Инна Александрова - Свинг Страница 60

— Катюша, — говорю я, — но ведь Иисус презирал богатство и говорил: «Трудно богачу войти в царство небесное… Удобней верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царство Божье». Так, может, и хорошо, что бедны?

— Нет, Линочка, нехорошо. А уж когда по «ящику» показывают самую крайнюю нищету — сердце кровью обливается. Никогда не считала, что все могут быть равнообеспеченными, но еще две тысячи лет назад Платон говорил, что если расслоение между богатыми и бедными будет расти, нужно ждать смуты. У нас это расслоение чрезвычайно высоко. Доходы людей в суммарном выражении растут, а число бедствующих не убавляется. Наоборот. Провал. И в этом провале барахтается всякий, как может. В развитых странах такого провала нет. Там средний класс — врачи, преподаватели, инженеры, научные работники, высококвалифицированные рабочие, фермеры — ого-го-го! На них, на этих людях, и держится государство. У нас же олигархи и чиновники-разбойники, берущие колоссальные взятки, и представить не могут, как перебиваются все остальные. Эти люди, путем всяких ухищрений и обмана захватившие собственность, им не принадлежавшую, под шумок узурпировали общественные ресурсы и нажились за счет обеднения остальных. Они плутократы. Да! Да! Греческое слово «oligarchia» означает «власть немногих, власть избранных», а вот слова «plutos» — богатство и «kratos» — власть определяют как раз то, что понимаем под словом «олигарх». Плутократы, плутократы!

— Кать, наверно, на Западе не так все происходило?

— Да уж конечно! Форд, который посадил всю Америку на машины, говорил, что алчность — вернейший способ не добиться денег. Но если служить ради самого служения, деньги сами собой появятся в избытке. Форд мог отчитаться в каждом приобретенном долларе. Наши же «прихватилы» не смогли нормально запустить производство и стали срочно распродавать «поодиночке» бывшие заводы и фабрики, а деньги вывозить за бугор. Барыши были космические. Тогда регионы под шумок тоже перестали платить налоги, и Россия затрещала по швам.

— Катя, но почему, когда читаешь о каком-нибудь из западных олигархов, видишь, что за каждым из них стоит какое-то конкретное дело. Они достаточно скромны, не кичатся богатством, уважают свое состояние, которое накапливалось десятилетиями, а то и веками, понимают, что нельзя раздражать тех, кто этого не имеет. Когда же узнаешь о наших богачах, видишь, что схемы получения ими денег рождены из воровства. Все построено на обмане.

— Такая, Лина, у нас обманная страна. Но в крупных богачах что-то есть. Они все-таки создают в России то, что в ней давно уничтожено — частную, или личную, собственность. К этим людям отношусь с большой сложностью, но без демонизации: добиться многого никогда не бывает просто. Ты должен рисковать, держать в голове множество связей и комбинаций, а на горячее место всегда найдутся желающие. В этом отношении в советское время жизнь была абсолютно мертвой. Как мог человек проявить себя в экономике? Сейчас же беда в том, что изничтожают «среднего» мужика, не дают ему хода. И делают это в основном чиновники-казнокрады. Вот уж где, поистине, ненавистное племя. Весь средний бизнес — объект их вымогательства и грабежа. Нельзя, нельзя душить бизнес, а проклятое чиновничество душит его на корню. Люди, причастные к среднему и малому бизнесу, должны знать, что в стране не наступит тот момент, когда у них все отберут и на них заведут уголовные дела. Будущая Россия — это большое количество средних предпринимателей и огромное количество малых, которые создадут рабочие места и будут нести социальную функцию. А еще нужно заставить делиться. Нужно придумать, разработать такие технологии, которые бы заставляли крупный капитал перераспределяться. У экономистов, читала, масса предложений. Но должна быть политическая воля. Нужно действенно воевать с социальной апатией, которая расцвела пышно. Многие просто «сидят на печке»: ждут, когда кто-то другой за них все сделает.

— Катя, но может, лучше жить при коммунизме и социализме?

— Да не было у нас никаких «измов» в полном понимании этих слов. Всегда были неразбериха, не подкрепленный ничем голый, «оручий» энтузиазм, апатия и пьянство. Такая жизнь многим была удобна: сиди, не чирикай. Требуй. Жди, когда кто-то что-то принесет. Никакой ответственности. А капитализм — мир жестокий. Он свободен от всякой идеологии. Он — для сильных.

— Кать, но вспомни, вспомни нашу молодость, Калининград и то, как город из руин подымался.

— Помню. Но тогда время — в мировом масштабе — было другое.

