Антонио Табукки - Рассказы Страница 6

- Труднее? Почему?

- Я хотел сказать, что это поставит меня в затруднительное положение.

- Это определение ничего не объясняет.

- Речь идет о тяжком преступлении, даже тягчайшем.

- Вспомните, ведь вы ограничились тем, что вели машину.

- Да, но этим я тоже содействовал убийству и отдаю себе в этом отчет.

- Однако вы это сделали во имя ложно истолкованного понятия справедливости, внушенного вам людьми, которые в силу своей культуры не должны были бы пользоваться вашей наивностью. Здесь самое главное то, что вы глубоко раскаиваетесь. Скажу больше, вы раздавлены раскаянием. Раскаянием, которое можно поверить не только официальным властям, но и настоящему исповеднику священнику. Вы должны жить своим раскаянием, желанием искупить вину.

- Для меня не имеет значения, как развивались бы события, меня интересуют люди, которые отдавали мне приказы, это от них я зависел тогда, они могли распоряжаться мной словно игрушкой, я был в их руках, я был в их власти, для них я был готов на все, и чем они мне потом отплатили? Забыли обо мне. Использовали и выбросили вон.

- Но чтобы перейти к тем, кто использовал вас и выбросил вон, нужно сначала пройти через факты, вы согласны с этим?

- Факты, в сущности, могли бы быть очень простыми.

- Я хотел бы услышать о них от вас.

- Я думаю, это была бы самая простая часть истории.

- Ну и как, по-вашему, выглядела бы эта самая простая часть?

- Она выглядела бы так: товарищ Беретта ожидал бы меня в шесть утра на углу улицы Вены. Я бы проезжал мимо, и он быстро бы запрыгнул в машину. Затем мы бы свернули на проспект Вашингтона и поехали в сторону улицы Берлина. Там бы остановились, точно напротив табачного бара, в котором каждое утро завтракал консул. Подождали бы с полчаса. Консул пришел бы, как всегда, ровно в семь, пешком. Товарищ Беретта вышел бы из машины и небрежно направился бы ему навстречу, а когда поравнялся бы с ним, молниеносно выхватил пистолет и трижды выстрелил бы ему в грудь. Консул не успел бы упасть, как мы были бы уже далеко, потому что я ожидал бы с включенным мотором и подъехал бы подобрать товарища Беретту. Не было бы практически и свидетелей: хозяин бара, появившийся в дверях, смог бы увидеть только, как мы исчезаем вдали. И что бы он мог заметить? Двух людей со спины, удалявшихся на сером "таунусе"?

- Продолжайте, - сказал господин в голубом.

- Осталось добавить немногое. Я проделал бы обратный путь не спеша, чтобы не привлекать ничьего внимания: проспект Вашингтона - улица Вены - проспект Буэнос-Айреса. В конце проспекта Буэнос-Айреса есть площадь Варшавы, мы бы припарковали машину там, затем спустились бы в метро и там бы разъехались: я на север, товарищ Беретта - на юг. Ну и как, на ваш взгляд?

- На мой взгляд, приемлемо, - сказал господин в голубом. - Действительно, очень правдоподобно. Думаю, история не могла бы быть рассказана лучше. Конечно, отсутствуют некоторые детали, одна там, другая здесь, между тем детали очень важны для того, чтобы добавить истории достоверности, особенно если речь идет об истории предполагаемой, надеюсь, вы меня понимаете. И меньше сдержанности, больше страсти. И слез. В общем, душевной боли. То, чем мы сейчас занимаемся, - дело, основанное на раскаянии, не забывайте об этом.

- Как бы то ни было, меня интересует не эта гипотетическая история, заметил человек с седыми волосами. - Меня занимают люди, которые могли бы отдать мне приказ совершить все это, вот что для меня главное.

Господин в голубом поднялся и стал медленно прохаживаться по комнате.

- Мы к этому и подходим, - сказал он, - мы как раз подходим к месту, которое занимает вас и еще больше интересует нас. Как видите, здесь наши интересы совпадают. Речь идет только о том, чтобы найти тех самых людей, поскольку вожаков было много, быть может, не все они были согласны с проведением подобной операции. Впрочем, я убежден, что такое решение могло бы быть принято в очень узком кругу. Что вы об этом думаете?

- Самом узком, - с готовностью ответил человек с седыми волосами, - и поэтому значимы только те, кто смог бы отдать мне приказ.

- Сколько их было?

- Двое.

- Не называя имен, что вы можете сказать о них?

- Они из тех, кого зовут профессорами.

Господин в голубом удовлетворенно улыбнулся.

