Руслан Белов - Встретимся через 500 лет! Страница 62

– А к чему вам две тысячи шестисотый, если не секрет?

– Пелкастер, вы его, конечно, знаете, сказал, что там очень хорошо, – лицо сумасшедшего расцвело нелепой улыбкой.

– Пелкастер? Мне Маар что-то говорил о нем. А! Вспомнил! Он, кажется, изобретатель рукотворного Бога и главный конструктор светлого загробного будущего, точно?

– Совершенно верно!

– И это он посоветовал вам крутить стрелки?

– Нет, не он. Жюльен Жерар посоветовал, он живет в номере напротив моего… Мы иногда перебрасываемся парой слов.

– Понятно, – сказал Жеглов, вспомнив мелкомошенническое лицо весельчака Жерара, бывшего бандитского боевика и плоского шутника, любившего выражения типа: «лечу как фанера над Парижем», «Эх, нажраться бы, да поблевать!».

– Что вам понятно? – испуганно посмотрел Ронсар, продолжая крутить стрелки.

– Вы знаете, светлое будущее – это, конечно, хорошо, но мне почему-то кажется, что жить надо сегодняшним днем. Это не всегда удается, но…

– Вы не понимаете! – перебил Ронсар. – Там очень хорошо, потому что оттуда можно возвращаться в любой год. И я смогу вернуться к супруге Элеоноре, в семьдесят пятый год, в год нашей женитьбы…

– Она умерла?..

– Нет, ушла к моему патрону. В восемьдесят втором… Все получилось так глупо, я вконец растерялся, делал все не так…

«Ушла к патрону» у него прозвучало отнюдь не трагично, примерно так прозвучало, как «ушла пройтись по магазинам». Ронсар, удивившись этому, обнадежено заулыбался.

– Послушайте, а может быть, в таком случае вам стоит крутить стрелки назад? За день бы к супруге попали? – сказал Жеглов, странно для себя жалея замороченного человечка.

– Нет. В прошлое можно попасть только через будущее. Так утверждает Пелкастер.

– А мне что-то не хочется ни в прошлое, ни в будущее, – подумав, решительно сказал Жеглов. – Мне здесь хорошо. Сейчас пойду, налопаюсь пельменей, виски вечером в баре попью, и на боковую, сны смотреть, а они здесь чудные.

– Вам хорошо, вы – видный мужчина и, наверное, хорошо жизнь жили, правильно…

– Сомневаюсь, что жизнь можно прожить правильно. Не так она устроена, она проживается так, каков ты со всеми потрохами есть, а это далеко не идиллия. Вот, вернетесь вы к обожаемой своей супруге, красавице, небось, и что? Тех же ошибок наделаете, только позже. И тяжелее вам от этого станет, безысходнее.

Ронсар перестал крутить головку часов.

– Вы так считаете? – глаза его смотрели жалобно.

– Уверен. От себя не убежишь, – сказал Жеглов, подумав: «Вот ведь божий человек! Он же верит всему, что скажут.

– Вы так думаете? – повторил Ронсар.

– Не думаю, уверен. Но, правда, можно попросить профессора, и он выжжет вам электричеством кусочек мозга, тот самый, который не дал вам с женой красиво прожить, но ведь после этого вы будете не вы, а помесь сейфа с пингвином. Вам это надо? Нет! Жизнь надо самим собой прожить, вот ведь в чем дело, вот в чем ее соль и задача…

– Но что же мне тогда делать? Я уже привык крутить эти стрелки, крутить и ждать…

– Вы знаете, я не уверен вполне, но мне кажется, что верить надо лишь в то, что завтра взойдет солнце.

– Иными словами, вы считаете, что надо верить в Солнце?

Жеглов удивленно повертел головой. Сказал:

– Да. Надо верить, что Солнце взойдет, что бы там ни случилось. Взойдет и согреет. Зимой чуть-чуть, а летом на всю катушку. И надо ему поклоняться, ибо оно зачинает новый день. Поклонятся, и пользоваться этим днем, как божьим даром. Если у вас это получится, то прошлое и будущее станут второстепенными, как оно есть по определению.

– Вы правильно говорите, но я все же еще покручу. Очень хочется посмотреть в ее глаза. Вы и представить не сможете, какими они были тогда искренне любящими…

– Крутите, крутите… – проговорил Жеглов, вспоминая, смотрел ли он в своей жизни в искренне любящие глаза.

«Да, смотрел, факт, – решил он, уже поднимаясь по ступенькам террасы Эльсинора. – Но всегда в них кроме любви был микрограмм еще чего-то. Микрограмм того, что, в конце концов, все отправляло под откос».

12. Ценный продукт

После ужина они сели с Шараповым в баре за дальний столик. Глеб рассказал о визите в «Три Дуба».

– Ну, ты даешь! – восхищенно сказал Шарапов, выслушав напарника. – Бабе в трусики таракана запустить! Берия, наверно, в гробу от профессиональной зависти перевернулся.

– Зато все рассказала, – отпил вискаря Жеглов.

– Рассказала-то, рассказала, но что? Правду или байку очередную?

