Герман Кох - Звезда Одессы Страница 7

Макс сделал шаг в сторону и преградил ему путь.

— И куда это мы идем, Хасан? — спросил он, крепко схватив мужчину за руку.

На руке мужчины висела матово-черная сумочка с вытисненными белыми буквами dkny.

Прежде чем мужчина успел ответить, колено Макса уже пошло вверх. Сначала я подумал, что Макс хочет заехать ему в пах, но он быстрым движением схватил воришку за волосы, а потом с силой нагнул его голову.

Макс попал ему коленом в нос или в верхнюю губу. Раздался приглушенный треск, будто сломали ветку или, скорее, в соседней комнате разбился сервиз. Во все стороны брызнула кровь, она крупными каплями падала на светло-розовый ковер фойе.

Мужчина прижал руки к лицу, а потом в ужасе уставился на свои окровавленные пальцы. Сумочка упала на пол. Макс нагнулся и поднял ее.

— Радуйся, что я не расист, — сказал он. — В твоей стране я отрубил бы тебе руку.

Макс повернулся к нам, закурил сигарету, которую все еще держал между пальцами, и помахал женщине; та спустилась с лестницы, ведущей к туалетам, и стала пробираться к бару.

Макс обернулся к мужчине, который пытался остановить кровь рукавом рубашки.

— Что ты тут стоишь? — бросил он. — Иди умойся. Грязный тип!

Бо́льшая часть публики в фойе наблюдала за происходящим, будто в оцепенении. После того как кровь брызнула на ковер, некоторые отвели взгляд, кто-то испустил вопль отвращения; но теперь, когда тот человек поплелся к выходу, слышалось преимущественно одобрительное шушуканье.

— Они наглеют с каждым разом, — сказал мужчина в синей куртке, держащий в руке бутылочку шоколадного молока.

— Если теперь и в кино нельзя спокойно… — услышал я женский голос у себя за спиной.

Сам я смотрел только на приближающуюся женщину. Из-за собранных кверху волос было хорошо видно, что у нее необыкновенно длинная шея. Впрочем, мне стало понятно, что женщина вообще отличалась удивительно высоким ростом. Пока она пробиралась по фойе среди публики, ее голова ни на миг не пропадала из виду.

У нее было узкое лицо с классическими чертами, но мне на ум пришло в первую очередь животное, поднявшее голову над растительностью саванны, — не обязательно хищник, скорее, кто-то вроде жирафа или окапи.

— Все в порядке, дорогая? — спросил Макс, когда женщина присоединилась к нам и он отдал ей сумочку.

Они коротко поцеловались в губы, причем женщине пришлось нагнуться. Нет, не совсем так: она слегка присела, одновременно наклонив голову.

— Это Сильвия, — сказал Макс. — Сильвия, это… это мой бывший одноклассник. Мы вместе учились в школе.

Я пожал протянутую мне руку.

— Фред, — представился я.

Затем взгляды устремились на Кристину.

— Кристина, — сказала моя жена, пожимая руку им обоим.

Я еще раз взглянул на жену Макса, зная теперь, что ее зовут Сильвия. Я старался не глазеть на нее, но это было трудно. А думал я в это время только об одном: почему у Макса такая высокая жена?

— Вот как, — сказала Сильвия. — И давно вы знакомы?

Мы с Максом переглянулись.

— С семидесятого года, — сказал я. — В семьдесят втором мы… я сдал выпускной экзамен. После этого мы друг с другом, вообще-то…

— У него всегда была феноменальная память, — со смехом перебил меня Макс. — В каком году впервые запустили «Фау-один» и как звали того немецкого генерала, который в сороковом году напал через Арденны с тыла на французские позиции? Спроси Фреда, и Фред даст ответ.

Теперь смеялись мы все; краешком глаза я видел, что Кристина усиленно кивает.

— И? — произнесла Сильвия.

Впервые с момента нашего знакомства она смотрела на меня в упор дольше, чем позволяли правила приличия. Я снова подумал о животном в саванне. О животном, которое, подняв голову над травой, дремлет, лежа под пылающим африканским солнцем; потом спускается мрак, а зверь все еще лежит там.

— Что «и»? — спросил я.

— Ну, как звали того немецкого генерала, который… и так далее? — спросила Сильвия.

В этот момент раздался гонг, возвестивший, что вторая серия «Столкновения с бездной» вот-вот начнется.

