Томас Пинчон - Винляндия Страница 64

«Вергил („Искряк“) Плоке, 1923–1959, Американский Мученик в Крестовом Походе Против Коммунизма. Подполк. Плоке стал первым американцем, попытавшимся очистить лик нашего полушария от этого упрямого прыща, известного под именем Фидель Кастро. Работая под прикрытием, выдавая себя за ультраревностного кубинского коммуниста, „Искряк“ своим шармом вскоре добился личного доверия бородатого диктатора. В его план входило предложить Кастро, а затем дать ему прикурить, гигантскую кубинскую сигару, которая на самом деле содержала в себе хитроумную бомбу, разработанную „Искряком“ собственноручно, состоявшую из пластичного взрывчатого вещества, детонатора и отрезка запального шнура. К великому огорчению всех свободолюбивых народов, сочетание скопившихся недочётов при изготовлении привело к тому, что головка и ножка сигары оказались на вид практически идентичными, поэтому когда брадолицый латиноамериканский тиран прикусил не тот конец устройства и вытянул зубами запальный шнур, бойцы его личной охраны немедленно почуяли опасность. Надсмотрщики Красного Рабовладельческого Государства, они схватили подполк. Плоке и казнили его на месте». Лицо выше было юным, чисто бритым и коротковолосым, а также, похоже, нагло ухмылялось.

Как они обнаружили, двинувшись дальше, когда один за другим из-под дождя возникали новые медальоны каменного окраса, в лучах их фар, каждое изображение этой публики снабжено было глазами, сделанными так, чтобы следить за теми, кто едет мимо, поэтому продвижение «номада» наблюдалось, а то и оценивалось безмолвными милями увеличенных лиц, установленных немного над высотой среднего пассажирского транспортного средства. Предназначались ли они как-то для того, чтобы, глядя на них в долгие часы стояния и ползания в пробке при побеге из Города, вдохновляться, дескать, будьте уверены, хоть сразу и не вполне ясно, как, что это не конец, или есть ещё надежда…? или же это просто какая-то детская игра в поездке, чтоб мелкие чем-то занимались, убивали время, пока сзади не вспыхнет внезапный свет, пока нет невыносимого вида в зеркальце?

Они прибыли к ограде, примерно там, где она и должна быть, по сведениям карты, задолго до зари, в час крысы, когда тело спит глубже всего, даже если бодрствует, по-прежнему следуя тому же циклу, уязвимей всего. ДЛ скользнула в чёрный комбез и лыжную маску. С хребта где-то дул холодный ветер, неся древесный аромат. Хауи и Млат послали её по старинке, как принято в «24квс»:

— Дорожка или киношка, — в один миг глядя, как фары отскочили кручёным от её бледных белков, в следующий уже пытаясь разглядеть, куда она делась.

Позднее, разумеется, подбивая бухгалтерию этой авантюры, заполняя журналы после факта, она осознала, с каким размахом нарушила заветы своего сэнсэя. Она не стала безличным агентом чьей-то воли, а вместо этого действовала из личных эгоистичных страстей. Если сам мотив замаран, то и действия, сколь угодно успешные или красиво исполненные, ложны, неверны её призванию, ей самой, и настанет такой день, когда грянет расплата, задолго до которой она поймёт, что лучшим курсом безоговорочно было б оставить Френези там, где она была.

Она шла вдоль ограды, пока не увидела огни, затуманенный всенощный синий циан, затапливавший всё, открывавший распахнутый настежь сектор обстрела между воротами и ближайшими бараками, в нём ярдов сто. Она быстро приблизилась к часовому, не отрывая своего взгляда от его глаз, нацеленных книзу, он читал, коротая тёмную стражу, пока не оказалась от него в такой близости, что было уже не важно. То был патентованный фигак Иносиро-сэнсэя, один из, основанный на методе ниндзя сохранять невидимость, хорошо известной под названием «касуми», сиречь Туман. Точно пошевелив пальцами у него перед лицом, она избранно ослепила его на предмет своего присутствия — он мог теперь спокойно жить и дальше, только уже без ДЛ в своей жизни. Она уже проникла внутрь, прочь вдоль ограды, став её резкой сплетённой тенью, присматриваясь к патрулям, озирая дальние бараки, натягивая тетиву, целя себя, лучника и стрелу, на проход сквозь лазоревое сиянье незасеченной, непомысленной. В полутени здания, даже особо не сопя, так элегантно, что нипочём не скажешь фомкой, скорей уж Иаковом, вскрыла замок боковой двери, применив иглу антикварной слоновой кости, которую сэнсэй дал ей давным-давно, и скользнула внутрь, в последний акт ночи, где на деревянном полу, на тонких казённых матрасах лежали десятки спящих, поодиночке и парами, храпя, шмыгая, окликая, биясь и, чего искала ДЛ, бодрствуя — лицо, освещённое отблеском с пола, тут-то она и вспомнила его по Беркли, кто-то из «Нигилистского Кино Коллектива Смерть Свиньям».

