Ауэзхан Кодар - Порог невозврата Страница 6

Агзамова поразило, что эти столь разностатусные люди сидели в этом бункере, как будто на приеме высокопоставленного чиновника, а там за за двустворчатой дверью беззаботно пел свои блатные песни хозяин криминальной земли казахской. Иначе ведь и не скажешь, поскольку стены приемной были увешаны портретами Кенесары, Мустафы Чокая и почему-то Александра Матросова. Последнему обстоятельству многие, наверное, удивились бы, но Агзамов был уже знаком с последними материалами в газетах, где прямо объявлялось, что легендарный герой-детдомовец был не русским, а башкиром. Правда, Агзамов сомневался в этом, но обстановка была здесь настолько однозначной, что ему сразу стало не до сомнений. Между тем, братки открыли двустворчатую дверь и ввели Агзамова в ярко освещенный зал, где за довольно загаженным дастарханом с остатками еды и пепельницами полными окурков, полулежало и сидело несколько мужчин и женщин. Кондиционеры изо всех сил пытались очистить прокуренный воздух. Из-за этого в зале было холодно и неуютно, как над пропастью в горах. В глубине комнаты опираясь локтем на подушку, с гитарой в руке, полулежал на боку грузный мужчина, черноволосый и седобородый, с красивыми черными бровями и сетью морщин под глазами. Это соединение молодости и старчества завораживало.

Хаурики подвели Агзамыча к нему и загнув ему руки за плечи, заставили поклониться.

– Ох, ты, – в удивлении приподнял свои изогнутые брови мужчина, к нам сам Агзамов пожаловал! – Ладно, – снисходительно сказал он, покосившись на своих боевиков, – отпустите аксакала и рассоситесь. Я с ним буду сам разговаривать.

После того как ребята исчезли за дверью, мужчина важно воззрился на Агзамыча, который довольный тем, что его хоть кто-то узнал, расплылся в довольной улыбке.

– Чего лыбишься? Ты хоть знаешь, кто я такой? – раздраженно просипел мужчина, и поняв, что господинчик не в курсе, кто перед ним, громоподобно произнес:

– Я − Сивый Арлан, по казахски, Кокжал!

Агзамыч не успев погасить улыбку, напряженно размышлял, кто же это мог быть. Он краем уха слышал о каком-то казахском мафиози, который сумел всех подмять под себя и заправлял всем теневым бизнесом в Казахстане, как то казино, проституция, автозаправки, автосалоны и т. п., но это было так далеко от его интересов, что он никогда не вдавался в подробности. И вот теперь он никак не мог понять, зачем он понадобился этому сивому авторитету и что ему ждать от этой курьезной и даже одиозной встречи.

– Э-э-э, – сглотнул улыбку Агзамов. – Вы тот самый… э-э-э… авторитет?..

– Бери выше! – оборвал его Сивый Арлан. – Я гроза всех авторитетов в нашем казахском болоте. – Я вор в законе всесоюзного масштаба.

– Но… Союза сейчас нет, – сдавленно произнес Агзамыч.

– Как нет? – вскричал Сивый Арлан, и, сев на корпеше, рванул на груди майку. Агзамыч отпрянул – на его широкой груди крсовались татуирвки Ленина, Сталина. а на животе – волчья голова с ощеренной пастью.

– А этот кто? – робко выдавил из себя Агзамов, указывая на последнюю татуировку.

– А это тот, кого я выращиваю в себе и из себя…

– Разумно, – чуть иронично сказал Агзамов.

– Ты заметил, что я одновременно черноволосый и седобородый?

– Это трудно не заметить…

– В том-то и дело. У нас, будь ты хоть семи пядей во лбу, но если ты не аксакал, никто тебя за человека не будет считать. Но, честно говоря, наши аксакалы настолько уже поизносились, что еле жуют своими вставными челюстями. Поэтому я решил не связывать себя только с ними, как видишь, ношу свои естественные черные волосы. Вот только бороду пришлось обелить. Зато теперь я весомей смотрюсь, не так ли?

Агзамов промолчал. Он не любил самовлюбленных людей. И все эти самопанегирики начинали его раздражать.

Сивый Арлан не видя прямой поддержки от Агзамова, тоже почувствовал себя уязвленным.

– Что молчишь? Белены объелся? Ты хоть знаешь, почему я сюда тебя позвал?

Поелозив рукой за спиной, он вытащил книгу про тюркскую хварну.

– Это твоя книжка?

– Моя и Адоева.

– Отныне она будет только твоей.

– Почему?

– Ты напишешь, что у тюрков была только царская хварна. А я подарю ее нашему Президенту.

