Алексей Рачунь - Перегной Страница 6

И вдруг возникла третья сила. Педерасты или, как их политкорректно нужно называть, секс меньшинства. Извращенцы существовали всегда, всю историю человечества и ни один режим их не мог искоренить. Другое дело, что они сидели и не рыпались, но то были времена суровых нравов, суровых действий и решительных мужчин. В те времена если и дозволялось кому попискивать, то только из глубины самых узких щелей. И этого писка никто не слышал в маршевом грохоте строевого шага.

В нынешние же, бабские времена, невозможное вдруг стало возможным. И всякая нежить, всякое ряженое в хохлому бакланьё, вся шушера и шелупонь вдруг полезла изо всех щелей, по базарному, по бабски, по хамски заявляя о своих мифических правах, достоинствах и свободах.

Конечно две уже вступившие на партер и вставшие в стойку силы затоптали бы этот балаган, но он неожиданно понравился спонсору реформ — Западу. Прогнивший с ног до головы, дорогим парфюмом глушащий сифилитическое свое дыхание, слепящим блеском бриллиантов и страз прикрывающим нерубцующиеся уже язвы похоти, богатенький Запад разглядел в этом пошлом цирке истинную демократию. И, отслюнявливая очередной транш, намекнул «туррной рюсски иффан» — что половая свобода это ни в коем роде не распущенность и попрание морали, а наоборот, «ощщень карашё»  для готовящихся демократических перемен.

Так для пидарасов была выделена, в ряду других общественных организаций, квота для избрания в Вече. Нечисти была отведена щель посуше, пошире, попросторнее, с хорошими запасами свежего воздуха. Отныне, вместо того, чтобы дышать затхлой плесенью сырых узилищ изгоев, они сами получили право хоть и не сильно, но вонять. И теперь собирались это дело отпраздновать.

 Сам Олег со мной не заговаривал, да я  и  не имел  такого желания. Для моего репортажа этот деятель не мог сказать ничего существенного ибо по всему был не очень важным лицом. Я молча поспешал за ним и не заметил как мы пришли.

Акционеры располагались на крыше реконструируемого торгового центра. Точнее областного универмага постройки полувековой давности. Но новые времена принесли новые названия и теперь на этом полуразрушенном бастионе, местами ободранном от штукатурки как липка от коры уже укоренились огромные неоновые буквы вывески «Торговый центр».  Пять этажей, стены с колоннам и вычурной лепниной. Сейчас от постройки того времени остался лишь фасад, выходящий на площадь. Все остальное было снесено и вместо него, за счет дополнительно порушенных во дворе построек детского сада и пожарной части была возведена огромная бетонная коробка современного торгового заведения — поражающая своими размерами огромная и пока пустая утроба.

Поднимаясь по ней на крышу я глядел на неотделанные шершавые стены, валяющиеся по углам обрывки каких—то кабелей, наспех, временно привешенные к потолку, еще не закрепленные как надо огромные короба вентиляции и чувствовал себя ничтожным микробом в пустом и голодном брюхе невиданного зверя, живущего в невероятных размеров зоопарке. Зверя, давно уже прирученного и смирившегося со своей участью. Он лежал на боку и ожидал кормежки. И скоро, очень скоро, с открытием, закипит, забурлит, зачавкает в его утробе пищеварительный процесс под названием торговля и товарооборот. И из пасти будут бесконечно срыгиваться довольные покупатели. Когда нибудь срыгнусь и я, мне как раз диван нужен.

Сегодня, из—за шествия,  стройка не работала. Милиция,  подстраховавшись, согнала и вывезла отсюда всех  строителей и стройка стояла пустая, огороженная забором, прикрытая от глаз строительными лесами с натянутой на них сеткой.

На крыше было человек 15 практически неотличимых от Олега молодых людей. Выделялся пожалуй только крепкий, в черной футболке и бандане парень. Если все вяло бродили, сидели или полулежали на рюкзаках то этот оживленно разговаривал с кем—то по телефону, расхаживал и жестикулировал. Сереги не было видно.

Привет — подошел я к парню в бандане когда он убрал телефон — а где Сергей?

— Какой Сергей — наморщил он лоб — а, Сергей. Слушай ты ведь Марат, журналист? Привет, я Николай, типа  старший здесь, ххэээ — он как—то нервно и по—козлиному засмеялся. — Сереги сегодня не будет. У него какое—то личное дело. Он позвонил, сказал что мол то да сё, в общем без него управимся хээээ.

— Ты типа располагайся тут, осматривайся. Скоро педики подойдут, тогда и начнем.

— Что начнете, то Николай?

