Валерий Попов - Ужас победы Страница 6

Видно, держал этот инструмент специально для таких случаев.

Глянул. Точно, не я. Какая-то баба. Рыхлость, точней, опухлость бордово-фиолетовая, причем еще в мелкую клеточку от вафельного полотенца… Но, в общем, я худшего ожидал. Сверкнул глазами. И вышло! Нет, ничего…

– Благодарю вас! – Зеркальце вернул.

Они, видимо, тоже большего ожидали. Лысый вздохнул, да и второй не смог сдержать вздоха разочарованья – видно, большего ужаса от ненавистной Совдепии ждал. Но, как говорится, – чем богаты!..

– Ну что нам скажете? – лысый спросил.

– О чем?

– Он не понял еще! – за неимением других собеседников обратился он к чубатому, но тот разгневанно молчал. И гнев его, похоже, относился и к напарнику, и ко мне – мало я пострадал за идею, по его меркам. Знать бы еще, что за идея.

Так что с лысым, похоже, лучше у нас отношения.

– У тебя ж отличная специальность есть – подлодки! На хер ты в это словоблудие полез? – посочувствовал лысый.

– В какое?

– В политику!

– Вот уж нет!

– А… куда?

– Ну… слова люблю.

– Слово есть Бог! – лысый произнес. – А ты кто?

Ну да. Слово есть Бог. И КПСС!.. А ты не суйся!

– Нас не только политика интересует! Мы вообще обязаны слово оберегать… от пачкунов разных! – он пояснил.

– Ну… и на что я покусился, по-вашему? – Голос мой дрожал.

– Да лучше политику пришить тебе… чтобы ты заткнулся! – решил он.

– Ну уж это-то совсем не за что!

– Ладно. Мы не на диспуте! – поднял трубку. – Давай!

Жоз, Соня и Кир появились. Вот это настоящее зеркало – по лицам их действительно ощутил, как я выгляжу.

– Упал, говорит! – лысый пояснил. – Ну, что скажете… допускал ваш друг антисоветские высказывания? Или продолжим? – Он кивнул на меня.

Я стал подмигивать, особенно Киру, хотя лицо плохо меня слушалось. Мол, то, что вы видите, это, наоборот, – очень хорошо, большая удача, совсем не то, что должно было быть.

Большая удача! Но они неправильно поняли меня, а от подмигиванья даже вздрагивали – решили, очевидно, что голова моя не только снаружи пострадала, но и внутри.

Нет, не взбодрить их. Явно – дрожат!

– Ты учти, – лысый к Жозу обратился, – что сегодня на матче сам

Ездунов будет. Понял, нет?

Жоз покорно кивнул.

– Ну… а с твоей работой, – повернулся к Соне, – решается вопрос.

Соня дерзко сверкнула своими очами, но не ответила ничего.

– Ну а святому батюшке, – к Киру повернулся, – совсем стыдно в эту грязь лезть!

Кир потупился.

– Вот и волосы уже у вас отросли подходящие, – от насмешки лысый не удержался, – так что дело за малым!

Тишина.

– Ваш прямой долг… заявить, что судьба вас случайно… случайно, подчеркиваю, свела с ярым антисоветчиком, который пытался вас вербовать, – подытожил он.

– Куда? – Кир смело поднял голову.

– Это мы напишем! – Улыбаясь, лысый шлепнул по бумажной стопке.

– Свободны!

Слегка запутавшись в дверях – кто первый? – друзья мои вышли.

Могли хотя бы бросить прощальный взгляд, но, видно, неблагоприятное я произвел на них впечатленье.

В камере я один оказался – красота! – но скоро и хирурги мои вернулись, злые как дьяволы.

– Хер мы получили с тебя! – в сердцах Гера доложил. – Начальство недовольно!

– Чем же не угодили мы им?

– Да вид, говорят, у тебя больно цветущ! И держишься нагло! -

Гера поделился: – Даже добрый и тот недоволен! Велели по-настоящему делать тебя.

Мои Пигмалионы явно были не в духе! Но потом отошли.

– Ладно… попробуем еще раз… по-человечески! – Гера произнес. -

Но немножко уж… пожестче придется! – Он растянул полотенце, и друг его финкою кусок отхватил – треть примерно. По-божески.

– Ну давай твою личность… незаурядную! – с улыбкой Гера произнес.

Вот это боль! До рассвета точно не доживу! И если я связан… с

Высшим Разумом… то что-то важное у Него надо попросить. В последний раз. В первый, можно сказать, по-настоящему раз – он же последний! Ну что?

Судя по некоторому просвету в глазах, я обратился к лампочке.

Для себя, я думаю, поздно что-либо просить – даже если выживу, головой свихнусь. За друзей просить надо… Слушай… если Ты есть.

Им помоги! Ведь если они… расколются – то целыми не будут уже!

Так, осколки. Им помоги остаться!.. Как? Уж это Тебе видней! Но сделай, чтоб не превратились они в дерьмо! Ладно?

Нет ответа!.. И вдруг – лампочка явно мигнула!

Ответ! И снова мигнула! Явный ответ! Но какой конкретно? Да – нет? Да – нет?

