Раймон Кено - Голубые цветочки Страница 6

— Ну, ологизмами или не ологизмами, это не твое собачье дело, а моя герцогская привилегия! Итак, я беру латинское «sexta hora»[22] и образую из него слово «сиеста»; или же, взяв из вульгарной латыни слово «barga»[23], которое нахожу и впрямь вульгарным, преобразую его в «барку» или в «баржу»; что же касается шезлонга, то я просто-напросто слил два самых что ни на есть французских слова в одно, руководствуясь самыми что ни на есть общепринятыми и диахроническими законами лингвистики.

— Ох, мессир, далеконько же вы ушли от премудрой и наихристианнейшей онирологии[24]! Ваша семантическая наука сильно попахивает ересью.

— Какая же это ересь — видеть во сне баржу?!

— Ну, я, конечно, признаю, что во сне редко увидишь ангелов и святых. Судя по моему личному скромному опыту, чаще всего снятся мелкие происшествия повседневной жизни.

— Ну, а они, каракатица ты вонючая, посылаются дьяволом или Богом?

— Ни тем, ни другим. Они безразличны. Положительно безразличны. Ad primam respondi[25].

— Ишь ты какой шустрый! Нет, аббатишка, так легко тебе не отделаться! Не для того я тебя держу при себе, чтобы выслушивать эдакие пустяшные отговорки, каких я и сам напридумываю сколько хочешь. Неужто ты надеешься по-прежнему получать от меня ежедневный харч за подобные благоглупости? Я требую вразумительного ответа!

И герцог, нацелясь в правую берцовую кость аббата, применил добрый старый прием — выпад ногой, достигший своей цели. Онезифор вознамерился ответить, лягнув герцога в живот, но промазал и растянулся на полу. Тотчас же герцог вспрыгнул на него и принялся топтать с криком:

— Отвечай, дурья башка! Отвечай!

Тот сделал знак, что согласен.

— Итак? — спросил герцог, спрыгивая со своей жертвы.

— Итак, — сказал аббат, поднимаясь на ноги, — это все сны из того промежуточного мира, что населен троллями, феями, гномами, домовыми, эльфами, лешими, духами, карликами, ундинами и водяными — существами, которые ни богу свечка, ни черту кочерга, ибо они не привержены ни добру, ни злу.

— Ишь ты как заговорил: ни вашим, ни нашим. Интересно, что скажет на это Святая Инквизиция!

— Optime! Таков мой ответ на ваш вопрос. Ad secundam[26], касающийся языка животных…

— Что-то ты больно заторопился, любезный!

— …скажу вам, что отнюдь не всеми признается, будто Адам, преступив Господний запрет, увлек за собою, в падении своем, и животных тварей. Самые именитые богословы оспаривают этот тезис. С другой стороны, поскольку они явно не участвовали в строительстве Вавилонской башни, ничто не мешает им понимать друг друга.

— Кому, богословам?

— Нет, мессир, тварям.

— Ишь ты умник какой! Я же тебе толкую не о тех животных, что говорят между собой, а о тех, которые говорят человеческим языком, а ты мне тут болтаешь невесть что.

И герцог размахнулся, собираясь влепить аббату затрещину, но тот, опередив собеседника, врезал ему прямым в челюсть, заставив слегка покачнуться.

— Ad tertiam, respondeo[27], — поторопился сказать капеллан.

— Погоди, погоди! — прервал его герцог, водворяя на место свернутую челюсть. — Не так быстро! Я бы желал послушать твое мнение о животных, говорящих в моих снах. Эти-то от Бога или от черта?

— Никакого значения! Без разницы. Ad tertiam…

— Погоди, погоди! Ты мне только что сказал, что ползучие твари, коих мы видим во сне, есть дьявольское наваждение.

— Dixi[28].

— А если они говорят?

— Bis diabolici[29].

— А если с ними говорят?

— Ter diabolici[30].

— A если они отвечают?

— Quater[31].

— Ладно. Это меня вполне устраивает, ибо я никогда не беседовал во сне со змеями, не в пример праматери нашей Еве.

— Но она-то беседовала вовсе не во сне.

— А что видел во сне Адам, когда Господь Бог усыпил его, чтобы вытащить ребро?

— Это уже четвертый вопрос, который мы можем отложить на завтра. Ad tertiam, respondeo…

— Погоди, погоди. Я еще не покончил с говорящими животными. Вот, например, уаттомобили — они от бога или от дьявола?

— Уаттомобили? Понятия не имею, что сие значит.

— Это такие вертлявые визгливые твари, они бегают туда-сюда на круглых лапках, не едят никакой твердой пищи, а пьют только олеум[32].

