Евгений Попов - Прекрасность жизни. Роман-газета. Страница 65

Если только буду знаменит.

То поеду в Ялту отдыхать...

Валентин САФОНОВ

На пороге своего восьмидесятилетия умер Михаил Михайлович Бахтин...

...И произошло то, во что трудно поверить: два хулигана и два милиционера, их задержавшие, оказываются на одной и той же скамье подсудимых...

Б. ПЛЕХАНОВ. ВЫСТРЕЛ

В этой связи вспоминается пророческое предупреждение Ф. Энгельса: «Не будем слишком обольщаться нашими победами над природой. За каждую такую победу она нам мстит. Каждая из этих побед имеет, правда, в первую очередь те последствия, на которые мы рассчитывали, но во вторую и третью очередь совсем другие, непредвиденные последствия, которые очень часто уничтожают значение первых».

Сами уголовные наказания за неосторожность не должны быть неадекватно жестокими, не должны сводиться к применению традиционных видов лишения свободы, а развиваться в рамках таких мер, как увольнение, лишение права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью, воспитание трудом без ограничения свободы.

В. КУРЛЯНДСКИЙ, доктор юридических наук, профессор

А разве не грустно было, когда уходили с пьедестала Белоусова и Протопопов? Грустно. Но логично.

Станислав ТОКАРЕВ. Это спорное фигурное катание

Анатолий Антохин, в недавнем прошлом рабочий, знающий трудовые отношения, представил пьесу «Требуется Ракитин», где показал, как важна в эпоху научно-технической революции высокая культура труда.

Афанасий САЛЫНСКИЙ

«Литературное творчество — не личное дело каждого писателя. Это — общественное явление, имеющее огромное социальное, политическое и воспитательное значение»,— подчеркнул В. В. Гришин.

Жизнь Советского государства стремительно движется вперед. Все более упрочиваются коммунистические черты в облике советского человека, его духовный мир становится сложнее и содержательнее.

ГЕОРГИЙ МАРКОВ. В ДОБРЫЙ ПУТЬ. Вступительное слово на VI Всесоюзном совещании молодых писателей

15 марта в американском госпитале близ Парижа скончался Аристотель Сократ Онассис.

— Мой отец — американский коммунист Франк Голден. Он приехал в СССР в 20-е годы, чтобы участвовать в строительстве социалистического государства, принял гражданство. Во время войны отец погиб, вскоре умерла и мать,— рассказывал Николай Голден.— Я жил сначала в Подмосковье, потом на Сахалине, а после армии потянуло на Урал. В Каменске-Уральском поступил на алюминиевый завод, стал рабочим-электролизником. Закончил Литературный институт и продолжаю трудиться на своем заводе.

В нашем семинаре занимались Лариса Хоролец и Вадим Бойко из Киева; Елена Попова из Минска — лауреат недавно закончившегося Всесоюзного конкурса молодых драматургов; Мухабат Ибрахимова из Узбекистана, а также москвичи Анатолий Антохин, Виктор Коркия, Наталья Семынина, Лев Корсунский, Александр Ремез; Евгений Попов из Красноярска.

Афанасий САЛЫНСКИЙ

«Брайтон Бич — старый квартал в нью-йоркском Бруклине. С недавних пор он привлек к себе многих еврейских эмигрантов из СССР».

З. ЛЕВИН

ДОН — ШОЛОХОВСКИЙ КРАЙ

ХЛЕБ НАШ ДУХОВНЫЙ

В ненецкой тундре, где волки почти истреблены, оленеводы утверждают: стало больше больных диких оленей, которые так или иначе заражают домашних сородичей: трупы павших некому убирать, и коварные болезни стерегут стада на пастбищах.

Р. СМИРНОВ. ПИРАТЫ ИЛИ САНИТАРЫ? Письмо в защиту волка

Блаженство — спать, не ведать злобы дня, не ведать свары вашей и постыдства, в неведении каменном забыться... Прохожий! Тсс... Не пробуждай меня.

МИКЕЛЬАНДЖЕЛО БУОНАРРОТИ. Перевод А. Вознесенского

„Клумба цветов“

Молодой писатель берет некоторое количество листов бумаги и пишет следующее:

КЛУМБА ЦВЕТОВ

А жила в комнате № 3 недалеко от входной двери верующая сорока девяти лет Надежда Изотовна Гончарова. Мать ее скончалась сразу. Отец умер в 1937 году, в возрасте ровно 50 лет. Он чисто вымылся, надел белую рубаху и закопался в январский снег. Сама Надежда Изотовна, сохранившая вместе с девственностью девичью стать, румянец, походку, была абсолютно тишайшая. Служила, не подымая глаз, «техничкой», т. е. уборщицей. Пищу, как все, готовила на керосинке и рано утром, когда никто не видит, выносила в заметенный метелью дворовый нужник эмалированный горшок с крышкой. Пугливо запахивалась в облезлую шубку. Костя и Мария Терских утверждали, что красный угол ее гнилой жилплощади, за дверь которой она никого и никогда не пускала, был торжественно оборудован крестами, венками и бумажными иконами, что впоследствии подтвердилось полностью.

