Зуфар Гареев - Спящие красавицы Страница 6

В спор включается Лариса Ивановна:

– Константин, здесь не бывает никаких двойников! С чего Вы взяли?

– Почему тогда Люция так часто меняет ей наряды? Для Синицы? Зачем Манане столько парфюма? Зачем ей визажистка? Зачем вы сто раз на дню ее переодеваете? Для Синицы?

– Манана так привыкла к шоппингу, Константин!

Ануш вторит:

– Манана так любит линейку от Коко Шанель! А сейчас Манане надо принять душ.

– Опять душ? Она восемь раз в день принимает душ! Восемь раз! Она же не свинья, чтобы мыть ее каждые полчаса!

– Манана так любит свежесть, Константин!

Лиза тщательно прячет духи в ридикюль, надевает темные очки, выходит из палаты.

В коридоре она присоединяется к группе журналистов. Состав «экскурсии» знакомый: Козин, Артуров…

Один из журналистов заявляет:

– Вы сказали, что через Алексея Синицу параллельный мир прорывается в нашу действительность… Но должны быть доказательства параллельной Вселенной! Доказательства, что пациенты живут в двух измерениях. Летаргики не имеют никаких признаков этого…

– Возможно эти признаки есть, – отвечает Козин. – Просто наша наука еще не знает инструментов, с помощью которых эти доказательства могли бы стать для нас очевидными.

– Да! – подтверждает Лиза и достает блокнот. – Это записывать?

Несколько журналистов задерживаются у открытого окна – они увлеченно фотографируют пациентов во дворе Клиники.

15. Любовь до гроба?

А как же наша сладкая парочка – баран да ярочка? Пошла уже вторая неделя как Алексей Синица поселился в доме Яны. Ясно, что между ними случилась любовь. Ясно и то, что рано или поздно приходит время, когда влюбленные начинают прояснять отношения…

– Что обозначает, когда мужчина любит кончать на лицо женщине? – спрашивает Яна и в который раз пытается стереть с губ и носа эякулят Синицы.

– Еще полминуты! – умоляет Синица. – Я так люблю смотреть на это порно!

– Это выглядит глупо: женщина со спермой на лице…

– Чем глупее, тем привлекательнее…

– Странно.

Но Яну сейчас волнует нечто большее…

– Я не знаю, что со мной происходит. Мне унизительно, что я хочу быть с тобой. Женщине противно так сильно зависеть от секса. Она унижена этим. Ты понимаешь?

– А ты понимаешь, что ты говоришь? Ты что не знаешь, что бывает с теми, кто желает меня?

Он решительно спускает ноги на пол и надевает трусы.

– Я не хочу секса!

– Я тоже!

– Но ты хочешь! Я же вижу – ты хочешь меня!

Синица вскакивает:

– Это ты хочешь!

– Я? Тебя? Как это тупо! Кто ты, вообще, такой? Я зрелая интересная женщина. С какой стати мне хотеть такую пустышку как ты?

Она становится злой и насмешливой:

– Герой серила… Мечта домохозяек… Ах, какой забавный малыш… Пупсик… Ты, вообще, похож на мерзкого гея. Тебе панталоны очень к лицу. Вернее, к заднице.

– Ха-ха! Ты классно отдавалась этому гею… Так никто и никогда…

Практически он это прокричал в лицо Яны склонившись над ней.

Яна дает пощечину мерзкому пидару:

– Замолчи! Прекрати меня называть на «ты»!

– Да, классно!

Снова получает пощечину, но это распаляет в нем жестокость.

– Ты просто безумно хрюкала от удовольствия как свинья!

Он кружит по комнате как гладиатор, одержавший победу:

– Котик, ты просто хрюкала как свинья, извиваясь…

– Не называй меня на «ты»! – закипает Яна, бешено стирая с лица сперму. – Господи, какая гадость!

– Ты! Ты! Ты!

Яна стихает и плачет. Потом вздыхает:

– Да. Есть что-то нехорошее в этом, да, конечно… Но у Вас чертовски красивые глаза, Синичка… И член на уровне…

– Зачем мы говорим фиг знает о чем, Яна? Дело не в этом. Почему мы боимся сказать, что нас тянет друг к другу?

– Да, почему?

– Я – убийца. Можешь сдать меня Федеральной Комиссии. Ты сделаешь это?

– Да. Немедленно. Ты хочешь жить?

– Нет. Без тебя нет.

– Так быстро? Это идиотизм! – бормочет она, не в силах бороться с наплывающей теплой волной счастья.

Впрочем, силы еще есть. Надо просто уйти в свою комнату и взять себя в руки.

Синица вскоре осторожно открывает дверь.

– Ну, хорошо, – говорит Яна. – Это было всего несколько раз, случайно… Это надо прекратить, возможно еще не поздно.

Синица закрывает дверь. Надевает женское платье, накладывает ногти, подкрашивает тушью ресницы.

Он кричит в дверь:

– Слушай, сделай мне какой-нибудь приличный макияж… Я уйду. Я должен уйти. Это я во всем виноват.

