Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник) Страница 62

– О, у нас есть все, – ответствовал австрияк. – Сочные окорока, французские устрицы, нежная рыба форель – плод горных речек, бананы из Гонконга, фиги и груши Италии, ананасы, шампанское, виски, джин. У нас есть все.

– Такого не может быть, – нахмурился дядя Коля, и его товарищ, майор, усатый смуглый красавец, ведший всю войну контрпропаганду на немецком языке, легонько потянул его за рукав: это свои, это не немцы, это австрийцы... – Такого не может быть, – повторил дядя Коля, который и без майора прекрасно разбирался в интернациональной обстановке.

– Нет, такого может быть. – Тут уж и метрдотель позволил себе стать снисходительным, ибо наконец почувствовал себя в своей тарелке. – Такого быть может, а если такого не может быть, то наши повара приготовят любое блюдо по вашему заказу.

– Любое?

– Любое.

– Шашлык?

– По-карски, на ребрышках, бастурму.

– Щи?

– Суточные, зеленые, уральские, с крапивой, борщ украинский с пампушками, чесноком, стручком перца и стопкой горилки.

– Пельмени?

– 50% говядины, 30% баранины, 20% свинины, лук, перец, лавровый лист, бульон – мозговая косточка с приправами и травками, уксус, горчица...

– Редька?

– С квасом.

– Пудинг?

– С соусом.

– Утка?

– По-пекински.

– А МОЛОКО В ЗАГНЕТКЕ?

«Вертинский» остановился и тоскливо вытер платком вспотевший лоб. Он проиграл состязание. А дядя Коля пошел на кухню, самолично изготовил молоко в загнетке и угощал им всех присутствующих. И все присутствующие, включая майора, удивлялись и хвалили славную русскую еду, восхищались дядей Колей, рукоплескали ему. Волоокая красавица (бриллианты, жемчуг, коралловая роза в пышных волосах, русская папироса «Казбек» во рту) пригласила дядю Колю танцевать чардаш. Это была графиня древнего княжеского рода Эстерхази. Дядя Коля запел:

Будто я такой уж трус,Будто вправду я боюсьПарняС журавлинымНа шляпеПером...

Официанты на цыпках бегут, сознавая свой вид. Хрусталь отражается в скрипках, шампанское и водка блестит (Н.Фетисов. Поэма «Гестаповец и волк», рукопись. Красноярск, 1972 г.).

– А молоко в загнетке, между прочим, варится элементарно. Берется просто молоко, наливается в крынку, горшок, любую другую глиняную посуду, и все это ставится в загнетку догорающей русской печи на неопределенное время, – объяснял дядя Коля и сердился: – Не перебивайте меня, что в Вене нет русской печи и, стало быть, нет загнетки, куда сгребается ее остаточный, русской печи жар. Говорю ж я вам – это был самый лучший ресторан австрийского города Вены, и там действительно было ВСЕ, и единственное, чего там не было, чего там не знали, так этого не было и не знали

МОЛОКА В ЗАГНЕТКЕ –

так я их научил, и они теперь знают, и у них теперь есть окончательно все...

Эх, дядя Коля, дядя Коля! Ты представляешь, Ферфичкин, однажды он рассказал мне, как за 2 часа поймал 85 щук. Успех счастливого рыбака объяснялся просто: в озеро, из которого он за 2 часа извлек 85 штук щук, впадал минерализованный ключ-ручеек, имевший средь августовской жары температуру минус 18°С.

– Сколько градусов, дядя Коля?

– Минус восемнадцать.

– Дядя Коля, но ведь вода при ноле градусов замерзает, так нас в школе учили...

– Да? Ты уверен? – снисходительно посмеивался дядя Коля. – А соленая вода при скольких градусах?

– Ну не при восемнадцати же?..

– Я не верю, что ты мне не веришь! – взмывал дядя Коля. – Пойми, ты должен, должен верить! Мы опускали термометр в ключ-ручеек, и термометр показывал ровно 18°. Минус!.. В этом весь секрет...

Какой секрет? Чего секрет? Не понимаю. Но если я «должен-должен», так я и верю, мне не трудно. Ты давно знаешь меня, Ферфичкин: это я раньше говорил, что думаю, а теперь я думаю, что говорю. Я верю. И ты верь, что дядя Коля удивил австрийский город Вену, поймал за 2 часа 85 щук и привез нашим в подарок деву крашеную, гипсовую, пастушку № 1, высотой около 25 сантиметров, которая сидит, расправив пышные юбки и держась коричневенькими ручками за круглые коленки. Алые губки ея приоткрыты, белые зубки блестят, яко жемчуг, зрачок лукав. Верь, ты должен верить, должен! Надо же во что-то верить, Ферфичкин. Помнишь, мы как-то говорили об этом на кухне? Эх, Ферфичкин!..