— Тут мимо проходила, Френези ищу, больше ничего.

Он помялся, не долго, но достаточно.

— Ты тут её выводить чтоб?

— Хочешь с нами, на здоровье.

— Спасибо-то спасибо, мне тут не хуже, чем было там.

— Но ты ж политический заключённый.

Он улыбнулся углом рта.

— Я зажигательную кинул в машину, с кучей эф-бэ-эровцев внутри — все выбрались нормально, я прикинул, ух, оттяжно, машине кранты, они живы, пока, чуваки, приятной вам жизни без насилия — только они, должно быть, на это дело смотрели иначе.

— Ты проявил неуважение.

— Если я сейчас с тобой свинчу, меня определят в Десятку Самых Разыскиваемых, через день обратно упрячут — оно того не стоит.

— Приятно снова было повидаться, брат, а теперь пора немного перемотать назад и стереть тебе, ничего личного… — В зелёных и синих тенях она повторила процедуру, применённую к часовому на воротах. После чего, ведомая тихими шепотками, возможно, и не голосами пробуждения самими по себе, от тюфяка к тюфяку среди спящих, подошла наконец к смутной фигуре, лежавшей ничком, руки под собой, вжимаясь, елозя, вздыхая, в одной лишь синей рабочей рубашке из шамбре с половиной оставшихся пуговиц, исполосованной тёмными потёками её пота. ДЛ, уже знавшая, что это не Френези, опустилась на одно колено с нею рядом, девушка вскрикнула, отпрянув от чёрного привидения, руками накрест прикрыла грудь.

— Мне бы очень хотелось, — ДЛ улыбаясь под маской, — но я как бы спешу, может, ты мне просто скажешь, где она.

Девушка уставилась, губы полураскрыты, влажные пальцы у горла.

— Они её забрали в Контору. — Та неподалёку, в администрации лагеря. Войти трудно? А то. Девушка, под уговорами ДЛ, рассказала ей, что могла, расслабляясь, уронив руки к коленям.

И вновь ДЛ нарушила процедуру. Взяв мелкое личико в ладонь,

— А у неё в постели ты пальцем себя ебёшь потому, что её любишь, это я правильно поняла?

Запястья и предплечья напряглись, отвращённое лицо её потемнело от крови,

— Я не могу без неё выдерживать… наверно, я умираю. — Она отыскала взгляд ДЛ в ультрамариновой ночи.

ДЛ дальше, не успела девушка отреагировать, нагнулась, приподняв маску, и поцеловала её открытый рот, довольно скоро почуяв, как вперёд выпорхнул несчастный язычок. ДЛ дала ей попробовать быстрый несмертельный вкус Поцелуя Смерти Куноити, который обычно есть подстава для того, чтоб споро сунуть иглу в ствол мозга целуемого, а тут предназначался лишь для злоумышленной игры, ошарашить жертву, дабы заново обмыслила своё положение… В уме у неё звенели испанские гитары, и ДЛ стянула с девушки рубашку и пальцем в чёрной перчатке начертила большую букву Z — над, меж, под грудями.

— Hasta la próxima, querida mia[109], — и за балконом сеньориты пропала она, вынырнув, вообще-то, прямо меж двумя часовыми на обходе, незримая, неслышимая, хоть, вероятно, кто тут точно скажет, и не необоняемая.

Административный корпус был весь из бетона и местного речного камня, в стиле Инженерных войск, не знаменитом причудами, высился на долгом лестничном просторе по крайней мере такой же высоты, с рядами белых колонн, намекавших на национальную архитектуру и бессмертный храм, призванный успокаивать, препятствовать лишним вопросам, обращать к пользе те осадки любви-к-родине, что ещё могут таиться среди десятков тысяч травмированных ядерных беженцев, на коих он был выстроен производить впечатление. ДЛ кралась по его периметру, пока не отыскала федерального маршала на посту и, не успел он её заметить, избавилась от его оружия, а также вбила в последовательность его триггерных точек подпрограмму «Юкай-на», сиречь Отрада, цикл простейшей услады членов, который будет воспроизводиться по кругу снова и снова, если офицер ведёт себя хорошо. В сооружение они проникли гладко, как Тютя-Утя и Малахольный Кроль, и вошли в лифт вниз, к подземному комплексу, известному под наименованием Контора. Спускались будто бы в сам грызуний час, вообще не скажешь, быстро ли падали. ДЛ почувствовала, как пробивает себе заложенные уши, и маршала пришлось тыкать, чтобы делал то же — всё его тело уже расплылось в самодовольной говноедской ухмылке.