И мы вспоминаем, как становилась рыбная промышленность — одна из самых главных в области. Удивительно, но немцы-кенигсбержцы относились к рыболовству до странности легкомысленно. Потому и не было у них мало-мальски оборудованного рыбного флота. Лишь отдельные любители выходили на утлых суденышках в заливы или на шельф. Ловили, что попадется — селедку, судака, леща. Изредка — камбалу и треску. Распродавали «свежьем». На том рыбодобывающее дело кончалось. Так что в наследство нам ничего не досталось.

Все побережье, дно канала были загромождены остатками боевой техники — танков, торпедных катеров, барж — и обрушенными пролетами мостов. А уж мин было несчетно. Но самое главное — разрушенные причалы морского торгового порта, сожженные портовые сооружения. Тогда и начали очищать судоходный канал, оборудовать места для стоянки кораблей. В конце сорок пятого был уже создан Балтийский государственный рыбный трест, а в сорок седьмом возникло управление экспедиционного лова, пришли новые промысловые суда. Порт был очень удобен: незамерзающий, до Атлантики — рукой подать, есть железная и шоссейные дороги. Вези рыбу, куда хочешь!..

Ну а в шестидесятом перекочевал в город с московского асфальта и рыбный институт, который сразу так разросся и расширился, что стал главным и ведущим среди пяти рыбных институтов страны. Сейчас на его базе — технический университет. Мореходка готовила экипажи для рыболовецких и торговых судов. Огромные морозильные траулеры начали ходить к берегам Африки, Австралии, Южной Америки. К сожалению, теперь вся база этих походов утеряна, все надо начинать сначала. Нет сейчас и высокопроизводительных судов, которые выпускают ту самую современную продукцию, что так ценится на мировом рынке. Старые БМРТ уже ничего не могут, кроме доморощенного примитива. Все, все, что можно, развалили. Кто виноват? Конечно, коррупция. Проклятая коррупция, которая есть во всем мире, но у нас она вышла на такие позиции, что правит страной. И если общество не окоротит эту мафию, исход будет ясен…

Про очень неоднозначную жизнь рыбаков писали в те пятидесятые-шестидесятые и Яков Барановский, и Сергей Александрович Вьюгин. Оба не раз ходили с рыбаками в море. Особенно запомнился роман Барановского «В порт приходят корабли», потому что много с ним повозилась, чтобы довести до кондиции.

В повестях же Вьюгина, не согласовав с автором, нельзя было изменить ни запятой. Он был настоящим писателем. И вообще судьба его была необычной, хотя… как посмотреть: может, и обычной. В тридцать седьмом молодого научного сотрудника — физхимика в институте Иоффе в Ленинграде — посадили. Посадили по пятьдесят восьмой статье, как сажали тогда тысячи. Но, видно, ничего серьезного присобачить не смогли, потому как к стенке не поставили, а всего лишь сослали. Сослали в Норильск, в котором — не знаю, был ли он уже тогда официально городом или оставался поселком — только-только начали строить огромный горно-обогатительный комбинат. Комбинат потом стал известен на весь Союз и в мире. Добывали и выплавляли никель, кобальт, медь. О том, как шло строительство, Сергей Александрович и написал роман «В полярной ночи», опубликованный «Новым миром». О качестве романа можно судить по новомирской марке.

Вьюгина освободили сразу после смерти Сталина, а в пятьдесят девятом с новой семьей — женой и двумя малыми детьми — приехал он в Калининград. Первая жена не дождалась. Там оставалась дочь. В Калининград приехал, потому что здесь жила мать второй жены, и было где переждать, перетерпеть лихолетье. Квартиру, правда, дали, но плохонькую: Сергей Александрович был уже членом Союза писателей, а этот статус кое-что значил, но и ко многому обязывал. Обязывал к тому, что отныне Вьюгин должен был, «отрабатывая» квартиру, писать о калининградских проблемах, в частности, о рыбаках. Но их судьба пока еще мало его волновала: он не знал этой тематики, его голова, душа были полны норильскими воспоминаниями. В его северных повестях и рассказах состоялась настоящая жизнь, которую знал досконально. Произведения изобиловали такими ситуациями, такими подробностями, в которых человек действительно проверялся на «вшивость». Читать их было интересно. Герои были умны и мужественны.

Конечно, Сергей Александрович по качеству творчества очень отличался от калининградских собратьев, и ему завидовали. А еще — КГБ. Каждую сдаваемую в издательство рукопись директор Лавренко должен был нести в обком, а там держали по несколько месяцев: читали не только сами, но и давали на прочтение в органы. Издательский процесс растягивался на многие месяцы и, если бы Вьюгина не начали параллельно печатать в Москве, семья пошла бы по миру. Жена — Галя — день и ночь сидела за машинкой. Двое маленьких детей и больная теща хотели есть.