Вера Чайковская - Мания встречи (сборник) Страница 6

Тураев невольно подумал о Тане Алябьевой в какие-то редкие минуты на сцене. Вполне возможно, что мастер сделал несколько головок, но до наших дней дошел какой-то первоначальный, пробный вариант. Остальные головки могли разбить соплеменники-ортодоксы. Или их уничтожило время.

У Тураева был знакомый керамист. К нему-то он и напросился. И в этой, уставленной обливными тарелками, керамической мастерской вылепил головку шармарки. Он использовал старинный рецепт смешения белых глин, позволяющий добиться более тонкой проработки деталей. Во всяком случае, детское удивление в облике шармарки ему удалось передать. Вынув свое создание из гончарной печи, он тронул головку несколькими красками – черной, красной, золотистой. Лицо почти ожило. Недаром краски он изготовил сам, используя прибрежные камни и глины, собранные керамистом. Но тому древние рецепты были ни к чему – он делал очень качественный и ходкий товар для продажи в салонах.

Тураев забрал свою шармарку домой и там долго рылся в шкафу, отыскивая старинные серьги с изумрудами. Эти серьги достались «маме Лиде» от деда. Это были наследственные драгоценности. Он ими очень дорожил и в какие-то трудные минуты вынимал из коробочки и вглядывался в странно мерцающие изумруды. Они навевали ему странные фантазии. Он видел себя веселым рыжебородым воином, вскакивающим на коня и несущимся по степи, – какой контраст с его прихрамывающей походкой! Но теперь он готов был пожертвовать старинными серьгами ради своей глиняной куклы. В нем проснулся одержимый ваятель, он не мог думать ни о чем – только о своем создании. Тураев осторожно вынул камни из платиновой оправы и вставил их в глазницы куклы, закрепив особым раствором. Так часто делали древние мастера. Глаза ожили и блеснули под удивленно приподнятыми бровями. Но безволосая «черепушка» Тураева раздражала. Некогда шармарский болван был украшен прической из какого-то подручного материала. Может быть, из конского волоса. В любом случае это было мало похоже на тот зверообразный «модерновый» паричок, который сварганили халтурщики-реставраторы. Им было не до тонкостей.

Тураеву помогла рукодельница няня. Она сплела прическу из толстых шелковых ниток, чередуя черные и золотые, а на затылке обхватила волосы медным колечком, затерявшимся в сундуках. Няня была затейница и выдумщица. И тоже хранила древние секреты.

Тураев взглянул на дело своих рук. Это была прелестная, живая и словно бы чем-то опасная женская головка. Так бывают опасны женщины, обладающие необъяснимым обаянием. Губы шармарки чуть изогнулись в улыбке, а брови словно бы от удивления приподнялись. Она напоминала шаловливую девочку, и он наслаждался своей «подделкой», которая говорила его сердцу гораздо больше испорченного реставрацией оригинала…

Временами Тураев читал в журналах, что Таня Алябьева путешествует по пустыне с известным кинорежиссером или отдыхает на Багамах с другом-банкиром. А у Тураева рядом была своя Таня – так он назвал шармарку.

И когда он, окрыленный, влетал теперь в свой маленьких музейный кабинетик, его там, за голубой шелковой шторкой, ждала настоящая Таня Алябьева, а не та, заколдованная, которая блуждала по миру, меняя спутников.

Его собственная внешность преобразилась. Он как-то подзабыл о своей хромоте, ходил быстро и легко, при этом волосы его взвивались, и он свободным движением руки откидывал их со лба. Старушка няня, по его просьбе, смастерила ему из льняного полотна для занавесок, отысканного в бездонных старинных сундуках, две замечательные рубахи. Одну золотисто-бежевую и другую голубовато-синюю – свободного «артистического» покроя, что очень шло всей его повадке, порывистым движениям, меняющемуся выражению глаз, быстрой руке, откидывающей волосы.

И теперь, когда он спешил в музей, проходящие длинноногие девушки порой бросали на него заинтересованные взгляды – откуда такой? Он не был похож ни на бизнесмена, ни на менеджера, ни на финансиста. А «поэтов» на улицах стало так мало, что они удивляли с непривычки, как ожившие мамонты…

К нему в его музейную «келью» зачастили музейные дамы. Пришла и приятельница «той самой Оли». Он недоумевал.

– Что за Оля?

– Разве вы не помните? Вы же ее недавно встретили на концерте! Училась вместе с вами на одном курсе! Ольга Вячеславовна. Такая эффектная, не помните? У них две машины – «форд» и «мерседес». Дача в Переделкине. Перекупили у каких-то родственников не то Нагибина, не то Паустовского.

Тураеву было совершенно не важно, какой марки у них машины и у кого они перекупили дачу, но эта самая «Оля» привела его к Таня Алябьевой, поэтому он сотрудницу не прерывал. Остренькое личико-мордочка и решительные, хищные движения. Внезапно она раздернула голубую шторку.