– Я думаю, полуправду. Как и ты.

– Обижаешь, шеф. Я тебе рассказал, что знаю. А правда это или полуправда, один бог, то есть Перен, знает. Ну, как, идем сегодня на Наполеона?

– Ты же сегодня опять со своей цацей трахаешься?

– Часа в два ночи она уйдет…

– Хорошо, тогда в четыре у двери морга встретимся.

– Заметано.

– Слушай, Володя, а что за фрукт этот Пелкастер?

– Юродивый, ты же общался с ним. И, похоже, – сказал шепотом, – состоит у Перена в нештатных сотрудниках, как и Карин Жарис.

– То есть?

– У нас же половина пациентов – доходяги. И Пелкастер по наущению Перена им лапшу на уши вешает. Говорит: как только они умрут, сразу же окажутся не на том свете, стремном и малопонятном, а в две тысячи пятисотом году, то есть в будущем, в котором научились воскрешать всех когда-либо живших людей. Это один ваш чудной ученый придумал, и многим его бред пришелся по вкусу.

– Понятно. Значит, он человек Перена.

– Определенно.

– Это первый вывод. А второй вывод вытекает из того, что Пелкастер со мной говорил, и, значит, я – доходяга.

– Да брось ты, Глеб! Какой ты доходяга? Ты ж как лиственница крепкий. Ну, скажи, у тебя что-нибудь болит? Что-нибудь тебя беспокоит? Ничего!

– Это точно. Ничего не беспокоит, но пять таблеток и три укола в день я имею.

– Он всем назначает. Вот я горсть таблеток каждый день глотаю, и жопа вся исколота. И ничего – уже сто лет как тут.

– Ты лучше скажи, за это время кто-нибудь отсюда выписывался?

– При мне – никто. А до меня, по словам старожилов, выписались двое. Пьер Пелегри с невестой, они скоро вернулись на носилках, и Огюст Фукс. Потом его в лесу нашли… Километрах в пяти отсюда.

– Интересные шляпки носила буржуазия… – помолчал. – Ну, что, пойдем? – допил виски залпом.

– Пойдем.

– Так, значит, в четыре утра у морга?

– Да, в четыре. Слушай, а твоя Аленка?

– Думаю, ее сегодня не будет, – Жеглов братски положил руку на плечо Шарапова.

– Почему?

– Сдается мне, всеми этими делами Генриетта заведует. А она, похоже, глаз на меня положила.

– Какими это делами она заведует?

– Сексуальными. Профессор, видимо, по органам специалист, а она… а она по другим органам.

– По каким таким органам?

– Полагаю, по сперме, которая сейчас весьма дефицитный товар в повсеместно загнивающем капитализме.

– Ты думаешь, они ее продают?! – расширились глаза Шарапова.

– Думаю. Я тебе не говорил, моя Аленка после каждого раза гондоны деловито так снимала, а утром их в мусорной корзине не было.

– Может, она их в унитаз спускает? – Шарапов был более чем озадачен и потому не стал шутить на тему: «Капитан Жеглов ищет в мусорной корзине б/у гондоны».

– Может и спускает. А ты что такой сделался? Будто кий проглотил?

– Знаешь, моя тоже без кондома ни-ни. И потом всегда сама снимает. Черт, ты меня своей догадкой совершенно развалил. Неужели она со мной из-за этого живет? Я ее столько раз просил, чтоб без шубы потрахаться, а она ни в какую…

Потомственный дипломат готов был расплакаться. Жеглов, покачав головой, сходил к бару, вернулся с парой стаканчиков Black Label безо льда – бармен Жак не решался отказывать русскому в повторе после того, как тот раздавил отвергнутый стакан рукой, немало ее поранив. Шарапов неловко выпил, виски полились по подбородку.

– Слушай, Володя, не надо так раскисать, – сказал Жеглов отечески. – Мы ведь работаем. Ты лучше соберись, и проверь все это сегодня.

– Что проверь?

– Ну, прячет она куда гондоны или нет. Только в руках себя держи – женщины масть с пол-оборота секут.

– Я не смогу…

– Должен смочь. Ты ведь мужчина. К тому же, возможно, Лиза любит тебя, а это делает под принуждением. Да, скорее всего, ее заставляют делать это…

– Ты думаешь?

– Уверен. Если бы не любила, ты бы почувствовал.

Маар поверил, потому что хотел верить. Заулыбался – виски разгорячило кровь. Сказал:

– Я ничего не буду проверять. Я просто попытаюсь сделать это без презерватива.

– Вот это по-мужски! Пошли ночевать. Надо выспаться перед делом.

– Я не высплюсь. Я буду трахаться.

– Может, тогда я один к императору схожу?

– Нет, в четыре я буду в морге, – пьяно замотал головой Шарапов.

– Нет, брат, не стоит. Сделай лучше не два дела, а одно, но хорошо. Да и толпой ночью на дело идти – это не дело.

– Как скажешь, начальник. Честно говоря, я трупов не люблю. Желтые они какие-то и мертвые. Я живых люблю. Давай расцелуемся по-русски, а?