- По-моему, это точно, - сказал он, - продолжайте.

- Это было десятого марта, ровно за месяц до убийства. В городе проходил созванный движением съезд, посвященный мировой войне. Приехали даже представители организаций из Франции и Германии. Обоих профессоров в городе не было, они уехали на юг по политическим делам. Я отправился за ними туда, где они проводили какой-то круглый стол. Я был в тяжелой ситуации: моего сына госпитализировали по поводу инфекционного заболевания, хозяин дома выселял меня из квартиры, я нуждался в деньгах, в каких-то грошах. Я собирался попросить у них. Я делал для них все: разбрасывал листовки, выполнял любую черную работу, был рабом движения. Я зашел поговорить с ними. Через пять минут я получил отказ, они сказали, что у них нет возможности помочь мне, что они устали от моих просьб. Надо же иметь такую наглость: несколько лет я делал для них все, а они устали от моих просьб. Они отказали мне ровно через пять минут, заявив, что у них и без меня забот хватает.

Господин в голубом снова сел, с озабоченным лицом, сдвинув брови.

- Давайте порассуждаем, - сказал он, - давайте порассуждаем. Что-то здесь неубедительно. Торопливая беседа в присутствии стольких людей не кажется мне идеальной ситуацией для дачи вам такого серьезного поручения, оба профессора никогда бы не воспользовались подобным случаем, эта версия вряд ли кого-нибудь убедит.

- У меня нет другой, это был единственный раз, когда я видел их до операции, и единственный раз, когда я разговаривал с ними об этом. Были свидетели, которые видели нас, это мой козырь. Необходимо воспользоваться этим козырем.

- И что они вам сказали?

- Они сказали, что операция назначена на девятое апреля, чтобы я был в полной готовности и что все инструкции мне передаст товарищ Беретта. - Человек с седыми волосами сделал паузу и вздохнул. - Таким образом, могу констатировать, что весь план в деталях был сообщен товарищу Беретте и что именно он посвятил меня в них, когда я впоследствии встретился с ним один на один. И пусть он отрицает это сколько угодно.

- Этот вариант кажется мне приемлемым, - сказал господин в голубом, - все вместе мне кажется версией приемлемой. Предполагаю, что это может быть версией, приемлемой для кого угодно. Я вижу, у вас хорошая память, господин Бабочка, очень важно сохранять ее.

В комнате повисла тишина. Вдалеке, приглушаемый расстоянием и закрытыми окнами, слышался шум уличного движения. Где-то три раза пробили часы.

- Хорошо, - сказал господин в голубом, - у меня такое впечатление, что это все.

Человек с седыми волосами попытался было встать, но остался сидеть.

- Извините меня, - сказал он. - Но осталось кое-что еще.

- Что же?

- В общем, кое-что, не знаю, как выразиться, короче, мне хотелось бы кое-что уяснить.

- Что именно?

- Я знаю причины, по которым я делаю это, но не знаю ваших.

Господин в голубом широко улыбнулся. Это был первый раз, когда он улыбался так открыто и с удовольствием.

- Я вам отвечу вопросом на вопрос, хотите его услышать?

- Мне это было бы интересно, - сказал человек с седыми волосами.

Господин в голубом изобразил рукой некий жест, легкий, словно полет птицы, и произнес:

- Может ли взмах крыльев бабочки в Нью-Йорке вызвать тайфун в Пекине?

Человек с седыми волосами зло посмотрел на него.

- Не смейтесь надо мной, - сказал он.

- Я вовсе не смеюсь над вами, это серьезный вопрос.

- В таком случае я вас не понимаю.

- Это не важно. Речь идет о теории поля взаимозависимости. Ее частным случаем является теория катастроф. Что такое катастрофы, вам наверняка хорошо известно, но вряд ли вы знаете, что такое поле взаимозависимости.

- Не имею ни малейшего понятия.

- Терпение, - доброжелательно ответил господин в голубом, - сейчас было бы слишком долго и слишком сложно объяснять вам это. Представьте себе просто, что мы в таком поле, то есть вы - элемент этого поля и каждое ваше движение изменяет всю систему взаимозависимости, дорогой господин Бабочка, поэтому следует взмахивать крыльями как можно аккуратнее.

Господин в голубом устало откинулся в кресле, аккуратно сложил носовой платок и сунул его в карман.

- Думаю, нам больше нечего сказать друг другу, - произнес он.

Человек с седыми волосами поспешно встал. Казалось, он в замешательстве, будто не знал, как попрощаться. Затем он поклонился и направился к двери. Дойдя до середины комнаты, он остановился и смущенно кашлянул.