Валерий Губин - Вечное невозвращение Страница 63

· — Сначала идем прямо на Глоб, не доходя два парсека, берем курс на Талдом II и наконец, подойдя вплотную, поворачиваем на четвертую звезду в созвездии Веги. У этой звезды есть планета.

— Но ведь это за пределами зоны? Там никого нет. Если что случится, нам никто не поможет.

— Конечно, за пределами. Вряд ли в зоне остались еще планеты, необитаемые и пригодные для жизни. И никто нам не поможет, если что — это правда. Кто боится — отказаться не поздно.

Они стартовали только к полудню. Над космодромом шел дождь, было тускло и серо, провожающих не было. Потянулись долгие, унылые месяцы космического рейса. Команда, несмотря на возраст, работала четко и слаженно, а монотонность скрашивалась необычностью и надеждой на обетованную землю. Раз в неделю они собирались вместе, и Задумчивый Крепыш умело и тактично вызывал кого-нибудь на откровенный разговор. Обычно человек доверчиво рассказывал, как правило, одно и то же — о своей несложившейся личной жизни, о том, почему он к старости остался одиноким и никому не нужным. Все жарко сочувствовали рассказчику, и тот будто сбрасывал камень с души, оживал, светлел лицом. Крепыш к тому же знал массу анекдотов, и каждый вечер заканчивался повальным хохотом.

Капитан позвал психолога в рубку в тот момент, когда они выходили из зоны. Это было через восемь месяцев после старта.

— Смотрите, справа Кассиопея, слева Плеяды. Сейчас мы пересекаем линию, их соединяющую. Здесь кончается зона. Дальше ни одного поста, ни одного маяка. Вы когда-нибудь выходили туда?

— Нет, не пришлось. В мое время достигнуть этой границы было подвигом. Половины жизни не хватало.

— Верно. Сейчас даже странно представить себе, как мы тогда летали.

— Но ведь и сегодня никто не ходит дальше зоны.

— Государственным запрещено, компании не рискуют, а частных кораблей, подобных моему, раз-два и обчелся. Я тридцать лет копил на эту списанную посудину.

— Но почему запрещено, почему не рискуют?

— Боятся. И, видимо, правильно делают. Это ведь другой мир.

— Чем же он другой?

— Этот мир наш. Вы в принципе не ждете здесь ничего необычного. А раз не ждете, то ничего и не будет.

— Понятно… Что ж, я свою задачу выполнил, подготовил экипаж ко всяким неожиданностям. У нас сложилась довольно спокойная и дружеская атмосфера.

— Я знаю, спасибо вам. Видите эту точку? Это Брегель. Там мы сделаем последнюю отметку, после чего уйдем из зоны. Навсегда.

Прошло еще три месяца. Корабль уже держал курс на Вегу. Часто в рубку заходили свободные от работы и подолгу смотрели на экран, в космический мрак, прорезаемый редкими сверкающими точками звезд. Это были чужие звезды, знакомые только по атласам. И к чувству радостной надежды примешивалась тоска по оставшейся где-то далеко-далеко родине. Но дольше всех проводил там время капитан, и не только по должности. Последнее время сутками, с редкими перерывами на сон и обед, он сидел в рубке неподвижно, глядя на экран, глубоко задумавшись, иногда шептал что-то. Психолог пытался подступиться, но капитан отмахнулся от него. В один из вечеров Большая Рука велел всем собраться. Он наконец решился — дальше молчать не было смысла — объявить, что никакой планеты с прекрасным мягким климатом не существует, он ее выдумал. Он попросит прощения у друзей, объяснит, что все равно им терять нечего. И горючего, и припасов хватит не на один год. Они будут нестись так в бесконечных просторах космоса, оставив вахты, всю работу передоверив автоматам, проводя время в спокойных беседах и отдыхе, дожидаясь своего последнего часа. Что может быть лучше для одинокого космонавта, чем такой конец! Он был уверен, что сумеет убедить их — никто не возмутится, не устроит скандала. Народ бывалый, опытный, никаких иллюзий у них нет. И кто знает, все ли ему поверили, когда он рассказывал сладкую сказочку перед стартом?

Тем не менее, пока входили и рассаживались, капитан сидел бледный и старался унять дрожь в руках. Потом поднялся, медленно обвел всех взглядом:

— Друзья, настало время сообщить вам нечто важное…

Тут с грохотом распахнулся люк, и ворвавшийся штурман Глаз-ватерпас радостно завопил:

— Планета! Я видел планету!

— Где? Когда?

— Только что, я засек ее телескопом. Она прямо на фоне звезды.

Все бросились к нему в отсек, по очереди прикладывались глазом к окуляру и восхищались:

— Смотри! Она же огромная!

