Елена Трегубова - Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 1 Страница 7

А эта твоя клептоманская жажда выведать, что-таки я пишу в своем несчастном лэптопе, запертом от тебя всегда на passcode из фразы на неизвестном тебе языке! Я даже подозреваю иногда (когда ты хищно и с ненавистью на этот запертый ящик пандоры поглядываешь), что как-нибудь ты, подослав очередных своих «доверенных», не просто выкрадешь его у меня — а, после того, как твои спецы не сумеют его взломать, — еще и в ярости растопчешь его — как символ твоей неспособности залезть в мои мысли — несмотря на прослушку квартиры.

Но — не за это, любимый! Не рассчитывай! Даже — не за это!

Фу, как безобразно ты разозлил меня опять — это ж надо ж, а! Казалось бы чего проще: мстительно назвать тебя по телефону «зайкой» и пропеть: good buy! Фу… Чаю, чаю, безусловно чаю! Хлебнуть холодного, бергамотового, вон, в бокале на столе осталось — чтоб перевести дух — и за работу, правку доделывать пора — а я тут с этими ну абсолютно не нужными мне разборками!

Что ж — судя по тому, что в эсэмэске ты навязчиво по-прежнему интересуешься «где я» — можно заключить, что ты или блефуешь, желая доказать мне, что никакой прослушки нет — и что ты меня и вправду, типа, потерял. Или — что прослушку тебе все-таки приносят с запозданием, и что ты и вправду занервничал. Судя по тому, что ты все еще не приперся ко мне сюда — и, наплевав на соседей и на конспирацию, не колошматишь в дверь — в городе тебя нет — улетел, с осиной скоростью, на какое-нибудь очередное срочное очное дельце в первую попавшуюся страну.

Нет, чаю, пожалуй, не буду — ну еще! Раскипячусь на тебя еще больше! Это ж надо ж! А! Цветочки он мне присылал! Отчета требует: что я делала! Что-то! Скажу! Только пеняй потом на себя, когда тебе распечатки принесут! Короче: вчера с самого утра Славика в гости ждала! Ну?! Что?! Съел?! Думаешь, я не припомню сейчас тебе моего любимого фиолетового пизанского бокальчика от Leonardo, в который я так любила сок апельсиновый себе жать — и который ты вот тут вот, с почерневшими от ревности и злости глазами, в прошлый раз раскрошил, сжав, в кулаке, когда я тебе описывала, какой Славик у меня красавец! Короче — договорились со Славиком, еще с вечера, что утром он приедет ко мне. Ну, утро у нас со Славиком у обоих — понятие весьма относительное и растяжимое. Короче, проснулась я в полдень — Славик, разумеется, еще и ни сном ни духом, не звонил — ну, я пока проснулась, пока о том — о сем подумала — время бежит, чувствую: есть уже жутко хочется, а мы со Славиком позавтракать сходить вместе договорились. А тут уже — смотрю — какой позавтракать — обеда-то и то время давно прошло. И тут звонит мне, наоборот, Вова — и говорит: «Я сейчас как раз свободен — могу к вам заехать, я тут на Страстном, недалеко, у другого клиента». Я говорю: «Отлично, Вова, жду вас!» Короче, милый, когда твой тайный посыльный, с цветочками, в домофон звонил, а потом (подкупив, видать, какую-то доверчивую соседку, когда я в домофон не ответила) еще и в дверь мне пять минут копытом стучал — я ну никак не могла открыть. Потому что уж Вовик в этот момент — вот сейчас вот следи вот за собой, пожалуйста, держи себя в руках, будь любезен, любимый! — Д — Е — Л — А — Л — М — Н — Е — М — А — С — С — А — Ж! Уф. Выдохнула! Вот препарируй теперь информацию, как тебе вздумается — ненормальный. А то ишь ты! — эсэмэсить мне: «Pridyot сhelovek ot menya, otkroi dver’ — budet surpriz! Parol’: «Mosgaz» — ага, вот оно! — зачитываю дословно, твое, вчерашнее! Я уже просто как только получила этот текст, уже сразу представила себе эти кошмарные дохлые гигантские позорные веники-икебанища с каким-то мезозойским укропом по краям и белыми шариками — как будто с кладбища обобрали! — которые от тебя обычно привозят! Я ведь сто раз тебя предупреждала: я ненавижу мертвые цветы! В смысле, срезанные. И эта жатая бумага экзотических желчных красок с кошмарным кокетливым абажурным загибом — в точности как эта, твоя, несчастная, юбки носит. Короче: дверь мы с Вовиком не-от-кры-ли.

А Вован, кстати, параноик, почище тебя оказался: едва увидел мои локти и предплечья, ка-а-ак заорет:

— Это что за синяки, Лена?! Вы мне — что — изменяли?!

В смысле, что я к другому массажисту ходила.

А я ему и объясняю — (как и тебе, в точности, больной!):

— Вова, — говорю, — уймитесь! Я вам сто раз говорила, что у меня суперчувствительная кожа! А это ко мне Мила, домработница, приходила окна мыть. В смысле окно, потому что, как видите, Вова, — говорю, — оно у меня одно, но огромное. И я ей помогала. Вам еще, — говорю, — Вова, сильно сэкономило нервную систему, что вы меня не видите, когда я на сёрфинге катаюсь! Знаете, когда падаешь в воду, а потом снова на доску забираешься: коленки, бедра, локти — короче я после этого, — говорю, — вообще как леопард!

