Мариам Петросян - Дом, в котором… [Издание 2-е, дополненное, иллюстрированное, 2016] Страница 7

— Деньги, — сказал он наконец. — Платить будешь?

Я растерялся. Денег у меня при себе не было.

— А сколько это стоит? — спросил я.

Кролик повернулся к Табаки.

— Слушай, это вы все затеяли. Я бы ничего ему не дал. Он же совсем без понятия, этот Фазан.

— Заткнись, — сказал Лорд, — протягивая ему сотенную купюру. — И вали отсюда.

Кролик взял деньги и отошел, бросив на Лорда хмурый взгляд.

— Пей, — предложил мне Лорд. — Если действительно хочешь.

Я опять заглянул в чашечку.

— Вообще-то уже не хочу.

— И правильно, — обрадовался Табаки. — Зачем тебе? Вовсе не обязательно, и вообще с чего это ты вдруг? Выпей лучше кофе. И булочку съешь.

— Нет. Спасибо.

Мне было стыдно. Хотелось побыстрее уехать.

— Извините, — сказал я. — Не знал, что это так дорого.

— Брось, — пискнул Табаки. — Не знал, и хорошо. Меньше знаешь — дольше проживешь.

— Три кофе! — заорал он вдруг, крутанув коляску. И завертелся волчком. Я не понял, как он это сделал, от чего оттолкнулся, но вращался он как бешеный. Во все стороны полетели крошки еды, бисер и всякий мелкий мусор. Как от мусорной корзины на карусели. Мне на рукав спикировало маленькое перышко.

— Спасибо, не надо! — крикнул я.

Карусель остановилась.

— Почему не надо? Ты куда-то спешишь?

— У меня нет денег.

Табаки моргнул совиными глазами. От верчения волосы его встали торчком, и вид сделался совсем безумным.

— А зачем деньги? Лорд угощает. Это же мы тебя пригласили. Кстати, цена чисто символическая.

Кролик поставил на стол поднос с тремя чашками кофе, молочником и расчлененными булками. Моих протестов никто не слушал.

— Не надо меня угощать, — попробовал я еще раз. — Я не хочу.

— Ну ясно, — Табаки разочарованно откинулся на спинку коляски. — Какой человек станет пить с тобой кофе, Лорд, после того, как ты дал ему по морде? Никакой.

Я почувствовал, как заполыхали щеки. Лорд барабанил пальцами по столу и не смотрел на нас.

— Ты бы извинился, — предложил ему Табаки. — Он же сейчас уедет. И получится как всегда. То есть не получится.

Лорд покраснел. Быстро и очень заметно, как будто ему надавали пощечин.

— Не указывай мне, что делать!

Хотелось уже не уехать, а провалиться сквозь землю. Так было бы гораздо быстрее. Я развернул коляску.

— Извини, — буркнул Лорд, не поднимая глаз.

Я застрял.

Коляска полуразвернута, голова вжата в плечи.

Я уже ничего не понимал. Даже в самых моих мстительных мечтах Лорд передо мной не извинялся. Как-то не удавалось это представить. Я выбивал ему зубы и сворачивал челюсть, он делался не таким уж красивым, обзывался и плевался кровью, но до извинений у нас не доходило.

— Я был тогда не в себе, — сказал Лорд. — Повел себя, как последняя скотина. Настучи ты Паукам, у меня были бы неприятности. Ты даже представить не можешь, какие. Я две ночи не спал, ждал, когда за мной придут. Пока не понял, что ты ничего не сказал. Хотел извиниться и не смог. Не получилось. И сегодня не получилось бы, если б не Шакал.

Лорд замолчал и наконец посмотрел на меня. Глаза у него были злые.

Я тоже молчал. А что было говорить? «Я тебя прощаю» прозвучало бы по идиотски. «Не прощу ни за что» — и того хуже.

— Ничего не понимаю, — сказал я.

— Чего ты не понимаешь? — живо откликнулся Шакал.

— Ничего.

— Теперь ты выпьешь с нами кофе? — спросил он вкрадчиво.

Настырный оказался тип.

Я подъехал к столу. Взял с подноса чашку.

— Все не так, — сказал я. — Не так, как должно быть. Вы ведете себя не по правилам. Никто не станет извиняться перед Фазаном. Никогда. Даже если полголовы ему снесет.

— Где оно записано — это правило? — возмутился Табаки. — Что-то я о нем не слыхал.

Я пожал плечами:

— Не знаю. Там же, где остальные правила, наверное. Записано или не записано, но оно есть.

— Фу ты! — Табаки смотрел на меня почти с восторгом. — Какой наглый! Учит меня правилам Дома. Ни хрена себе!

Лорд вертел чашечку с «Лунной дорогой», пристально в нее всматриваясь.

— Из чего ее смешивают? — спросил он. — Что там?