– Ах, что это?..

Она отступила на шаг, произнося бессмысленные слова:

– Это… Да она же… Правда?

Сотрудница не могла ничего внятного сказать, потому что Бог не дал ей, как выразился бы Кант, «способности суждения». Проще говоря, вкуса. Обычно она ждала какого-нибудь авторитетного мнения в газетке или в кулуарах, чтобы незамедлительно, с апломбом присоединиться.

– Вы это сами?.. Вроде похожа на нашу Шармарскую Венеру? Но та… лучше? Или хуже?.. А Тигран Мамедыч видел?

– Не видел, и прошу ему не говорить!

Сердце Тураева защемило от нехороших предчувствий. И верно! Через некоторое время к нему постучался сам Тигран Мамедыч, постучался, а не просто вломился, что было некоторой новостью.

– Говорят, у вас тут завелась еще одна богинюшка?

Тураев нахмурился.

– Это подделка. Настоящий фальшак. Я развлекался. Шутил.

– Покажите, не томите душу!

Но Тураев показать отказался. Это его труд, его материал, его затраты. Музей тут ни при чем.

– Да ладно вам!

Мамедыч нахально просунул лысую голову под голубую шторку.

– Так себя не ведут порядочные…

Но Мамедыч и не думал вылезать. Тогда Тураев закатал рукава своей новенькой бежево-золотистой рубахи и с силой его оттуда вытащил, как кулек с продуктами, и тут же выставил его за дверь. Директор оказался слабаком и трусом и сопротивления не оказал.

Нужно было спасать Таню. Тураев вышел, заперев дверь кабинетика, и еще несколько раз ее дернул – проверил на всякий случай. Такси он поймал быстро и попросил шофера подождать у служебного входа в музей – он должен на минуту забежать. Вбежал на второй этаж, открыл дверь и отыскал большой пакет, куда положит головку. И только тогда раздернул шторку. Но с мраморного столика не улыбнулась и не подалась ему навстречу Таня. Его создание исчезло.

Глава V

Вторая встреча

Тураев загрустил. Снова стал хромать, а временами едва ходил – так ныло все тело. Или это ныла душа?

Скандалить с директором он не стал. Бесполезное унижение. Но он был уверен, что похитил головку именно Тигран Мамедыч. Но для чего? Вскоре, однако, это выяснилось. В одном из глянцевых журналов он прочел, что некий «пробный» реставрационный вариант шармарского шедевра, не представляющий большой художественной ценности, был продан на лондонском аукционе за… Дальше шла значительная сумма в евро. Покупателем оказался русский. То есть, конечно, «новый русский». И его имя Тураеву было отчасти знакомо. Именно с этим субъектом Таня Алябьева посещала (Тураев запамятовал) не то горный курорт, не то пустыню.

Он прочел заметку и задумался. Вдруг померещился ему какой-то просвет в его безнадежности. В новой нежизни, бывшей гораздо тяжелее прежней. Ведь он может пойти к Тане Алябьевой и рассказать ей о краже. Встреча была бы деловой, и это его ободряло. Он не хотел попадать в число фанатов, осаждающих ее дом. Но как и где ее увидеть? Тут ему и пригодилось знакомство с «Олей», то есть с Ольгой Вячеславовной Суетиной. Телефона этой дамы у него не оказалось, но она была приятельницей похожей на хорька музейной сотрудницы, доносчицы, мерзкой бабы, сообщившей Мамедычу о «шармарском двойнике». Но Тураев с некоторых пор стал гораздо терпимее, словно чувство к Тане его смягчило, сделало добрее и снисходительнее. Каково им всем без любви? Вот они и подличают.

Телефон был дан с необыкновенной услужливостью, при этом сотрудница шепотом ему поведала, что готовятся документы о его увольнении. Она очень, очень сожалеет, потому что он был самой необыкновенной достопримечательностью…

Тураев с досадой ее прервал. Каково? Был почти что музейным экспонатом! И в своем кабинете набрал номер «Оли». Ему теперь все стало безразлично, кроме возможной встречи с Таней, какой бы она ни была!

В голосе «Оли», выслушавшей его просьбу и что-то защебетавшей в ответ, послышались торжествующие нотки. Есть все же управа и на таких мумий! Попался не на деньги, главный их с мужем соблазн, а на успех и положение, сопутствующие Тане. О том, что Таня может кого-то привлечь вне успеха, у Ольги Вячеславовны и мысли не было. Но она немного поколебалась – давать ли телефон. Нет, она и не думала выяснить это у самой Алябьевой – такие тонкости ее не волновали. Но мучила какая-то невнятная зависть: а вдруг этот телефон послужит чему-то хорошему? Но любопытство пересилило. Она надеялась потом все выведать у Тани и вместе посмеяться.