И тут Вова мне уже таким тихим совсем, безнадежным голосом:

— Что вы мне, Лена, про сёрфинг-то все заливаете? Синяки, говорю, откуда? Под задницей-то у вас, вон, тоже синяки! Вы чем, интересно, окно мыли? Небось, к этому мелкому чекотило на массаж ходили в салон красоты на другой стороне Тверской? Признавайтесь.

Я в ответ ему уже почти кричу, потому что достали вы меня оба уже:

— Ми-ла! Ми-ла! Окно-о мы-ла! А она у меня низенькая. Ну и пришлось мне ей помогать… На раму локтями опиралась! Ну и потом пришлось на раму сесть и вылезти наружу, на карниз — чтобы верхние секции окна с внешней стороны отмыть! Ясно, да?!

А Вова, такой, ревниво на окно оборачивается — проверяет, типа, не наврала ли я ему — и ехидничает:

— Что-то чистоты-то особой не видно!

— А вы бы, — говорю, — еще попозже заявились! Мила в прошлое воскресенье была — а сейчас у нас что? Четверг! Конечно — сквозь стекло уже вообще еле видно. Грязюка же здесь на улице в воздухе! Лет десять как будто его не мыли!

Еле удержалась, любимый, чесслово, чтоб глупо про кенозис не сострить.

Ну, Вова тут, вроде, слегка успокоился. И тут уже, чтобы нокаутировать этого Вована с его допросами, я строго ему так:

— Только, Вова, не вздумайте меня опять мазать этим кошмарным фито-маслом, как в прошлый раз — я два дня потом из-за запаха этого чихала!

Вова сразу, такой, притих как зайчик:

— Лена, ну что вы, что вы — я с вами работаю теперь только по сухому. Понял-понял.

А я знаю его эти «по сухому»! Как шваркнет — полбедрища снесет! Превосходно его знаю! Лежу и думаю себе: ну, точно, сейчас шваркать начнет, с досады.

Я и говорю:

— Вова… Умоляю: сосредоточьтесь и не шваркайте! Вы всегда вот вначале такой позитивный — а потом как заболтаетесь — и шввварк! Вы ж с меня кожу сдираете!

Ну, и Вова уже, так, примирительно:

— Ага? Не шваркать?! Меня так учили между прочим! Что вы на меня наезжаете, Лена? Хотите к чекотило из салона с другой стороны Тверской — с его маленькими ручонками, которыми он только щипаться может да синяки ставить — пожалуйста! Идите!

Любимый. Короче, ты понял: мне надо было крайне сосредоточиться и следить за руками Вована. Мне не до твоей этой пошляцкой оранжерейщины было. С ним ведь только расслабься — и кожи нет! Ручищи — как экскаваторы! А тут еще — букеты от тебя принимай! Да, милый, ты правильно догадался: это тот самый Вовик, который при Центробанке ошивался сначала — а потом пошел по рукам. В хорошем, я имею в виду, смысле. Его ни с кем не спутаешь — выглядит как медведь, но с очень аккуратной прической — как с рекламы туалетной бумаги.

А у него еще такой ритуал специальный, перед массажем: обязательно пойдет руки мыть горячей водой. Долго моет. С мылом! И почти кипятком! И как-то там растирает их специально. Чего-то там приговаривает, напевает. Ну и тут он, слышу, кричит мне из ванной:

— А нормального, человеческого мыла у вас, Лена, нет?! Куска хозяйственного или дегтярного? Что это тут за дрянь стоит на раковине в бутылочке?

А Вова у меня здесь, любимый, для твоего сведения, первый раз вчера был. Обычно я к нему ездила, в кабинет, туда, на Маяковку. Но мне, честно говоря, надоело возиться к нему ездить — выгружать, оборачивать, заворачивать, мыть, сушить загружать. Парковаться. Да и эта его кошмарная тарантаска на колесиках, на которой он массаж делает, честно говоря, достала уже: хотя он и уверяет, что это профессиональная массажная лежанка — но как-то уж шибко на тележку из морга смахивает, и скрипит отвратно, когда он на тело нажимает. Да и вообще: два шага здесь Вове до меня пешком пройти.

Короче, я Вовику отвечаю:

— В бутылочке, действительно, дрянь стоит. Это вы правильно выразились. Причем выяснилось, что это дрянь, совсем недавно! Это миндальное, Пальмолив. А тут, на днях, представляете, мне рассказали, что они проводят опыты на животных. Мне показали на сайте «ПETA» кошмарные материалы. Ну, знаете, там, кролики, у которых всю их жизнь голова зажата скобками, они зафиксированы в определенном положении, в крошечном пространстве, и им в глаза заливают мыло и другую дрянь, и наносят им раны — и заносят туда мыло и прочую блевотину, которую хотят продать нам, — всё это я, не вставая с дивана, разумеется, Вовику сообщила.