Михаил Веллер - Легенды Арбата Страница 7

- Я обязан ознакомиться с проектом застройки, - негромко и самопожертвенно известил Суслов. Долг и партийная дисциплина изнуряли его, но благо державы требовало не роптать.

Тихий нрав Суслова знали. Сталинская выучка. Назавтра в его кабинете вмиг составили макет всей стройки от Бульварного кольца до Садового.

Михаил Андреевич утомленно насладился игрушечной городской красотой на огромном столе для заседаний. Потом он перекрутился в костюме, будто с вечера его завязали на узел, а утром забыли развязать. Лицо его стало терять цвет и выражение. Сталью из глаз он продрал строй проектировщиков как метлой, сдирая с костей мясо и обнажая преступную суть.

- Кто это сделал? - тихим ровным голосом поинтересовался он. Кровавый призрак занял почетное место. Кто это сделал, лорды?

Посохин набрал воздуха, выдвинул грудь впереди шеренги, показал меж губ зубной протез и признался в авторстве. Хотя мы все, Михаил Андреевич.

- Вы еврей? - спросил Суслов.

Подобный вопрос, в прямой форме и на высшем уровне, звучал тогда обвинением в государственной измене. В сущности, порядочный человек не имел права быть евреем. Тайным сионистом и потенциальным перебежчиком из первой в мире страны победившего социализма; с непредсказуемыми родственниками в несчитанных странах.

- Никак нет, - по-военному четко отрекся Главный Архитектор. - Я русский, Михаил Андреевич. - И всем существом жаждая подтвердить этот факт, придал лицу уставное выражение: преданной и радостной придурковатости.

- Тогда вам не могла прийти в голову идея этого проекта, Михаил Васильевич, - ровным угасающим тоном инквизитора, начавшего пытку, констатировал Суслов.

Архитектор восстановил в памяти зарождение идеи и побелел. Рентгеновская проницательность руководства парализовала его волю. Но отступление было невозможно.

- Авторство мое… воплощение коллективное… - капнул каплю оскорбленности в бочку преданности По-сохин.

- С коллективом мы еще разберемся, - мягко пообещал Суслов и стал думать.

- Кто из ваших родственников еврей? - спросил он.

- Жена… вторая… - упавшим голосом сказал архитектор.

- Вторая? - поднял бровь Суслов. - А всего их у вас сколько?

- Первая умерла… Она была русская.

- Я ее понимаю, - скорбно сказал Суслов, и это прозвучало так, что вторая жена уморила первую с целью занять ее место.

- Вот! - подытожил он.

- Я не понимаю… - прошептал архитектор.

- Подпал под влияние, - пояснил Суслов. - Вы любите вашу жену?

- Э-э-э… как все… - выбрал соглашательскую линию архитектор, вертясь в ожиданиях напасти.

- Как все не бывает, - ровно и безжизненно, как танк во сне, наезжал Суслов. - Некоторые от своих жен отрекались. И такое бывало.

Дело врачей-убийц и безродных космополитов гремело не так уж и давно. Архитектор подернулся бело-голубым камуфляжем на фоне своего макета.

- Посмотрите, - указал Суслов. - Эти здания - что они по форме напоминают?

- Книгу. Раскрытую книгу. Немного… возможно… напоминают… нам…

- Да. Именно. Я согласен с вами. А все вместе, взятые рядом, что они напоминают?

Молчание было знаком согласия, поддержки и восхищения любой трактовкой верховного идеолога. Проектировщики от преданности аж рыли ковер каблуками. Вы член Политбюро, Партия - вот наш ум, и честь, и совесть.

- Ну?

- Библиотеку? - неуверенно сказал главный архитектор.

- Стаю птиц… - предположил генеральный директор.

- Путь по предначертанной программе в светлое будущее, - продекламировал главный инженер, лучше коллег владевший новоязом.

Суслов устало прикрыл глаза тонкими складчатыми веками, как старый гриф, пообедавший старым индюком.

- Сколько - у вас - здесь - книг? - спросил он, не открывая глаз.

- Н у, пять… - сказали все, бессильно чуя подвох.

- Разъяснения нужны? - спросил Суслов.

- Э-э-э… мнэ-э… - извивались все.

- Как - называется - это!! - рассердился Суслов, обводя жестом макет.

- Калининский проспект?

- Вы ошибаетесь, товарищи. Коммунист и атеист Михаил Иванович Калинин не может иметь отношения к вашему творчеству. То, что вы здесь изобразили, называется «Пятикнижие».

Недоумение сложило мозги присутствующих в кукиш. Коммунисты и атеисты силились понять смысл загадочного прорицания верховного жреца.

- Что такое Пятикнижие? - допросил экзаменатор.

- Э-э-э… мнэ-э…

- Me! Бе! А по-русски!

- Пять томов «Капитала» Маркса? - просветлел главный архитектор.

