Олег Нестеров - Небесный Стокгольм Страница 63

– Сам, что ли, не понимаешь? Вербовали ее ваши. А она послала на три буквы. Не она, кстати, первая. Таких теперь достаточно. Хорошо, если есть возможность на коммерческую схему перейти, а так – в лесники. Или мороженое продавать.

Жемчужная пела, все молчали, каждый думал о своем.

Петя вышел, встал у гардероба. На него вдруг посмотрел молодой человек из зазеркалья.

На сцене выступала молодая цыганка. Высокая, стройная, с огромными карими глазами; когда начинала пританцовывать, ее тело превращалось то ли в парус, то ли в ветер. Подыгрывали ей на гитарах двое, цыган Белый и цыган настоящий. Рада и Николай Волшаниновы – вот, значит, они какие.

Некоторые романсы Петя слышал, но тут они были совсем другими. Сразу вспомнилось, как Мухин им рассказывал про цыганскую ноту, про тишину внутри музыки. И понятно стало, почему Мухин здесь. И то, что он Белый цыган, это была никакая не шутка.

Они спели несколько романсов, объявили перерыв. В зале засновали официанты.

– Представляете, какой был бы ужас, если бы у всех всё всегда получалось? – вдруг спросила Белка.

– Почему ужас? – не понял Антон.

– Ну, не ужас, но как было бы скучно и предсказуемо. Во всем одномерность. Вот как задумал – так в точности и воплотил.

– И что в этом плохого? Ты что, ни о чем не мечтаешь? Или, наоборот, мечтаешь, чтобы не сбылось?

– Ты не понял. Знаешь, как у нас в кино? Автор задумывает фильм, режиссер начинает его снимать, и всё летит в тартарары. Всё не так: это не подвезли, кони отвязались и ушли вдруг к реке, дождь некстати, главный герой запил, в итоге на каждом шагу всё переворачивается. Иногда с этим режиссер справляется, иногда нет. Но он всегда должен не бояться взять и пойти с камерой вслед за этими конями. И получить во сто крат больше, чем задумывалось. Сменил на ходу запившего актера – бац, вышла культовая роль. Дурацкий дождь может дать картине то, чего не получишь от четырех прописанных заглавных сцен. Настоящий фильм так и собирается: из замысла режиссера, его воли и из этих нелепых подарков судьбы. Вот тебе, братец, что нравится больше – шахматы или нарды?

– Шахматы.

– А почему?

– Там только моя голова. А в нардах еще и кости кидаешь.

– Но при этом тоже головой работаешь. В жизни, Антоша, не как в шахматах. Там помимо твоей светлой головы на каждом шагу… – Белка потрясла руками и выбросила невидимые кости.

– А знаете, чем поэзия от прозы отличается? – задал неожиданный вопрос Кира.

Все даже засмеялись.

– Роман – это шахматы. Писатель линейно выстраивает его, следуя своей логике и замыслу. А в стихах есть рифма и размер. Поэт вынужден каждый раз бросать кости, поиск рифмы запускает цепочку свободных ассоциаций, он раз за разом впускает в дело случай, великого попутчика и изобретателя. Конечно, есть то, что он хочет изначально выразить. В этом его поэтическая воля. Но он вынужден каждый раз идти за лошадьми. Стихи – это нарды. Поэтому в них так легко разглядеть суть мироздания.

Как по команде начались танцы. На сцене вновь был Мухин с Волшаниновыми, к ней потянулись пары. Увели обеих девушек, сначала Веру, потом и Белку, но они не очень сопротивлялись.

– Сбывается моя мечта. – В интонации Антона вдруг что-то изменилось. – Еду науке помогать. Только она способна всё вырулить.

– Ты всегда был этим одержим, – кивнул Кира.

– Теперь наконец-то это понимают на самом верху. И не только у нас, но и во всем мире. Слышали что-нибудь про Римский клуб?

– Так, краем уха, – признался Петя. – Его недавно создали?

– Ученые со всего мира выявляют глобальные проблемы и разрабатывают стратегии их решения. Пытаются создать методику, чтобы анализировать «затруднения человечества».

– Как же они смогли договориться? – удивился Петя. – Вернее, как им разрешили?

– А деваться некуда. Умные люди везде живут и понимают, что шарик наш не очень-то и велик. По крайней мере, не бесконечен. Его ресурсы легко уже можно просчитать и понять перспективы. А перспективы всех очень волнуют. Собственно, с этого все и началось: ФИАТ с «Фольксвагеном» захотели систематического анализа по сырьевым ресурсам, важно же понять, как рынок сбыта расширять. Но все пошло дальше, ученые, которых наняли, стали смотреть глобальней – кибернетики, социологи, экономисты. Первая встреча была в Риме, так клуб и назвали. В общем, сделали прогноз по пяти пунктам: население, ресурсы, сельское хозяйство, промышленность, экология – результаты неутешительны. Глобальная катастрофа в интервале 20-е – 70-е годы XXI века. Если не принять мер.