27 октября 1982 года

ДЕДА ПАША,

погубивший животное по имени

КОТЕНОК МИФА,

был недобитым кулаком и героем Порт-Артура. Он своего племянника, моего дядю Колю, осуждал за вранье, потому что сам считался шутником и мистификатором. Скрипя яловыми сапогами, он приходил зимой в гости и вместо приветствия спрашивал нас, детей:

– Ребята, вы не знаете, чьи там кони стоят у двора? Тройка с колокольцами, в гривы красные ленты вплетены, кони паром дышат, в санях сено?..

Мы опрометью вылетали. Никаких коней не было. Тихо возвращались домой, где деда Паша, сияя сам и сияя георгиевскими отличиями, уже пил вприкуску чай из чайного стакана и водку из граненой стопки синего стекла.

Он раздавил моего котенка. Это произошло так. У соседей окотилась за печкой кошка Мурка, и мы взяли себе котенка, назвав его Мифа в честь любимца тогдашней публики знаменитого французского шансонье Ива Монтана, про которого недавно (1982) написали в какой-то газете разоблачительную статью, вскрывшую подлинное лицо этого нашего бывшего якобы друга. А тогда он был очень популярен, и знаменитый Марк Бернес, ныне покойный (1969), даже пел по радио дружескую песню:

Задумчивый голос МонтанаЗвучит на короткой волне...

На какой волне звучит нынче голос господина, а не друга, И.Монтана, мне неизвестно. Ты можешь подтвердить, Ферфичкин, что я «на ящике не торчу», никаких голосов не слушаю, у меня и приемника нету, вернее, есть, но давно сели батарейки... Мне известно другое: молодежь нынче носит джинсы, майки и сумки с надписью «Монтана», но эта Монтана – не певец, а американский штат с административным центром Хелина, что к моим посланиям не имеет совершенно никакого отношения, и я возвращаюсь к тому, как негодяй деда Паша раздавил моего котенка, которого назвали Мифа в честь любимца тогдашней публики знаменитого французского шансонье Ива Монтана, снявшегося в фильме «Плата за страх», где рабочие перевозят взрывающийся пироксилин и получают за это хорошую получку. Ив Монтан потом вроде бы тоже взрывается, а может быть, и нет – в период «Платы за страх» я был юным ребенком, отчего имею право на аберрацию памяти, и этого своего права никому не отдам.

То есть – деда Паша был грузный мужчина, весьма еще крепкий в свои тогда (1956, 76 лет) годы, имел короткую стрижку цвета «соль с перцем», шубу хорошую, баранью, осенью надевал стеганый бушлат полуморской, летом – чесучовый пиджак, рубашку украинскую навыпуск, расшитую петухами, опоясанную крученой веревкой с кистями. И всегда ходил деда Паша в сапогах, которыми топал отчаянно, под ноги совершенно не интересуясь глядеть.

Вот вам и весь сказ. Был котенок, и нету котенка. Пришел деда Паша, топнул сапогом, не интересуясь глядеть под ноги – и нету котенка. Даже и не пикнул котенок.

– Старая падла! Дерьмо! Кулак сраный! Порт-Артур хренов! – мысленно шептал я деде Паше, глядя на него с недетской ненавистью.

А деда Паша заулыбался и мне говорит:

– А вот посмотри, что у меня там в шубе в карманах есть, я шубу на вешалку повешал, у меня там в шубе в карманах, ты посмотри, что там в шубе в карманах есть...

– Вы, деда Паша, зачем мне котенка раздавили?

– А? Что? – Деда Паша наконец-то поинтересовался взглянуть себе под ноги и отчего-то совершенно даже не смутился.

– Вишь какой махонький был, – сказал он с некоторым даже укором, после чего ушел из кухни в комнату пить чай из чайного стакана и водку из граненой стопки синего стекла.

А когда я, похоронив котенка близ зимней помойки, всплакнув над его снежной могилой, тоже возвратился в дом, деда Паша, сияя сам и сияя георгиевскими отличиями, уже рассказывал то, о чем поется в песне «На сопках Маньчжурии», которую недавно с таким блеском исполнила через динамик по первой программе Центрального радио народная артистка СССР Л.Г.Зыкина, про которую поэт Д.А.Пригов сложил следующие примечательные строки:

Людмила Зыкина поетПро те свои 17 лет.А что ей те 17 лет?Она тогда даже и лауреатом Ленинской премии-то не была...

Но это Д.А.Пригов о другой песне – «Течет река Волга, а мне 17 лет», ибо в песне «На сопках Маньчжурии», которую я до исполнения по радио через динамик знал лишь в форме вальса, Зыкина пела (1982 год), что «тихо вокруг... спите герои... шуршит гаолян» и так далее, о чем и рассказывал тогда (1956 год) деда Паша. Я, помнится, слушая такое пение народной артистки (1982 год), даже испугался: «А не вредная ли эта песня? Не любованье ль это колониальной политикой бывшего царского государства, на территории которого мы все сейчас живем?», но затем быстро успокоился, вовремя сообразив, что вредную песню передавать через динамик не станут никогда. К тому же не исключено, что это был концерт по заявкам и вальс «На сопках Маньчжурии» заказала какая-нибудь мать какого-нибудь солдата, чтоб ему веселее было служить в армии. Я не знаю.