Трумен Капоте - Злой дух Страница 7

— Благодарю вас, — сказала Мириэм. При свете дня она выглядела изнуренной и обессиленной, волосы ее уже не светились прежним блеском. У фарфоровой куклы, которую она любовно прижимала к себе, был изысканный пудреный парик, и ее бессмысленные стеклянные глаза глядели в глаза Мириэм, ища в них утешения. — А у меня для вас сюрприз, — продолжала она. — Загляните-ка в коробку.

Опустившись на колени, миссис Миллер разняла картонные створки и вынула еще одну куклу, затем — синее платье (то самое, в котором Мириэм была тогда в кино); и, оглядев остальное, сказала:

— Тут все одежда. В чем дело?

— А в том, что я пришла к вам жить, — ответила Мириэм, терзая пальцами стебелек глазированной вишни. — Как это мило с вашей стороны — купили мне вишен…

— Но это исключено! Бога ради, уходи, уходи и оставь меня в покое.

— …розы, и миндальные пирожные. Щедрость просто необыкновенная. Знаете, эти вишни — объедение. До вас я жила у одного старика; он был ужасно бедный, и мы никогда не ели ничего вкусного. Но здесь, я думаю, мне будет хорошо. — На мгновенье она смолкла, крепче прижимая к себе куклу. — Так вот, покажите только, где разложить мои вещи…

Лицо миссис Миллер превратилось в маску, исчерченную уродливыми красными морщинами; она зарыдала — то было какое-то странное судорожное всхлипывание, плач всухую, словно бы оттого, что она не плакала так давно, миссис Миллер вообще позабыла, как это бывает. Незаметным движением она подалась назад и стала медленно, осторожно пятиться, покуда не очутилась у двери.

Спотыкаясь, пробралась она через холл, бросилась вниз по лестнице и на следующей же площадке бешено забарабанила в ближайшую дверь; ей открыл плотный рыжеволосый коротыш, и, оттолкнув его, она вбежала в квартиру.

— Да что с вами такое, черт побери? — удивился он.

— Что там стряслось, котик?

Из кухни, вытирая руки, вышла молодая женщина. К ней и кинулась миссис Миллер.

— Слушайте! — выкрикнула она. — Мне стыдно, что я вот так к вам врываюсь, но… В общем, я миссис Г. Т. Миллер, живу над вами… — Она уткнулась лицом в ладони… — Нет, если рассказать, подумаете — бред.

Женщина подвела ее к стулу и усадила, коротыш нетерпеливо позвякивал в кармане мелочью.

— Я живу над вами, и ко мне приходит одна девочка, и знаете, я ее просто боюсь. Сама уходить не хочет, выгнать ее я не в силах, а она задумала что-то страшное. Уже украла у меня камею, теперь опять затевает что-то, еще хуже, что-то ужасное!..

— Родственница, что ли? — осведомился коротыш. Миссис Миллер помотала головою.

— Не знаю, кто она. Зовут ее Мириэм, но кто она, я толком не знаю.

— Да вы успокойтесь, милуша. — Молодая женщина похлопала миссис Миллер по плечу. — Вот он, Гарри, он живо управится с этой девчонкой. Сходи туда, котик.

— Квартира 5-А, дверь не заперта, — добавила миссис Миллер,

Коротыш ушел, а женщина принесла мокрое полотенце и обтерла миссис Миллер лицо.

— Какая вы славная, — сказала миссис Миллер. — Мне совестно, что я вела себя, как последняя дура, но эта ужасная девчонка…

— Все ясно, милуша, — стала успокаивать ее женщина. — Вы только не волнуйтесь, не надо.

Миссис Миллер опустила голову на сгиб локтя; ее вдруг охватил такой покой — впору уснуть. Но тут молодая женщина повернула ручку приемника: звуки рояля и глуховатый голос наполнили тишину. Женщина стала отбивать ногою такт, очень точно, ритмично.

— Может, и нам подняться, а?

— Не хочу больше ее видеть. Близко подходить не хочу.

— Угу, но вам бы, знаете чего, вам бы позвать полицию.

Тут они услышали на лестнице шаги. Коротыш вошел в комнату нахмуренный, озадаченно поскреб в затылке.

— Там — никого, — сказал он в явном замешательстве. — Смылась, наверно.

— Гарри, ты балда, — объявила женщина. Мы тут сидим безвылазно и уж наверняка бы не пропустили… — Она осеклась под его острым взглядом.

— Я всю квартиру обшарил, и никого там нет, ну ни души. Ни души, ясно?

— Скажите мне… — Миссис Миллер встала. — Скажите, большую коробку вы видели? А куклу?

— Нет, мэм, не видел.