Узнаем. Я лег с чувством выполненного долга. Хорошо поработал – даже боль ушла!

– Вставай! Подарочек тебя ждет! – голос Геры.

Я вскочил. Кто-то содрал с лица полотенце вместе с волосками.

В камере стояли мои друзья! Кир! Соня! И не только! Центром сцены, несомненно, был МБЧ, маленький большой человек из санатория ЦК “Горный воздух”.

– Вы позорите звание чекиста! – рявкнул он на лысого. – Что вы сделали с человеком?! – (Человек – это я, видимо.) – Сейчас не прежние времена!

В подтверждение этих слов чуть сбоку стоял молодой генерал в распахнутой шинели, с юным, благородным лицом (потом он сделался нашим премьером), рядом был примкнувший к нему чубатый следователь. Победа!

Ко мне кинулся Кир, побритый наголо.

– Видал? – Он торжествующе шлепнул ладонью по темени. – Получили они меня?!

– И меня. – Жоз сделал соответствующий жест.

Соня скромно сияла.

Но именно ей я был обязан своим освобождением! Увидев, как она потом выразилась, “вместо морды сырой бифштекс”, она тут же метнулась к себе в “Горный воздух”, где как раз отдыхал прогрессивный генерал, и МБЧ, знаменитый актер и режиссер, тоже в стороне не остался.

– Вон отсюда! – брезгливо произнес МБЧ, и мы вышли.

…И Жоз тоже не подкачал: на матче с “Динамо” забил решающий гол, под стон и ликованье народа подбежал к ложе, где сидел сам

Ездунов, приспустил трусы и показал ему нечто.

С футболом теперь покончено – зато душу сберег!

…Кир наголо обрился и так явился в епархию: вот вам поп! Не нравлюсь? А почему?.. Друзья мои! Мы вышли на волю, смотрели вверх…

И вдруг – с неба пришло дуновение, крестообразно осенив мой лоб!

Потом мы стояли на скале: Кир, поп-расстрига; Жоз, бывший футболист; Соня, бывшая функционерка… Друзья мои!

Солнце вылезло из-за плоской горы и осветило туманную долину под нами. Крохотные лошадки внизу кидали гигантские длинные тени…

– Личные табуны Ездунова! – усмехнувшись, сообщил Кир.

Вдали над морем затарахтел красненький вертолетик, неся под собой на невидимых стропах гигантскую К – буква раскачивалась, слегка отставая от аппарата. И вдруг стропы отстегнулись, буква стала падать и исчезла в перламутровом море.

– На подводный кабель их устанавливают, – пояснил Жоз.

Я глядел, прощаясь… Друзья мои!

Из-за горизонта поднимался паром…

ПОДАРОК

– Какая качка – все время падаю! – Рыжая веснушчатая девушка, пролетя по палубе зигзагом, обняла вдруг меня.

– Но ведь… море же спокойное, – смущенно произнес я, тем не менее не спеша выбраться из ее объятий.

– Да? – Она весело смотрела снизу вверх. Потом вдруг икнула. – Ой!

Что-то сразу между нами возникло.

– Давайте я отведу вас вниз, – не зная, что тут делать, пробормотал я. – Там меньше качает!

Я вдруг заметил, что тоже качаюсь.

Мы спустились по трапу. В сумрачном салоне рядами сидели люди. Я усадил ее в кресло, отводя свои глазки от ее голых ног, а сам опустился на свободное место впереди. Между сиденьем и спинкой был промежуток, и она сразу же просунула туда ступню и стала щипать меня пальцами ног.

Я обернулся.

– Очень хочется плеваться! – деловито сообщила она.

Я подошел к ней, стал поднимать. Да, знаменитых южных вин она напробовалась изрядно!

Пожилая интеллигентная женщина, сидевшая рядом с ней, вдруг сверкнула в мою сторону очками:

– Я хотела удержаться, но не могу не сказать… какая прелестная у вас девушка!

Да? Мы зигзагами добрались до гальюна. Действительно, что ли, качало?

Она закрылась в гальюне прочно и надолго – я по коридору вышел на палубу. О, уже подходим к пристани. Крым! Толпа пошла по коридору, выкинула меня на берег. Я, приподнимаясь, озирался…

Потерял!.. Ну и ладно.

– Я здесь, здесь! – Она ткнула меня кулачком в бок.

Так я встретил мою жену.

Мы жили у ее родителей, отгородясь в проходной комнате огромным буфетом. Это был не буфет – целый город, с площадями, дворами и переулками. И когда у нас родилась дочь, мы положили ее в буфет.

В конце длинного коммунального коридора была трухлявая темная лестница куда-то вниз. Однажды жена, будучи слегка навеселе, рухнула туда. Вылезла она вся в пыли, но радостно-возбужденная:

– Какая-то подпольная типография!

Я взял фонарик и спустился, там все сохранилось с дореволюционной, видать, поры. Наверно, Поляков, бывший хозяин-адвокат, известный своими симпатиями к социал-демократам, держал типографию. И вот чего добился – огромной дикой коммуналки! Впрочем, кое-чего он добился. Для меня.