Роман Сенчин - Конец сезона Страница 6

“Карамелечный, легкий”… Хочешь попробовать?

– Да нет, не надо… Еще накатим?

– Можно. А ты, кажется, прилично уже.

– А что делать? – Сергеев снова стал раздражаться. – С пяти вас ждем. С женой чуть не поругались…

– Из-за чего?

– Да мало ли… На нервах потому что. – Он плеснул в рюмки примерно поровну. – Бери. – И не удержался, добавил: – Договорились же в пять, от силы – в шесть. Я и рассчитывал…

– Чего-то занудой ты, Ник, становишься, – перебил Володька.

– Не занудой, а просто порядка какого-то хочется.

– Ну, это нереально!

– В смысле?

– Для этого в лесу надо жить, а не в Москве. Без людей, короче…

Ну, давай.

Чокнулись и выпили.

– Что за водка?

– Да “Путинка”.

– А мы “На березовых бруньках” привезли. Самый сейчас писк считается. Пробовал?

– Нет вроде.

– Попробуем. Отлично идет.

Володька попыхал трубкой:

– Затухла. – Снова стал совать в трубку огонек зажигалки.

– Да нба сигареты, не мучайся.

– Нет, я теперь эту гадость в руки не возьму! И тебе советую переходить. Уже и о здоровье нам надо думать, а эти сигареты…

Советую, Ник, серьезно…

– Интересно, – перебил Сергеев, – а Пушкин курил?

– Пушкин? Хм… Не знаю.

– Ну ты-то должен знать.

Володька напрягся:

– Почему я должен?

– Ну как… Работа над образом… Вживление. Чтоб хорошо сыграть. -

И Сергеев умолк, не зная, что еще сказать, с любопытством ожидая реакции Володьки; на всякий случай поставил рюмку на столик.

Хотелось взрыва.

Володька осторожно выбил трубку. Поднялся.

– Пойдем к девчонкам… Неадекватный ты какой-то сегодня… Даже понять не могу.

С шампурами, вырытой из золы картошкой, бутылками и рюмками пришли в дом. Тихо, шепотом, чтоб детей не разбудить, поспорили, что делать с шашлыком – так есть или разогреть на сковородке. Решили – так.

– Да, кстати, Никита, – когда расселись и наполнили рюмки, обратилась к Сергееву, словно бы только сейчас его заметила, бездетная и безмужняя Наталья, – я твоей благоверной уже все сказала. Я лично – в восторге! Поздравляю. Вы прямо как положено – мальчик, потом девочка. Еще бы квартиру свою…

– Ну что ж, чьи-нибудь родители умрут – будет и своя квартира.

Жена возмутилась:

– Что ты говоришь-то?!

– Есть и другие варианты, – заметила сухо Наталья.

– Какие?

– Купить… кредит взять.

– Да уж… Давайте выпьем в конце концов. – Сергеев поднял рюмку: -

За встречу.

Володька согласился:

– Это самое правильное сейчас…

Выпили и закусили. Помолчали.

– Оказывается, – повернулась к Сергееву жена, – знаешь, чье это белье? Мне Наташа…

– Какое белье?

– Ну, женское там висит. Оказывается… Помнишь, гусляр у Андрюхи жил прошлым летом, Максим? Еще весь крыжовник съел…

Сергеев усмехнулся:

– Его белье?

– Да подожди! Что за привычка стала перебивать?.. В общем, теперь он сюда еще и девку притащил. И они тут живут полгода уже.

– И что?

Володька в это время ел шашлык и запивал пивом, Наталья напряженно, даже прищурившись, следила за диалогом Сергеева с женой.

– Как это – что?! Надо его выручать как-то. Знаешь ведь характер его. Ведь талантливый художник на самом деле и иконы какие писал! -

Жена перевела взгляд на Наталью: – Мы когда сюда приехали в первый раз, я зашла в ту комнату, там мастерская была, а там икона на мольберте стоит… Он над ней работал как раз… И прямо – светилась!

– Да, да! – изобразила восхищение и грусть ностальгии Наталья. -

Я помню…

– А сейчас забросил. Целыми сутками в Щукинском, и ни денег, ни времени. И эти еще подселились.

Сергеев налил водки себе, Володьке и Наталье, жене – вина. Выпили как-то машинально и так же, без удовольствия, закусили.

– Давайте подумаем, ведь надо помочь, – продолжала жена уже другим тоном; так она говорила, когда к ним приходили ее друзья-туристы и начинали мечтать о походах. – Надо Андрюху вытаскивать. Что это за жизнь вообще, когда чужие в доме живут? И дом-то, по сути, крошечный… Где он, например, спит вообще? Ребята!

Чем активней она становилась, тем тяжелее было Сергееву. То ли после улицы в тепле разморило, то ли от малоприятного сидения за столом потянуло лечь и уснуть… А жена говорила и говорила, царапала и усыпляла одновременно:

– Может быть, открыто сказать им? У этого Максима, кажется, своя квартира есть в Пушкине…

– Там у него жена с ребенком, – сказала Наталья.