– А ты каким там боком, в Римском клубе? – поинтересовался Кира.

– Друг мой, как ты думаешь, почему именно ФИАТ у нас завод строит? Мы в этом клубе пока не состоим, нашей верхушке чтобы все как следует объяснить – годы пройдут. Поэтому мы начинаем там работать неофициально. Джермен Михайлович, друг ее папаши, – Антон кивнул на танцующую Веру, – берет на себя инициативу в рамках своих полномочий.

– А он кто?

Антон помолчал – видимо, думал, как лучше ответить.

– Замначальника в Госкомитете по науке и технике. К нему уже лет пять, как ездит Печелли, босс ФИАТА, ведет с ним долгие беседы. Он и убедил, что советское присутствие в клубе необходимо.

– И твоя командировка с этим связана? – напрямую спросил Петя.

– Не совсем. Не спрашивайте меня, сами все понимаете. В прошлом году была договоренность, Джермен Михайлович встречался с Банди, экс-советником по национальной безопасности США. Так получается, что мы объединяем усилия по прикладному системному анализу. В общем, я теперь по этой теме.

– Мы – это кто? – Кира улыбнулся.

– Мы – это мы, – разъяснил Антон.

Зазвучала «Цыганская венгерка», Пете сразу вспомнились новоселье, Паскаль, Настя, конечно… Не сговариваясь, быстро разлили то, что оставалось. Подбежала Вера, хлопнула с двух рюмок и увлекла Петю с собой. Тут-то все и закрутилось.

Вера, распустив волосы, танцевала у самой сцены. Кто-то бросил ей гвоздику, но она швырнула ее себе под ноги. Тогда ей откуда-то передали большую красную розу. Двадцать пять колен «венгерки» наматывались одно на другое, темп рос, и теперь Верино тело принадлежало только музыке, удивляя саму хозяйку. Рядом с ней сразу стали возникать мужчины разных мастей и возрастов, все они ходили в танце вокруг с глуповатыми лицами и горящими глазами. Начиналась сцена из оперетты, примадонна умело верховодила своим кордебалетом, спираль цыганочки закручивалась, в конце концов Веру подхватили на руки и вынесли на сцену.

Петя посмотрел в зал – аплодировали стоя, сидел лишь Антон. На его лице читалась растерянность, так бывает, когда человеку непонятно, куда звонить: в «скорую», в милицию или вызывать пожарных.

Мухин сделал знак, и они с Волшаниновым пошли на второй круг, резко сбросив темп. Вера с розой во рту упала на колени, стала прогибаться назад, и теперь танцевала только ее большая красивая грудь. Начался сеанс гипноза для всех мужчин ресторана, так стадион следит за мячом за мгновение до гола.

Веру опять подхватили на руки, и она поплыла по залу. Если бы Петя ее не знал, можно было подумать, что с этой женщиной такое происходит ежедневно и она давно к этому привыкла. Но это была их Вера – серьезный экономист, дочь своего важного отца и мать одного ребенка.

Под финальные аккорды ее усадили в большое кресло сбоку от сцены, прямо у большого зеркала, где за столом красиво гуляла большая мужская компания. К ней тут же понесли цветы, каждый из ее обретенной труппы счел своим долгом подойти и выразить ей уверения в совершеннейшем к ней почтении.

Наконец подошел и Антон:

– Слезай, хватит.

Вера делала вид, что Антон – это не Антон. Вернее, конечно, Антон, но никакого права он не имеет ей такое сейчас говорить. Она уже познакомилась с новой компанией и оживленно с ними беседовала.

– Вера!

На него начали обращать внимание, он злился, но что делать – не понимал. Петя подошел к нему, нужно было как-то помочь, рядом оказался еще и Мухин.

– Ну что ты встал? Честь свою поруганную выставляешь? Иди домой, дочь спать укладывай и обед на завтра вари. Я за ней прослежу, но тут ее никто не обидит, не волнуйся. Даже наоборот.

– Что наоборот?

– Все наоборот.

– Мухин, куда ты нас затащил?

– Пойдем лучше выпьем, Антоха, у меня сегодня повод – двадцать лет на сцене!

Антон дал себя увести, заказали еще бутылку.

– Цветет Верунчик. В самый сок баба вошла, – с удовольствием заметил Мухин.

– А мне теперь чего? – Антон злился. – Караулить?

– Надо будет – покараулишь. У тебя опыт есть. – Мухин кивнул на Белку.

– Мне бы такую подругу лет пять назад, – мечтательно сказала та.

– Может, правда, пойти увести ее оттуда? – предложил Петя. – Неизвестно ведь, кто там сидит.

– Известно, – успокоил его Мухин. – Хотя вам лучше этого не знать.