- Пятикнижие - это священная книга сионизма, - ледяным тоном открыл Суслов, и авторы посинели от ужаса. - Пятикнижие - это учение об иудейской власти над миром. Пятикнижие - это символ буржуазного национализма, религиозности, идеализма, реакционности и мракобесия. Пятикнижие - это знак власти ортодоксальных раввинов над всеми народами земли.

Авторы втянулись внутрь себя, как черепахи. В их контурах засквозило что-то прозрачное. Они стремились слиться с окружающей средой, задрать лапки и притвориться дохлыми.

- Спасибо за облик Москвы, товарищи, - поблагодарил Суслов. В зал пустили газ «Циклон-Б», и потолок обрушился, прищемив когтистую лапу мировой закулисы.

Незадолго до этого журналу «Юность» приказали заменить шестиконечные типографские звездочки в тексте - на пятиконечные! за политическую халатность главному редактору отвесили пилюлей и строго предупредили с занесением в учетную карточку насчет идеологической диверсии.

- Я. Вспомнил. Товарищ. Суслов. - Покаянно выпадают слова из главархитектора.

- Фью-фью? - свистит ноздрей инквизитор. Иногда ученик предает учителя, иногда учитель предает ученика, иногда кто кого опередит.

- Это… один из моих помощников… Он… я поручил некоторые детали… черты, так сказать. И он - вот! Предложил… именно пять!., а я… мы… Утеряли бдительность! Товарищ Суслов! Ваше гениальное видение обстановки!

- Фамилия? - удовлетворенно переспросил Суслов.

- Дубровский!

- Н-ну-с. Ладно. Давайте сюда вашего этого. Если можно, пусть там поторопится. А мы здесь подождем!

Можно! Можно, Михаил Андреевич! Поторопятся, не сомневайтесь!

И перепуганного молодого, архитектора-стоматолога в обнимку с его идеей, швыряют в машину и под сиреной мчат по Москве быстрей последней мысли.

- Ваши товарищи и коллеги утверждают, что автор идеи этого проекта - вы, - доброжелательно обращается к нему Суслов. И строй товарищей дружно кивает: «Он-он».

Охреневший от этой доставки в Политбюро самовывозом, молодой неверно истолковывает альтруизм коллег. Его озаряет, что сегодня в мире победила справедливость. И его талант будет вознагражден непосредственно здесь и сейчас. Его отметят, поощрят и выдвинут, не обходя больше.

- Как ваше имя-отчество, товарищ Дубровский? - интересуется Суслов с сочувствием и садизмом.

- Мое?… Давид Израилевич. Суслов вздохнул:

- Как это у Пушкина? «Спокойно, Маша, я Дубровский Давид Израилевич».

Все готовно посмеялись высочайшей шутке, доставшей бедного Дубровского еще в пятом классе.

- Итак, Дубровский Давид Израилевич, это вы придумали поставить пять книг? - зловеще мурлычет черный человек в сером костюме.

- Товарищи тоже принимали участие в работе, - благородно говорит автор.

- Товарищи тоже получат то, что они заслужили. Кстати. Какими наградами и поощрениями вы были отмечены за этот проект?

- Н-н… Д-д… Никакими.

- О? Гм. (То есть идея ваша - пряники наши. Коллектив, значит, использовал вашу идею и пожинал лавры, а про вас вспомнили, когда пришло время получать розги?)

Строй архитекторов скульптурно застыл с незрячим выражением.

- В синагогу часто ходите?

- Ва-ва-вы… вообще не хожу.

- Отчего же?

- Я комсомолец!., бывший. Атеист.

- Похвально. Почему не в партии?

- Ты-ты-ты… так разнарядка на интеллигенцию.

- А в рядах рабочего класса трудиться не приходилось?

- П-п-п… пока нет… но я готов… если Партия прикажет…

- Похвально. А почему же книг именно пять, Давид Израилевич?

- Сы-сы-сы… столько влезло.

- Влезло?! Столько?! Ты все суешь сколько влезет? А пореже?! А по роже?! А сосчитать?! А чаще - нельзя???!!! Па-че-му пять!!!

- Ах… ах… ах… можно изменить!… если надо!…

- Почему - ты - поставил - мне - в Москве - пятикнижие!!! А???

Под полной блокадой мозга архитектор выпалил:

- У Михаила Васильевича пять зубов в верхней челюсти!

Суслов вытаращил глаза:

- Под дурака косишь? Психиатра позвать?

- Челюсть! В стакане! Я увидел! И машинально! - горячечно причитал архитектор.

- Пародонтоз! Стоматит! Возраст! Михаил Андреевич! - с точностью попал в унисон подчиненному По-сохин, клацая и трясясь.

- Да вы все что - сумасшедшие?

- Пусть достанет! Пусть достанет! Пусть покажет!

- Да! Я покажу! Я покажу!