– В-вот молодец! Он подличает, а Андрюхе страдать…

– Нет, надо, конечно, решать как-то, – подал голос Володька. – Ему они сто процентов внапряг. По нему видно. Только как сделать?

Подойти – и в лоб заявить? А кто мы такие? И скандал будет…

– Как это – кто? – перебила жена. – Мы друзья Андрюши! Мы его сколько лет знаем! А он с этим Максом в том году случайно в электричке познакомился и получил паразита. Гусляр тоже… побирушка.

– Э! – не выдержал Сергеев. – Хорош. Решится как-нибудь. Что тут за глаза обсуждать.

– Это не за глаза. Просто мы решаем, что сделать. Как помочь.

– Ладно. – Сергеев поднялся. – Я, с вашего позволения, отлучусь.

Прилягу… устал. С шашлыками вот… Полежу. – И пошел в соседнюю комнату.

– Ну, Ни-ик! – расстроенно позвал Володька; жена перебила:

– Да пусть поспит. Ночь еще длинная… Что-то не в духе он сегодня совсем.

– Съездить вам надо куда-нибудь, – посоветовала Наталья. – В Египет хоть, на недельку. Копейки стоит… Подумайте, я помогу.

Загранпаспорта-то есть?..

Осторожно ощупав ближайшую к двери кровать, проверив, нет ли на ней сына или дочки, сняв туфли, Сергеев лег. Тут же приподнял голову и вытянул из-под покрывала подушку. От подушки вкусно запахло то ли духами, то ли каким-то кремом. Или шампунем. Захотелось увидеть девушку Макса, которого он почти и не помнил. Лишь длинные светлые волосы с хипповским ремешком, высокий рост. И на гуслях играет…

Вдыхая аромат подушки, он был уверен, что девушка симпатичная; такая… женственная такая… Да, молодец этот Макс – и жена есть с ребенком, и вот девчонку еще подцепил, и крышу нашел бесплатную для медовых деньков… Молодец… И Володька молодец… Страшная, зато богатая, с “опелем”… При такой и работать не надо…

Сон был неглубокий и легкий, как иногда в детстве, – вроде бы спишь и в то же время слышишь, что происходит вокруг. И в такие моменты полусны-полумысли бывали особенно интересные, яркие, а ощущение, что лежишь в мягкой, теплой постели, особенно сладостно. Но в детстве он не ценил этого, ему хотелось вскакивать и бежать куда-нибудь, играть в какие-то давно забытые игры, а потом моменты блаженства случались все реже и реже, и сон чаще всего наваливался сразу, утаскивал в темную, душную бесчувственность, а пробуждение оглушало и вытряхивало наружу, в забитую делами и проблемами жизнь. В будни оглушало пиканьем будильника, а в выходные – привычкой к этому пиканью…

Сейчас же дышалось легко, пахло вкусно, мышцы приятно потягивало, словно после физических упражнений; из соседней комнаты, приглушенные дверью, слышались возбужденные голоса, восклицания; уютно поскрипывали половицы, хлопала время от времени дверь на улицу, надувая волны свежего осеннего воздуха. И Сергеев то почти просыпался и готовился встать, то начинал мечтать о чем-то неясном, непонятном самому себе, что тут же растворялось плавным погружением в сон. На секунду-другую он по-настоящему засыпал и тут же, чем-то, скорее внутренним, разбуженный, снова начинал прислушиваться, стараясь определить, пришел ли Андрюха, о чем за столом идет речь.

Прислушивание медленно перетекало в неясные, непонятные мечтания, а мечтания уводили в сон…

– Никит, Никити-ик, – зацарапал шепот жены, ухо защекотало от ее дыхания. – Никит, вставай, дорогой. Все собрались… Пойдем.

– Да, иду, – выпутываясь из дремы, ответил он. – Иду… Сейчас…

– Давай, давай, неудобно.

– Встаю…

Ему казалось, что жена продолжает его тормошить и уговаривать, и он рассердился, открыл глаза, но ее рядом не было. Ее голос раздавался уже за стеной. Рассказывала про дочку… Как грудь долго брать не хотела…

Сергеев глубоко, как перед прыжком, выдохнул раз, другой. Сел. Потер лицо, шею горячими сухими ладонями, пригладил волосы. Заметил, какие они жирные стали. “От подушки, что ли?.. Блин!..” Нашел на полу туфли, обулся.

“Умыться надо”. Лицо опухло, глаза заплыли. “Надо завязывать с пивом”… Показываться перед людьми в таком виде было неудобно. Тем более если с этим Максимом ругачка начнется. “Буду как алкаш сидеть…”

Подкрался к выходу из комнаты, приоткрыл легкую фанерную дверь.

В прихожей никого не было. Прошмыгнул в туалет.

Долго умывался, глядя на себя в зеркало. Постепенно лицо разгладилось, волосы легли как надо. Улыбнулся той улыбкой, с какой встречал посетителей в магазине. Получилось… Теперь можно и выходить.