— Дня через три будем на месте!

— Каков наш капитан — так точно вывести!

Капитан посмотрел последним и тоже увидел отчетливую черную точку на фоне голубого сверкающего гиганта. Это несомненно была планета. Очень большая.

Он спускался по трапу вслед за психологом, когда тот обернулся и спросил:

— Что же вы хотели сообщить нам, капитан?

— Вот это и хотел сообщить. А что?

— Ничего. Я так и думал, — ответил тот не очень уверенно.

Они действительно подлетели к планете через три дня, вышли на довольно низкую орбиту и стали жадно рассматривать ее, поражаясь размерам, обилию лесов, воды, ее необычному голубовато-изумрудному цвету.

— Никаких следов цивилизации! — восторгался Железный организм.

— Я же вам обещал — это будет наша личная, персональная планета.

Сели через несколько суток и попали в утро. Как только замер грохот двигателей, их обступила и тишина и туман, — густой утренний туман, в котором плавали островки деревьев.

— Как здесь здорово, — прошептал кто-то сзади капитана, — как похоже на Землю.

Когда голубой гигант поднялся выше, туман стал понемногу рассеиваться, проступило бескрайнее поле. В силу огромности планеты видно было далеко, за десятки километров. Все высыпали наружу и бросились в разные стороны от корабля.

— Назад! — загремел в динамике голос капитана. — Дальше десяти метров не отходить! Сначала спустим вездеход и обследуем окрестности.

Никто не спорил, некоторые вернулись, остальные продолжали ходить вокруг корабля, время от времени присаживаясь и рассматривая землю, растения, озираясь вокруг, словно ожидая, что появится еще какое-нибудь чудо. Капитан с высоты своей рубки смотрел на своих товарищей и чувствовал, что что-то мешает ему так же безмятежно радоваться, что-то настораживает.

"Откуда взялась здесь планета? Не должно ее быть. Такое совпадение слишком невероятно. Хоть раз за последнее столетие, но наши корабли пролетали здесь и не могли не заметить такой огромной планеты".

Он наконец решился спуститься вниз, тоже обошел вокруг корабля, поговорил с каждым, вглядываясь в смягчившиеся, даже разгладившиеся лица старых, много испытавших на своем веку людей.

"Ничего, здесь мы наконец отдохнем, все наши горести и страдания остались позади. Раз уж космос сделал нам такой подарок, мы останемся здесь и построим славный дом, — думал он, понемногу успокаиваясь. — Интеллектуальный Парень наверняка будет прекрасным плотником — вон какие у него ручищи, а Золотая Улыбка — поваром, специалистом по настоящим супам, пусть и вегетарианским, если здесь нет животных, — сколько можно глотать синтетику!"

Тут он опять почувствовал необъяснимую тревогу, все убыстряя шаг, пошел к кораблю и уже бегом ворвался в рубку. Так и есть! На самом горизонте чернела маленькая точка и как будто двигалась, постепенно приближаясь и увеличиваясь. За те полчаса, что он стоял в неподвижности, уперев в нее взгляд, она выросла в десятки раз. Капитан наклонился к микрофону и сказал как можно мягче:

— Тревога! Срочно всем занять свои места! Срочно!

За несколько минут, пока выполнялся приказ, точка выросла в огромный, непроницаемо-черный вал, который совершенно беззвучно с большой скоростью надвигался на них. Еще минута — и он накрыл корабль. Ничего не произошло — ни удара, ни скрежета песчаной бури, просто на экране воцарилась абсолютная тьма, будто они провалились в ничто.

— Капитан, мы в космосе! — крикнул штурман.

— Чушь! Какой космос? Сохраняйте спокойствие, — ответил капитан и тут же увидел, как эта абсолютная чернота стала просачиваться сквозь стенки корабля, словно они были сделаны из ноздреватого сыра. Кто-то истерически вскрикнул, кто-то вскочил и бросился бежать, гремя каблуками по стальному настилу. Капитан быстро шагнул к пилотскому креслу, но не успел. Темнота объяла его со всех сторон — закрыла глаза, забила уши, сомкнула рот. С исчезновением пространства исчезло и время, и он уже не знал, как долго стоит тут, или лежит, или даже плывет в этом изначальном хаосе, который только ожидает рождения света, а до этого рождения, наверное, еще миллионы и миллионы лет. Ему хотелось кричать, плакать, жаловаться на судьбу, заманившую его на эту коварную планету, но он продолжал тихо и неподвижно плыть в темноте, и мысли его, как яркий фейерверк, неслись в голове, и он не мог уцепиться ни за одну, хотя и неимоверно напрягался, понимая, что если не зацепится, то сойдет с ума.