Табаки фыркнул:

— Не знаю. Одни говорят — вытяжка из мухоморов, другие — слезы Стервятника. Может, птичий папа и плачет зеленой горечью, но разве кто станет проверять? В любом случае, она ядовита. Романтически настроенные личности утверждают, что это ночная роса, собранная в полнолуние. Хотя росой вряд ли перетравилось бы столько народу. Если, конечно, не собирать ее носками Логов.

— Дай какой-нибудь пузырек, — попросил его Лорд, протягивая руку.

Табаки поморщился.

— Решил отравиться? Тогда лучше крысиного яду достань. Он надежнее. И более предсказуем.

Лорд ждал, не убирая протянутой руки.

— Ладно, ладно, — проворчал Табаки, роясь в карманах. — Травись чем хочешь, мне-то что. Я за свободу выбора.

Он передал Лорду крохотную мензурку, и мы понаблюдали, как тот осторожно переливает в нее содержимое чашечки.

— А ты? — повернулся ко мне Шакал. — Чего молчишь? Расскажи что-нибудь интересное. Говорят, на последних Фазаньих собраниях обсуждают только тебя.

Я поперхнулся и пролил немного кофе на рукав.

— Откуда ты знаешь? Я думал, вы нами не интересуетесь.

— А ты о нас вообще странного мнения, — хихикнул Табаки. — Ходим, как надутые индюки, ничего вокруг не замечаем. Иногда сносим кому-нибудь полголовы, не замечаем и этого, бредем себе дальше. На плечах у нас — «бремя белого человека», а под мышкой — толстенный свод Домовых законов и правил, где записано: «Лупи лежачего, топчи упавшего, плюй в колодец, из которого пьешь», и прочие полезные советы.

Это было довольно близко к тому, что я думал о них на самом деле, и я не сдержал улыбки.

— Ага, — вздохнул Табаки, — так и есть. Я не преувеличил. Но будь у тебя хоть капля такта, ты не демонстрировал бы это так откровенно.

— Что еще за собрания? — спросил Лорд, перебрасывая мне через стол пачку «Кэмела». — Я, например, не знаю, что это такое.

Табаки остолбенел от возмущения, а я засмеялся.

— Вот такие, как ты, и портят нам весь имидж! — завопил Шакал, выхватывая у меня из-под носа сигареты. — Из-за вас нас считают самодовольными индюками! Только полный неуч не знает о Фазаньих собраниях. Не суди по Лорду, — повернулся он ко мне. — Без году неделя в Доме и почти ничем не интересуется.

— Два года и девяносто дней, — поправил Лорд. — А он все еще считает меня новичком.

Табаки потянулся через стол и похлопал его по руке.

— Извини, старина. Знаю, тебя это задевает. Но ты сравни свои два года с моими двенадцатью и поймешь, что я вполне могу звать тебя новичком.

Лорд скривился, как будто у него заболели все зубы одновременно. Табаки это понравилось. Он даже порозовел от удовольствия. Закурил и кивнул мне со снисходительной улыбкой старожила.

— Итак… мы ничего не узнали, кроме того, как много всего не знает Лорд. А ты все молчишь.

Я пожал плечами. Кофе был вкусный. Табаки был смешной, Лорд держался дружески. Я расслабился, уже не ожидая от них гадостей, и решил, что ничего страшного не случится, если сказать правду.

— Меня исключили, — признался я. — Общим голосованием. Послали прошение Акуле, и он дал согласие. Теперь переведут в другую группу.

Колясники четвертой дружно отставили чашки и переглянулись.

— Куда? — замерев от любопытства, спросил Шакал.

— Не знаю. Акула не сказал. Говорит, это еще не решено.

— Скотина, — процедил Лорд. — Скотом живет и умрет по-скотски!

— Эй-эй, погоди! — Табаки наморщил лоб, быстро прикинул что-то в уме и уставился на нас округлившимися глазами. — Либо к нам, либо в третью, — заявил он. — По-другому не получается. Они с Лордом опять переглянулись.

— Я тоже так думаю, — сказал я.

Некоторое время мы молчали. Кролик, должно быть, обожал саксофоны. Из магнитофона за стойкой без перерыва доносились их жалобные вопли. На сквозняке покачивались китайские фонарики.

— Вот зачем тебе понадобилась «Лунная дорога», — пробормотал Табаки. — Теперь понятно.

— Кури, — сказал Лорд сочувственно. — Почему ты не куришь? Табаки, отдай ему сигареты.

Шакал рассеянно протянул мне пачку. Пальцы у него были тонкие, как паучьи лапки, и ужасно грязные.

— Да, — сказал он мечтательно. — Либо так, либо эдак. Либо ты узнаешь, какого цвета слезы у Стервятника, либо все мы увидим, как рыдает Лэри.

— По-твоему, Стервятник заплачет? — удивился Лорд.

— Конечно. Еще как! В голос! Как Морж, поедающий устриц.

— То есть он меня съест, — уточнил я.

— С сожалением, — заверил Табаки. — У него в принципе нежная и ранимая душа.

— Спасибо, — сказал я. — Это очень утешает.