А жил в комнате № 14 блатной Гера, восемнадцати лет, чьи родители очень редко писали ему письма «с зоны», куда они оба влипли на долгие годы за послевоенные кражи худолежащего государственного имущества, попрошайничество и хулиганство. Самостоятельный Гера пользовался заслуженным авторитетом среди окрестной, тяготеющей к криминалу молодежи. А что? Был он ловок, бесстрашен, носил сапоги-«прохоря», куртку-«москвичку» с цигейковым воротником, белое кашне, фетровую шляпу. В его комнате играл патефон, ломкие юношеские и терпкие бабьи голоса с воодушевлением исполняли блатные песни. Соседей Гера никогда не обижал, приятно им улыбался, оказывал им мелкие услуги по линии продажи какого-либо их мелкого имущества на Покровской барахолке, откуда юноша неизменно возвращался веселый, игривый, чуток выпивший. Выручку вручал полной мерой, но от «гонорара» никогда не отказывался, особенно если сильно настаивали.

Естественно, что больше он нигде не работал, и к нему иногда заходил участковый Калмыков, у которого и без Геры хватало жизненных занятий. Гера с ним всегда очень вежливо беседовал и не унывал, потому что и так всем было ясно, что рано или поздно его посадят.

Вот. И надо же было случиться такому факту, что когда Гера однажды пробирался под утро домой, мерцая в сизой мгле раздуваемым угольком папироски «Казбек», приклеенной к толстой нижней губе, то он чуть не сбил с ног девушку, спешащую куда-то прочь с нашего барачного крыльца. Гера столкнулся с ней, нечто звякнуло у девушки в руках, что-то плеснуло Гере под ноги, пахнуло.

— Ах! — воскликнула незнакомка и, закрывшись от стыда рукавом, неловко засеменила по снегу в больших валенках.

И только тут изумленный Гера понял, что столкнулся он вовсе не с девушкой, а с девой, Надеждой Изотовной Гончаровой. Гера выплюнул папиросу, поскреб крутой затылок и, пройдя по ледяному коридору, завалился в своей комнате спать.

Проснувшись, он со смехом вспомнил свое рассветное приключение, но ему вдруг стало удивительно: как бы это он мог допустить такую ошибку относительно пожилой гражданки? В темноте любого можно перепутать с кем угодно, но вот почему же он тогда мгновенно счел, что столкнулся с девушкой, Гера не знал, и тайна эта стала занимать его имеющийся ум.

И некогда, начистив сапоги, Гера с целью разрешения этой тайны немного выпил и стал в семь часов вечера у входа в барак, припинывая на ветру полуразвалившуюся заборную штакетину и покуривая все тот же «Казбек».

— Ты чего тут, Гера, один маячишь, как штырь? Пошли в клуб «Бумстроя» стилем танцевать! — кричали ему блатные.

Но Гера с ними не пошел, а дождался, когда Надежда Изотовна, тяжело таща дерматиновую сумку с картошкой, появилась от автобусной остановки.

— Здравствуйте, Надежда Изотовна. Давайте я вам помогу,— сказал он.

Дева невидяще на него глянула, на ее лице обозначились красные пятна, пятна тут же резко побледнели, и она быстро-быстро кинулась прочь от Геры, неизвестно зачем сказав ему перед этим тоже «здравствуйте».

Гера ухмыльнулся и, последовав совету друзей, действительно направился в клуб «Бумстроя», где в этот вечер творилось большое веселье, а потом кого-то подкололи, и все разбежались под милицейские свистки.

Ночью Гера тоже ухмылялся. Он шел по темному коридору, где все уже уснули за всеми дверьми и лишь от одной пробивалась узенькая полосочка слабого света да слышалось неясное бормотанье.

Ухмыляясь, Гера прошел к себе и щелкнул выключателем. Под серым потолком зажглась тусклая электрическая лампочка. Из обстановки, имевшейся в комнате — рукомойник, железная кровать, сундучок, стол, вытертая клеенка, лишь один предмет привлек внимание молодого человека. Это была свадебная фотография его родителей: квадратный взгляд папаши, пиджак, косоворотка, у юной матери кудряшка на лбу, шаль на плечах.

Гера все ухмылялся, все барабанил пальцами по клеенке, а потом снова вышел в коридор, подошел к комнате № 3, прислушался.

Слов шепота никак было не разобрать, но юноше послышалось:

— Господи, Господи...

— Господи-господи, все люди прóспали! — пробурчал он.