Элис Хоффман - Признания на стеклянной крыше Страница 6

— Пшли отсюда! — кричал он.

Солнце узорчатыми фестонами падало на его лицо.

— А ну, кыш на небо, там ваше место!

Арлин, стоя на траве, захлопала в ладоши.

Мойщик окон оглянулся и чуть было не поскользнулся на стекле, увидев, что ему улыбается снизу рыжая женщина. Был бы тогда случай проверить, умеет ли он и вправду летать или, подобно любому другому, просто шлепнется вниз и разобьется.

Джон Муди уходил из дому в шесть утра, а возвращался не раньше полвосьмого или восьми вечера, частенько не успевая к обеду, не успевая увидеть сына, которого укладывали в восемь. Это не значит, что Сэм непременно засыпал к этому времени; сплошь да рядом, после того как ему подоткнут одеяльце, он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к шороху колес по гравию, возвещающему, что приехал отец. К концу рабочей недели Джон подходил, как правило, в скверном расположении духа, и у Арлин сложилось обыкновение звать по пятницам к аперитиву и обеду Синтию Галлахер, их новую соседку и закадычную с недавних пор подругу Арлин. У Синтии имелись собственные проблемы с мужем Джеком, которого она, за количество употребляемого им спиртного, предпочитала называть «Джек Дэниэлз»[1]. У Арлин никогда раньше не было закадычной подруги, и чувство дружеской близости кружило ей голову. Нашелся кто-то, с кем можно было оставаться самой собой.

— Да гори оно все синим пламенем! — любила говорить ей Синтия, когда им попадалось в магазине что-нибудь не в меру дорогое и ей хотелось склонить Арлин к мотовству. У Синтии была тонкая кость и броская внешность, она красиво одевалась, не гнушалась ввернуть соленое словцо и знала толк в выпивке. — Кому и побаловать нас, если не нам самим?

Синтия умела внести оживление в любую обстановку. Свои прямые каштановые волосы носила стриженными до плеч и выглядела молодо, хотя была на несколько лет старше Арлин. Дело в том, возможно, что Синтия была свободна. У нее не было детей, и непохоже, чтобы Джек Дэниэлз, как она признавалась по секрету, способен был произвести на свет потомство, хоть и божился, что прошел медицинское обследование, а спермы у него, по выражению Синтии, — хоть залейся.

Синтия была разбитная и бойкая — с такой не соскучишься. Ей ничего не стоило в два счета, играючи, развеять дурное настроение Джона Муди.

— Хватайте стакан вина — и шагом марш к нам в компанию! — кричала она ему, когда он в пятницу приезжал домой с работы. И он слушался. Подсаживался к ним на заднем дворике и развлекал их уморительными рассказами о болванах-заказчиках, которых превыше всего волнует количество стенных шкафов в ущерб целостности проекта. Поглядывая сквозь весенние сумерки на Джона — без пиджака, с закатанными рукавами, — Арлин вспоминала, с какими чувствами увидела его впервые, когда он потерялся, а она задалась целью во что бы то ни стало его найти.

Как-то раз Джон пошел на кухню взять сыра и крекеров и долить в стаканы вина.

— И маслины захватите! — бросила вдогонку ему Синтия. — Обожаю твоего мужа! — прибавила она, обращаясь к Арлин.

Арлин невольно моргнула. В воздухе легкой порошей сеялась цветочная пыльца. Арлин взглянула на Синтию, на ее пухлые губы, на длинные ресницы.

— Не в этом смысле! — поспешила оговориться Синтия, увидев, какое у нее лицо. — Выкинь из головы гадкие мысли! Я же тебе подруга, киска!

Подруги — разные, как день и ночь. Они не сходились во мнениях о политике и людях, о модах и ведении хозяйства. И прежде всего — во мнении о Сэме.

— Его надо показать врачу, — твердила Синтия, потому лишь, что он любил бывать один, что ему больше нравилось складывать кубики, чем якшаться со сверстниками, что он замолкал в присутствии посторонних и сохранял сосредоточенное выражение лица, которое Синтия принимала за нездоровую, внушающую опасения рассеянность. — Что-то тут неблагополучно. Как друг говорю тебе, иначе и рта бы не открыла.

Кончилось тем, что Арли отвела-таки сына к психологу, и выяснилось, что по коэффициенту умственного развития Сэм мало чем уступает гению. Вышла, правда, загвоздка с одним из тестов — на серию с картинками Сэм отвечать отказался, просто лег головой на стол психолога и зажужжал, изображая из себя шмеля. Ну и что? Мальчик с творческими способностями, с воображением — да перерос он эти дурацкие тесты! И потом — имеет ребенок право устать, в конце концов?

