Марк Леви - Следующий раз Страница 7

– Я не торгую картинами, Анна, я их оцениваю, – проговорил Джонатан со вздохом. – Наплевать мне на то, что думают другие! Раз уж мы женимся, я должен сделать важное признание: твой макияж меня мало волнует, по утрам, любуясь тобой, когда ты ещё не проснулась, я нахожу тебя бесконечно красивее, чем когда ты прихорашиваешься вечером. Утром, в нашей уютной постели, я смотрю на тебя, небоясь, что за нами подглядит ещё кто-нибудь. Мне бы хотелось, чтобы с течением времени мы сближались все теснее, но в последние недели я вижу, наоборот, отчуждение.

Она поставила бутылку вина, которую уже взялась откупоривать, и внимательно на него посмотрела. Он встал у неё за спиной, его ладони заскользили по её спине, потом по бёдрам, пальцы развязали фартук. Анна немного посопротивлялась и смирилась.

Занималось холодное утро. Вчерашний спор утих ещё к ночи. Джонатан встал, собрал завтрак и отнёс поднос Анне. Они завтракали вместе, наслаждаясь ленью воскресного утра. Потом Анна поднялась в свою мастерскую, а Джонатан остался нежиться в кровати. Обедать они не стали и посвятили дневное время прогулке по улочкам старого порта. В четыре часа они наскоро перекусили в итальянском трактире, после чего долго изучали ассортимент видеоклуба на углу своей улицы.

На другом конце города из-под тяжёлого одеяла вылезла всклокоченная голова Питера. Свет дня долго трудился, чтобы прервать наконец его глубокий сон. Он потянулся, покосился на радиобудильник на ночном столике. Он провалялся в постели непозволительно долго. Последовали нескончаемые зевки, поиск ощупью под одеялом дистанционного пульта. Найдя пульт, он наугад ткнул кнопку. Телевизионный экран на противоположной стене зажёгся, и он принялся гулять по каналам. В нижнем углу экрана замигал конвертик – электронная почта!

Он переключился в режим чтения и увидел послание. Судя по «шапке», его только что отправил лондонский аукционный дом «Кристиз». На Восточном побережье США было 3 часа дня, а на противоположном берегу океана – уже 8 часов вечера.

– Они тоже не читали газету! – проворчал Питер.

Текст письма оказался слишком мелок. Питер ненавидел очки для чтения, которыми уже несколько месяцев был вынужден пользоваться. Не желая стариться, он предпочитал потешную лицевую гимнастику – серию гримас, якобы обостряющих зрение. От содержания письма он вытаращил глаза. Читая в третий раз подряд послание из Лондона, он поискал рукой телефон, потом набрал не глядя номер и напряжённо замер. На десятом гудке он разъединился и тут же набрал номер снова. После третьей безуспешной попытки он со злостью выдвинул ящик ночного столика и достал мобильный телефон, чтобы запросить срочную связь со службой бронирования мест авиакомпании «Бритиш Эруэйз». Зажав подбородком телефончик, он побрёл в гардеробную. Чтобы снять с верхней полки чемодан, пришлось встать на цыпочки. Он уже схватил чемодан за ручку, когда на него обрушилось сверху все содержимое полки, а там был настоящий склад дорожных сумок. Ответ службы бронирования прозвучал тогда, когда он с бранью выбирался из-под несчётных вешалок.

В шесть вечера рано почерневшее небо грозило городу ливнем. Раздувшиеся тучи походили формами на огромные сбившиеся в кучу цистерны, настолько пропитанные влагой, что казались прозрачными. Началось все с редких капель, с тонких серебристых струек в пыли, а кончилось хлещущими по асфальту потоками. Джонатан поспешно опустил оконную раму. В ненастье нет ничего лучше ленивого сидения перед телевизором. Он отправился в кухню, где извлёк из холодильника банки с итальянскими закусками – выбор Анны. Для разогревания жаркого из баклажанов потребовалось зажечь духовку. Он щедро посыпал блюдо пармезаном и снял со стены телефонную трубку с мыслью потревожить в мастерской Анну, как вдруг замигала лампочка внешнего вызова, потом раздался звонок.

– Куда ты запропастился? Я в десятый раз тебе набираю!

– Добрый вечер, Питер!

– Собирай свой чемоданчик. Встречаемся в аэропорту Логан, в зале посадки «Бритиш Эруэйз». Лондонский рейс, вылет в 12:15. Я забронировал два места.

– Предположим на минуточку, что сегодня не воскресенье, что я не на кухне, не готовлю ужин женщине, на которой через месяц женюсь, и не собираюсь снова смотреть с ней «Мышьяк и кружева»… В чём цель перелёта?

– Мне нравится, когда ты так говоришь. Можно подумать, что мы уже в Англии, – ответил Питер язвительным тоном.