И глаза у них светятся в темноте.

— В жизни такого не видывал.

— А вот я так частенько вижу их в снах. Тысячами, миллионами, легионами. Они заполняют все улицы и дороги. И это от них доносится с набережной ко мне на баржу тот ровный, несмолкаемый гул…

Поскольку пересказы снов не интересовали аббата Биротона, он немедленно заснул.

— К вящей славе Господней!

Сидролен обернулся.

— О, прошу прощения, — сказал человек, одетый в серо-стальной безупречного покроя костюм. — Я вас знаю, и мне не хотелось лишний раз беспокоить… Вы ведь местный?

— Я живу на барже, там, напротив, — сказал Сидролен.

— Достаточно. A Dieu![33]

Квази-священник оседлал свой мопед и покатил к туристической турбазе для туристов. Сидролен, глазевший на прилежно трудящихся строителей, продолжил свою прогулку в том же направлении. За оградой из колючей проволоки множество альбионцев, брабантцев, нидерландцев, финнофонов, пиктов, галлов, остзейцев и норвегов с упоением предавались своим занятиям, каковые занятия состояли в беготне от автокаравана или палатки к туалетам, от туалетов к душевым, от душевых к столовой, а от столовой к автокаравану или палатке, в ожидании новых дорог и маршрутов, ведущих к Эльсинору, Зальцбургу, Уппсале или Эбердину. Это суетливое кишение сопровождалось разноголосой музыкой: назойливое нытье десятков транзисторов временами заглушалось хоровым пением на иностранных языках под аккомпанемент волынки, рожка или окарины. Особо жизнерадостные особи испускали восторженные вопли и колотили себя кулаками в грудь, изображая барабанную дробь.

Рядом с Сидроленом толпились другие зеваки; один из них заметил:

— Дивимся на них, как на заморских зверюшек, а ведь это все же не зоопарк.

— Почти, — сказал Сидролен.

— Ну, не станете же вы утверждать, будто это не люди, а животные.

— Докажите! — сказал Сидролен.

— Они разговаривают.

— А попугаи? — сказал Сидролен, — разве они не разговаривают?

— Попугаи не понимают, что говорят.

— Докажите! — сказал Сидролен.

— Ну и зануда же вы! С таким занудой никакого душевного разговора не получается.

— Однако же он получился, и очень даже душевный. Признайте, что не каждый день вид туристической турбазы для туристов вызывает соображения, достойные того, чтобы записать их на магнитофон.

— Засунь свой магнитофон знаешь куда? — сказал с омерзением зевака и удалился, недовольно ворча.

Тот же квази-священник издали помахал Сидролену. Сидролен весьма учтиво ответил ему тем же, после чего вернулся к себе. Загородку и дверцу на откосе вновь оскверняли ругательные надписи. Достав банку с краской и кисть, Сидролен принялся их замазывать.

IV

На террасе кафе влюбленные парочки упражнялись в поцелуях типа «засос»; слюна текла рекой по их влюбленным подбородкам; среди самых оголтелых «засосочников» находились Ламелия и ее гортранспортист; особенно увлеклась Ламелия, а гортранспортист все же не забывал время от времени поглядывать на часы, памятуя о своих профессиональных обязанностях. Ламелия же, закрыв глаза, с поистине религиозным пылом предавалась изучению чужого языка.

Но вот настал миг расставания, и гортранспортист медленно приступил к процессу расстыковки; успех достигнутого ознаменовался смачным всхлюпом. Гортранспортист утерся тыльной стороной руки и сказал:

— Надо сваливать.

И он увлажнил пересохшую слизистую рта глотком пива.

Ламелия поглядела на него обалдело. Гортранспортист вынул из кармана монеты и, постучав ими по столику, довольно громко позвал:

— Гарсон!

Ламелия обалдело на него поглядела.

Гарсон приходит, чтобы получить по счету. В этот момент Ламелия кидается на своего гортранспортиста и повторяет трюк с засосом. Молодой человек вынужден объясняться жестами, весьма, впрочем, красноречивыми. Гарсон сгребает монеты. Зрелище засоса отнюдь не засасывает его. Он удаляется.

Гортранспортист предпринимает новую расстыковку. Он действует мягко и грациозно, результат опять сопровождается смачным всхлюпом. Затем он вытирает губы тыльной стороной руки и говорит:

— Теперь и вправду пора сваливать.

И осушив залпом кружку, проворно встает. На него обалдело Ламелия глядела. Она также встала, говоря:

— Мне спешить некуда, пройдусь-ка я с тобой.

— Да знаешь, счас час пик, я буду психовать из-за опоздания, так что трепаться с тобой все равно некогда.