— Ох, нахлебаешься ты с ним, — предупреждала ее Синтия. — Он твердолобый, как не знаю что. Живет в своем особом мирке. А ведь чем дальше, тем больше. С таким подростком вообще не будет сладу. Помяни мое слово, я отличаю худо от добра.

Для дружбы с Синтией это явилось началом конца. Признаться в своем охлаждении хотя бы даже себе Арли решилась далеко не сразу. И все же трещина уже пролегла. Арлин не могла ценить кого-то, кто не ценит Сэма. Притом теперь, когда с глаз у нее спали шоры, она не могла не заметить, что Синтия откровенно заигрывает с ее мужем. Увидела вдруг, какие взгляды бросает на их соседку Джон во время пятничных совместных возлияний. Люди думали, что раз Арлин такая молоденькая, конопатая, тихая, то значит — дурочка. И зря так думали. Она понимала, что происходит. Она вообще понимала многое.

Впервые ей стало ясно, к чему все идет, когда они затеяли за столом игру. Назови загаданное. Начинать вызвался Джон, и Синтия правильно назвала задуманный им предмет. Джон загадал опрокинутый горшок красной герани. Следующей была Синтия. Она смотрела в упор на галстук Джона — шелковый, светло-серый, в цвет его глаз. Кое-что серебристое, подсказывала она. Такое, что глаз не оторвать… Голос у Синтии был чуть хмельной и непростительно фамильярный. И усмешка, какой не место было на ее лице: понимающая усмешка женщины, которую хочет Джон Муди.

Арлин отвела от них взгляд. Даже если пока еще ничего особенного не случилось, то, стало быть, случится. Она подняла голову и увидела, что у окна своей комнаты стоит Сэм. Он помахал ей — изо всех сил, так, словно кроме них двоих нет больше никого на свете. Она — по воздуху, через стекло — послала ему поцелуй.

Возможно, то был день, когда Арлин простилась со своим замужеством — или, быть может, это совершилось в послеполуденный час, когда она случайно встретилась в магазине с Джорджем Сноу. Он покупал яблоки и пакет сахара. Ее тележка ломилась от продуктов.

— Так вот вы чем питаетесь? — заговорила с ним Арлин. Джордж стоял перед нею в очереди к кассе. — Неужели о вас и позаботиться некому?

Джордж Сноу рассмеялся и ответил, что если б она через два часа заглянула в дом 708 по Пеннироял-лейн, то увидела бы, что заботиться о нем нет надобности.

— Я замужем, — сказала Арлин.

— А я не собирался звать вас замуж, — сказал Джордж. — Я всего-навсего хотел угостить вас пирогом.

И она приехала. Минут двадцать сидела возле дома 708 — достаточно, чтоб утвердиться во мнении, что заходить туда не следует. Потом в сопровождении шотландской овчарки по кличке Рики из дверей показался Джордж. Подошел поговорить с ней через полуоткрытое окно машины. Арлин до самой глубины души прониклась ощущением, что готовится совершить ошибку.

— Вам что, пирог внушает опасения? — сказал Джордж Сноу. Арлин засмеялась. — Мы заменителей не употребляем, так что на этот счет не беспокойтесь.

— Мне бы сначала познакомиться с вами поближе, — сказала Арлин, — тогда я и ответила бы, что́ мне внушает опасения.

— Понятно.

Джордж замолк. Его пес прыгал и заливался лаем, но хозяин словно бы не замечал его.

Арлин вышла из машины. Она чувствовала себя до смешного молодой и глупой. Не удосужилась даже хотя бы завезти домой купленные продукты, перед тем как ехать на Пеннироял-лейн; бесцельно кружила по городу, будто ища чего-то и не помня точно чего, покуда не очутилась на его улице. А когда все-таки добралась до дому, то половина ее покупок погибла: молоко, творог и шербет протекли сквозь картонные пакеты. Но Джордж сказал ей правду. Он замечательно пек яблочные пироги. Он умел слушать, когда другие говорят. Он приготовил ей чашку чая. Все это делал он, а вот поцеловала его — Арлин. Она начала первой и, начав, уже не могла остановиться.

Иногда Арли приезжала к нему на Пеннироял-лейн, но боялась, что может попасться кому-нибудь на глаза. Чаще они встречались с Джорджем на набережной, у пристани, когда Сэм находился в школе. Она следила, чтобы все это никоим образом не отразилось на Сэме, не допускала, чтобы ее отношения с Джорджем хоть как-нибудь задевали Сэма. То была ее тайная жизнь, но по ощущению — куда более настоящая, чем была когда-либо ее жизнь с Джоном Муди.

Пес Джорджа не знал большей радости, чем носиться туда-сюда вдоль берега. Они пускались взапуски, разгоняя своими криками чаек, а Джордж кроме того любил швырять по воде камушки.

— Побаиваюсь я камней, — призналась ему Арлин.