за другим три черных контейнера. Они, вертясь и кувыркаясь, полетели вниз, и Мак-Грегор понял, что несут они Синджану. Обхватив Кэти за шею, он пригнул ее к земле, сам распластался рядом. Волна знойного воздуха, сгущенного черного дыма опалила им спины, вжала в землю, сорвала с Кэти туфли. Из легких выдавило воздух и наполнило взамен огненным жаром.