Она появляется на пороге, предательский туман счастья лежит на ее глазах.

– Но что-то мне подсказывает, – говорит она медленно, – что скоро мне будет хорошо… Интересно, есть такая штука – секс по интуиции?

– Он весь на интуиции.

Яна тянет Синицу к себе, осыпая поцелуями.

– Иди ко мне… Ну куда ты уйдешь, какая к черту Федеральная Комиссия… О чем ты говоришь…

Синица отстраняет ее.

– Нет.

Яна увлекает его в бездну, шепча:

– Все уже свершилось… Не бойся умирать… Ты умрешь со мной… Ты хочешь со мной – и только со мной?

У парнишки нет сил противиться.

16. Декламатора вызывали?

Не будем же и мы, как и все вокруг, думать, что летаргики не имеют право на привычный уклад жизни. Имеют.

В палате Людмилы Сергеевны художница раскладывает мольберт. Людмила Сергеевна, как и в прошлые годы, любит порисовать. Ксения с большой бутылкой колы в руках мрачно смотрит на загвоздку-мать. Скелетон замедленно (по элементам) имитирует круговой удар.

Переводчица передает слова Ксении, которые Людмила Сергеевна похоже не хочет слышать..

– Ксения говорит: Вы должны быть секси.

– Мама, ты должна быть секси, ты это понимаешь? – повторяет Ксения.

– Люся, доча! Это спасет тебе жизнь! – восклицает Скелетон.

– Во всяком случае точно оздоровит гинекологию. – Ксюша делает глоток. – Пора начинать половую жизнь, мама! Прошло уже 22 года!

Наконец Людмила Сергеевна заговорила (устами переводчицы):

– Ну как мне быть секси, как? Ты видела мою целлюлитную задницу?

– Сто раз. И что?

– Нет, с такой задницей я не могу быть секси!

– Мама, тут никто не спрашивает мнение у твоей задницы. Она слишком умна для такого разговора.

Переводчица в сомнении:

– Это переводить?

В палату входит декламатор: громоздкий припудренный мужчина под пятьдесят. Он читает, завывая под Качалова:

– На солнечной поляночке,
 Дугою выгнув бровь, Парнишка на тальяночке… Декламатора вызывали?

– Вы не видите, у нас пейнтинг? – возмущена Скелетон.

– Мама, давай еще раз… Разбуди в себе женщину… Вот представь перед тобой этот пидар… как его… Синица…

Переводчица живо встревает:

– Мне тоже он кажется мерзким геем! Слишком красив.

Художница подхватывает:

– Ой, и мне!

– И вот ты берешь его… – мрачно говорит Ксения. – Тьфу… за яйца…

Переводчица снова уточняет:

– Так «яйца» или «кокошки»? Про яйца она и слышать не хочет.

Ксению прорвало:

– Какие еще кокошки, блять! Мы что – в курятнике, мама? Берешь его за яйца, отрываешь и выбрасываешь воронам! Воронам, поняла?! Какая ты у меня тупая, мама!

Скелетон бьет ногой в косяк, падает «Девочка с персиками».

Скелетон вскрикивает:

– Люся – воронам!

И тут же сама себе бормочет:

– Подними персики!

Она торопится к репродукции:

– Подними девочку!

– Если бы воронам, – делает замечание переводчица. – Но это не эротика, увы…

Ксения спохватилась и пытается успокоиться:

– Да, затупила… Извиняюсь… Накатили старые обиды…Вот такие как ты, мама, всех нас и погубят. Ты знаешь сколько я их перевидала, чтобы яйца называть кокошками?

Она взбивает грудь:

– Ты веришь в это?

Скелетон подхватывает неоспоримые аргументы:

– Да. Люся, не забывай, что у нашей Ксюни 4-ый размер. А теперь пятый.

Ксения всхлипывает о своем девичьем:

– Мама – это жесть, сколько я их перевидала с 13 лет…

Скелетон тоже всхлипывает:

– Ксюша, правда?

– А то, бабон! И ни разу любви не встретила. Только кокошки эти гребаные. Так-то вот.

Скелетон потрясена в который раз:

– Ни разу? Без первой любви невозможно! Это жесть.

– Ни разу, баба!

Людмила Сергеевна бормочет устами переводчицы:

– Яй… Яй… Мне так противно становится… Может яйкошки?

– И правда, Ксюня, может яйкошки? – мягко говорит Скелетон. – Воронам-то какая разница?

– Эх, мама… Долго еще с тобой работать, ох долго…

17. Достал всех ширинкой

В Клинике тем временем снова беда – нет сладу с попугаем-похабником. Наглый он, конечно, слов нет. Всего-то знает пару слов на языке римлян, а в любую минуту готов козырнуть ученостью.

По коридору движется процессия. Впереди возмущенно вышагивает Любовь Семеновна, за нею Старшина и Леха. В руках у гендиректора клетка с Иннокентием. Сзади семенит адвокат г-на Перепечкина.

– О темпора, о морес! – говорит Иннокентий. – Спасибо.