– Но это не так. Тюркская хварна называлась кутом и ею мог обладать каждый тюрк, избранный богом.

– Ты прекрасно знаешь по тюркским надписям, что кут принадлежал только царю и царице, ибо они олицетворяли свой народ.

– Эти надписи не показатель, их писали только для этих царей.

– Значит, не будешь писать?

– Я уже все написал в своей книжке.

– Это неправильная книжка, значит и ты неправильный. А, ну-ка, братва, – закричал он, повернувшись к двери, – вправьте ему мозги и через три дня найдите где угодно и приведите обратно.

– Отдайте мою книгу!

– Она тебе без надобности. Ты напишешь новую.

В открывшуюся дверь вбежали знакомые боевики, и, скрутив Агзамову руки за спиной, потащили по коридору. Потом они втолкнули его в лифт и стремительно поднявшись вверх, затащили его в туалет.

– Ты кто? – спросил его тот, кто был потолще.

Агзамов не знал, что отвечать. Он понимал, что он уже не он, но кем теперь стал, он еще не знал. Между тем, угроза физической расправы была очень реальной.

– Я… никто, – искренне ответил Агзамов.

– А почему так одет, – резонно спросил бритый толстяк.

И тут Агзамов, потерявший всякую связь с собою прежним, обратил внимание, что хоть одежда ему не изменила. Он по-прежнему был одет в дорогую коричневую тройку, держал в руках кейс из крокодиловой кожи, а если бы эти братки знали сколько стоят его очки, они первым делом молча сняли бы их и убежали.

– А что, нельзя? – сыграл наивняка Агзамов.

– Гони деньги, – вернул его в грубую реальность толстяк.

– Я без денег, – буднично ответил человек в роскошной тройке.

– Тогда раздевайся, – толстяк уже явно не миндальничал.

– Но… как же так… я же останусь голым.

– Не бойся, нам трусы твои не нужны.

Агзамов вспомнил знаменитый совет Ленина и стал раздеваться.

Сначала он снял свои дорогие итальянские туфли, потом брюки и только потом почему-то верхнюю одежду.

Он думал, что на этом достаточно, но второй бандит схватил его за галстук и так сдавил горло, что Агзамов мгновенно снял все остальное, вплоть до часов и золотой печатки. Новоказахской цепи, он, слава Аллаху, не носил. Он хотел было снять и носки, но тут братки напихали все в черную сумку, толстяк вежливо хлопнул Агзамова по пузу с седыми волосиками и, обняв за плечо напарника с сумкой, пошел к выходу. Через мгновение Агзамов услышал стук захлопнувшейся двери и остался один.

О происшедшем напоминало только то, что он остался в одних трусах. И хоть убей его, он не мог бы описать своих грабителей. Они могли быть и русскими, и казахами, и инопланетянами, ибо настолько отвечали современному «тайсоновскому» типу, что другими быть не могли. Сдерживаемые переживания, видимо, настолько переполнили Агзамова, что он срочно захотел «по большому». Влетев в кабинку, он дал такую пулеметную очередь, что унитаз явно должен был провалиться. Разряд следовал за разрядом, но Агзамов понимал, что до завершения далеко. «Откуда во мне столько дерьма?» – недоумевал Агзамов, без нужды поправляя очки, которые забыли прибрать грабители. В желудке стало хорошо, Агзамов подобрел, и все происшедшее предстало перед ним в смешном свете. «Вот я на «очке» и с очками», – улыбнулся Агзамов. – Но я теперь не нужен со своими очками. Во-первых, нынешней реальности не нужны очки, во-вторых, это очки не той диоптрии, они никогда не подойдут к нынешней реальности».

В этот момент в туалет вошли двое, судя по голосам, мужчина и женщина. Агзамов не знал, что делать. Он понимал, что не может выйти, пока не выйдет женщина, но женщина выходить не торопилась.

– Вы что предпочитаете, минет, или… – деловито спросил женский голос.

Или, – ответил одышливый мужской баритон.

– Может, лучше все-таки минет? – галантно переспросила женщина.

– Ты за кого меня принимаешь? – рявкнул мужчина. – Я бывший чемпион по биатлону. Пошли, шлюха! – и поволок ее в кабину.

Агзамов натянув трусы, сидел на закрытом унитазе и пытался понять национальную принадлежность столь неожиданных посетителей. Они могли быть и казахами, и русскими, ведь русский язык настолько всех нивелирует, что скорее по говору, рязанскому или московскому, можно опознать русских, чем иноязычных. Это что-то удивительное, казахов теперь не узнаешь ни по внешнему виду, ни по языку, ни даже по тактильным ощущениям, – вспомнил он недавних бандитов.