— Ххээээ, да так, типа «акцию», ничего особенного. Покидаемся типа бутылками с кетчупом, покричим «Пидоры не пройдут».

— А если голову кому—нибудь пробьете?

— Да ты не волнуйся, хххээээ, все продумано. Во—первых бутылки небольшие, пластиковые, во вторых без крышек. И он указал рукой на фронтальную сторону периметра крыши.  Там, по бортику,  действительно  были расставлены кучками маленькие двухсотграммовые пластиковые бутылки с кетчупом. Крышки с них были сняты и валялись тут же, собрать их в пакет никто не удосужился. Все было неопрятно и как—то по—разгильдяйски. Акционеры пили пиво. Захотев в туалет тут же, чуть в стороне мочились, курили, окурки бросали в растекающиеся лужи мочи. Запах их нисколько, казалось, не заботил.

Еще бы, какой нафиг запах, какая нафиг чистота и санитария, если мальчики играют в революцию. Походу они считают, что когда революция свершиться все станет чисто само собой. Или свергнутые и побежденные все быстренько уберут, потом подотрут прыщавым революционерам жопы и эмигрируют? Оглянувшись я увидел Олега, который в компании таких же чмырей и одной девчонки с кольцами в ноздре пил, из горлышка, пиво.  Пиво кончалось и судя по унылым лицам купить еще было не на что.

— Ну я тут похожу пока по крыше, посмотрю откуда лучше наблюдать.

— Ага, давай, — заулыбался Николай, —   я типа тебе скажу, когда типа это стадо будет подходить, ххэээ.

Я отошел в сторону и стал набирать номер Сереги. Серега не отвечал.

Выбрав удобное место  я уселся на рулон рубероида, вынул из кармана фотоаппарат и стал, сквозь видоискатель, определять лучшие точки будущей съемки. Нужно было постараться избегать участков в тени, столбов с проводами и рекламных растяжек.

— А тут вообще—то нельзя снимать, — я опять услышал за спиной голос Олега.

— С чего бы это баня пала?

— Ты пойми, Марат, — назидательно и важно, как умудренный опытом сержант новобранцу начал проповедь Олег — это акция! Слово акция он произнес так значительно, как будто понимал под ним запуск корабля к далеким и неведомым мирам.

— Ты пойми, Олег — еще более назидательно, с издевкой ответил я — я журналист, я сюда не поглазеть пришел, а репортаж делать. Я буду снимать шествие, на вас мне чихать. Вас, если вы этого опасаетесь, уверяю, снимать я не буду. Я еще хотел добавить что фоторяд протестующих дебилов я спокойно могу найти в Интернете в любом фотобанке, и ни один читатель не заметит подмены.  Ибо это все равно, что заметить подмену одного десятка инкубаторных яиц на другой.

— Все равно, у нас есть своя пресс—служба — он указал рукой на девчонку с синими губами и кольцами в ноздре — мы потом предоставим тебе фотографии.

— Так у вас еще и пресс—служба есть — искренне изумился я. — Да вы серьезные чуваки, Олег! Вы просто гиганты. Извините, если что не так, ладно? Может вы еще и подпольно какую—нибудь «Революционную Искру» издаете, на деньги германского Кайзера? Конечно, как я раньше то не догнал — «бомбисты—кетчуписты». «Ограбление сберкассы при помощи баклажанной икры». Отличный будет заголовок для сенсационной статьи.

— Ну ты Марат зря ерничаешь, у нас на самом деле серьезная организация. — Олег обиделся и насупился, показывая, что его революционное достоинство унижено. —   Газету мы конечно пока не издаем, но пресс—служба есть. Отчеты об акциях пока фиксирует. Придет время — представим их народу. В Интернете там или где.

— Ага, значит снимать мне нельзя? А если я тебя, Олежка,  пошлю подальше, интересно найдется ли в вашей серьезной организации служба безопасности, чтобы тихо, без шума и пыли забрать у меня фотоаппарат и прогнать меня отсюда взашей? Профессионально прогнать, чтобы я отсюда и гаркнуть не успел ментам в оцеплении, что здесь хулиганы с кетчупом? — Олег молча сопел.

— Марат, ну чего ты, тебя порекомендовали, Сергей поручился за тебя, а ты мало того, что нарушаешь дисциплину и требования звеньевого акции, так еще и издеваешься над нами…

— Унижаешь наше достоинство, — подхватил я, — ставишь под сомнение моральный облик нашей организации, её значение в истории мировой революции, да?  Олег, мне абсолютно чихать, что вы считаете себя борцами—революционерами, а шествие внизу врагами. Я  пришел сюда чтобы сделать репортаж о том, как одно дрессированное стадо будет портить наряды другому дрессированному стаду.