И тогда, словно вынося приговор, молодая женщина обронила:

— Да-а… И такой поднять тарарам…

Миссис Миллер тихонько открыла дверь своей квартиры, прошла на середину гостиной, постояла, не двигаясь. Нет, с виду как будто ничего не изменилось: розы, пирожные, вишни — все на месте. Но комната опустела; и даже если бы исчезла вся мебель, все привычные глазу вещицы, она и то не казалась бы такой опустевшей — безжизненная, застывшая, как похоронное бюро. Перед глазами маячил диван, какой-то чужой, но чужой по-новому, и в том, что на нем никого не было, таился особый смысл, пронзающе-ужасный: уж лучше бы на диване лежала, свернувшись клубочком, Мириэм. Миссис Миллер все глядела и глядела на то место, куда своими руками поставила коробку, и секунду-другую пуф бешено вертелся у нее перед глазами. Потом она выглянула в окно: да, бесспорно, река там, вдали, настоящая, бесспорно и то, что сейчас идет снег, но все равно ни в чем, что видят твои глаза, нельзя быть уверенным до конца: Мириэм здесь, это так явственно ощутимо, и все же где она? Где? Где?

Славно во сне, миссис Миллер опустилась на стул. Комната теряла привычные очертания; темнело, темнота все сгущалась, и она ничего не могла поделать: не было сил поднять руку и включить лампу.

Она закрыла глаза, и вдруг — толчок изнутри, ее словно вынесло на поверхность, как пловца, что выныривает откуда-то из глубоких зеленых глубин. В дни ужаса или безмерной скорби бывают минуты, когда разум застывает, будто ждет озарения, а меж тем покой исподволь окутывает его, словно обматывая пряжей; состояние это сродни сну или какому-то непостижимому забытью; во время такой передышки к человеку возвращается способность рассуждать спокойно и здраво. Ну, а что, если на самом деле ей никогда не встречалась девочка по имени Мириэм? Если тогда, на улице, она испугалась просто сдуру? В конце концов, это же не имеет значения — как, впрочем, и все остальное. Ведь единственное, что отняла у нее Мириэм, — ощущение собственного «я», но теперь она чувствовала, что вновь обрела себя самое — ту, что живет в этой квартире, готовит себе еду, ухаживает за канарейкой; ту, на кого она может положиться, кому может полностью доверять — миссис Г. Т. Миллер.

Успокоенная, вслушивалась она в тишину, и вдруг до сознания ее дошел двойной звук: ящик комода открыли, снова закрыли; звук этот стоял у нее в ушах еще долго после того, как смолк: открыли-закрыли. Потом, постепенно, его грубая ощутимость сменилась шелестом шелкового платья, и шелест этот, такой деликатный, слабый, все приближался, все нарастал, и вот уже от него сотрясаются стены, и комнату захлестывает волна шорохов. Миссис Миллер оцепенела, глаза ее открылись — и встретили мрачный взгляд в упор.

— Вот и я, — сказала Мириэм.

Я тоже могу такого порассказать…

перевод С. Митиной

Текст рассказа отсутствует

Дерево ночи

перевод Е. Суриц

Была зима. Снизка голых лампочек, из которых будто выкачали весь жар, освещала холодный сквозной полустанок. Недавно прошел дождь, и теперь по застрехам станционного здания гнусными зубьями какого-то стеклянного чудища торчали сосульки. По платформе — совершенно одна — бродила молодая, довольно высокая девушка. Волосы, расчесанные на прямой пробор и аккуратно выложенные валиками по щекам, были густого светло-русого тона; и при чересчур, пожалуй, худом и узком лице, она была все же, пусть и не чересчур, но мила. Кроме пачки журналов и сумочки, на которой витиеватой латунью было выведено «Кей», она почему-то держала броско-зеленую гитару.

Поезд, плюясь паром, слепя, вылетел из темноты, с разгону осекся, Кей подобрана свое имущество и влезла в последний вагон.

Вагон хранил остатки прежней роскоши: древние красно-плюшевые сиденья в проплешинах, облупленная, ядовито-желтая деревянная обшивка. Старинная медная лампа, вделанная в потолок, выглядела романтично и неприкаянно. Унылый мертвый дым плыл под лампой, и перегрелая спертость обостряла составную вонь объедков, яблочных огрызков, апельсинной кожуры; весь этот мусор, вместе с бумажными стаканчиками из-под соды, искромсанными газетами, усеял весь проход. Питьевой фонтанчик в стене ронял неизбывную струйку на пол. Вскидывавшим на Кей усталые глаза пассажирам это, кажется, ничуть не мешало.

Преодолев искушение зажать нос, Кей пробиралась по проходу и только раз споткнулась, правда не упав, о вытянутую ногу дремотного толстяка. Двое мужчин проводили ее внимательным взглядом; да еще мальчонка вскочил и орал: «Ой, мамка, глянь, банжа какая! Тетенька, дай на банже поиграть!» — покуда мамка его не угомонила шлепком.