– Конечно, старик, болтать с тобой одно удовольствие, но, пользуясь твоим излюбленным выражением, ты перебил мою увлекательную беседу с баклажанным жарким, поэтому, если не возражаешь…

– Я только что получил письмо из Лондона. Некий коллекционер выставляет на продажу пять картин одного мастера, кажется, это Владимир Рацкин… С чем, говоришь, у тебя там лазанья?

– Ты серьёзно?!

– Как-нибудь я тебя познакомлю с человеком, приславшим это письмо. Я больше не шучу, когда хожу к дантисту! Джонатан, либо продажу этих картин организуем мы, либо это сделают наши конкуренты. Решай сам, качество экспертизы на рынке бывает разным.

Джонатан зажмурился, машинально наматывая на палец телефонный шнур.

– Пять полотен Рацкина на аукционе в Лондоне? Это невозможно!

– Я не говорил, что их там продадут, я только сказал, что они будут выставлены. Если бы я сумел продать в Бостоне такую коллекцию, то моя карьера была бы спасена.

– Ты ошибаешься, Питер. Повторяю, пять картин выставляться не могут. Я знаю, где находятся все до единой работы Рацкина. Только четыре из них до сих пор остаются в неизвестных частных коллекциях.

Ты эксперт, – сказал Питер и насмешливо добавил: – Я не ошибался, когда, набирая твой номер, думал: эта история стоит блюда макарон. До скорого!

Джонатан услышал щелчок: Питер разъединился, даже не попрощавшись. Трубка заняла своё место на стене. Через несколько секунд Анна, слышавшая весь разговор, повесила трубку у себя в мастерской. Она положила кисть в баночку с водой, завернулась в пелерину, распустила волосы и спустилась по лестнице в кухню. Джонатан в задумчивости застыл рядом с телефоном. Когда Анна его окликнула, он вздрогнул.

– Кто это был?

– Питер.

– Как он поживает?

– Нормально.

Анна втянула запах шалфея, пропитавший кухню. Открыв дверцу духовки, она полюбовалась булькающими поджаристыми баклажанами на противне.

– Сейчас повеселимся! Я ставлю фильм и жду тебя в гостиной. Умираю с голода, а ты?

– Я тоже, – буркнул Джонатан почти уныло.

По пути Анна схватила за хвостик маленький артишок и отправила его в рот.

– Обожаю итальянскую кухню! – призналась она с полным ртом и, промокнув на губах оливковое масло, вышла.

Джонатан со вздохом достал из духовки раскалённый противень и осторожно переложил его содержимое на блюдо. Он приготовил только одну тарелку, обложив на ней баклажаны холодными закусками, а остальную еду – свою долю – убрал в холодильник. Потом откупорил бутылку кьянти и налил вино в изящный бокал на высокой ножке. На подносе появилась также чашка с мацареллой.

Анна уже устроилась на диване, напротив включённого плазменного экрана. Оставалось нажать на кнопку пульта DVD-проигрывателя – и начался фильм Фрэнка Капры.

– Принести твою тарелку? – предложила Анна ласково, когда Джонатан поставил ей на колени маленький поднос.

Вместо ответа он сел рядом с ней, взял её за руку и сокрушённо сознался, что поркинать с ней уже не успеет. Не давая ей времени на ответ, он поведал о причине звонка Питера и попросил прощения так ласково, как только был способен. Поездка была необходима не только ему, но и его лучшему другу, попавшему в затруднительное положение. Фирма «Кристиз» не поймёт его, если он не явится на эти торги. Для него, Джонатана, это будет профессиональной ошибкой, чреватой для его карьеры, столь важной и для неё. Если уж совсем начистоту, он всегда мечтал подойти к этим полотнам как можно ближе, так, чтобы виден был рельеф слоя краски на холсте, особенности цветов, не искажённые оптикой фотоаппарата и составом фотобумаги…

– Кто продавец? – спросила она еле слышно.

– Понятия не имею. Возможно, картины принадлежат потомку владельца картинной галереи, где Рацкин выставлялся при жизни. Я никогда не находил их следов на публичных торгах. Работая над первым каталогом работ художника с профессиональными комментариями, я был вынужден довольствоваться фотографиями и сертификатами подлинности.

– Сколько там всего картин?

Джонатан не сразу назвал цифру. Он знал, что с ней нельзя делиться не покидавшей его надеждой найти пятую картину, о которой ему рассказал Питер. Последняя картина Владимира Рацкина с точки зрения Анны была химерой, плодом ненасытной, болезненной страсти её будущего супруга к старому спятившему живописцу.

У себя в гардеробной Джонатан открыл маленький чемодан, отобрал несколько аккуратно сложенных рубашек, пуловер, галстуки, бельё на пять дней. Сосредоточившись на сборах, он не услышал шагов Анны у себя за спиной.