— Штудент,[9] — сказал я. — Курт Штудент. Французские и британские войска были полностью деморализованы, поскольку считали, что немцы со своей тяжелой бронетехникой никогда не пройдут через Арденны по узким, извилистым тропинкам.

Макс расхохотался, запрокинув голову.

— Штудент! — смеялся он. — Теперь и я вспомнил! Штудент! Незабываемое имя! Но я его забыл, а он — нет. Разве я преувеличил? — спросил он, повернувшись к своей жене.

Я все еще смотрел на Сильвию; мне показалось или она мне подмигнула? Я подумал, что с некоторыми видами животных дело обстоит так же: непонятно, смотрят они на тебя или просто спят.

— А чем ты теперь занимаешься? — спросил Макс.

Я рассказал.

Макс несколько секунд смотрел на меня, не говоря ни слова.

— Должно быть, ты питаешь огромное отвращение к людям, — проговорил он наконец.

Снова прозвучал гонг. Фойе уже почти опустело.

Макс протянул руку Кристине.

— Приятно было познакомиться, — сказал он и взял свою жену под локоть.

— Может, мы еще разок… — начал он, пожимая мне руку. — Может, мы еще разок выпьем вместе? Было бы здорово.

Я видел, что на его лице написано совсем другое. В тот момент его лицу хотелось обратно в кинозал. Наверное, оно вообще не хотело бы больше видеть меня.

Когда я посмотрел вниз, на наши соединенные руки, то увидел засохшую каплю крови на циферблате Максовых часов; это были золотые часы для подводного спорта, с множеством разных стрелочек, указывающих секунды и, насколько я понял, глубину в метрах. Человека, у которого есть все это, наверняка не слишком интересовали воспоминания о нашей школьной жизни.

— В следующую субботу я отмечаю свой день рождения, — сказал я. — Мне будет приятно, если вы оба придете.

Позже, в темноте кинозала, жена наклонилась ко мне. Метеорит увеличился настолько, что светил ярче солнца; уже скоро волны, заливающие сушу, должны были столкнуть статую Свободы с пьедестала. Я люблю фильмы, где поначалу все хорошо, но известно, что долго это не продлится. Теперь, смотря «Столкновение с бездной» во второй раз, я получал даже больше удовольствия, чем в первый.

— А я и не знала, что ты хочешь отпраздновать свой день рождения, — прошептала Кристина мне на ухо. — Во всяком случае, мне ты об этом не говорил.

В темноте я усмехнулся.

— Я тоже не знал, — прошептал я в ответ, ущипнув ее за руку. — Но с другой стороны, сорокасемилетие бывает только раз в жизни, — добавил я.

6

Время близилось к полуночи, и я уже смирился с мыслью о том, что Макс и Сильвия не придут. Разговоры, после обсуждения беспроцентной ипотеки, новых ресторанов и новых секретарш, опустились на такой уровень, что на следующее утро о них лучше было вообще не вспоминать. Между втоптанными в паркет орешками и остатками салата кто-то делал нелепые попытки в одиночку изобразить танцевальные па; наступила та мертвая точка, когда все могут схватить свои пальто и ни с того ни с сего исчезнуть.

Я отметил про себя, что отвык устраивать праздники. В последние годы я старался, чтобы мои дни рождения проходили как можно незаметнее, и мне было трудно по обязанности выслушивать одновременно столько рассказов стольких людей. Одним словом, у меня заходил ум за разум на моем собственном празднике, и поэтому темы для разговоров, которые предлагал я сам, теперь уже невозможно вспомнить. Пил я быстрее, чем делал бы это в другой обстановке, смотрел на часы чаще, чем обычно, и несколько раз, стараясь вести себя как можно естественнее, подходил к окну, смотревшему на улицу. Там я стоял, уставившись на припаркованные машины в свете уличных фонарей, на угол в конце улицы, уже не помня: то ли я оставил всякую надежду на его приход, то ли в глубине души все еще верил в него. Я также не знал, обрадуюсь ли его появлению, почувствую ли себя отвергнутым, если он не придет.

Слегка сдвинув манжету рубашки, я посмотрел на часы. Без четверти двенадцать… Я со вздохом бросил последний взгляд на пустую улицу и поплелся обратно, туда, где отмечали мой день рождения.

Компания, которую я всего несколько минут назад оставил за разговором о размерах налогов, теперь перешла на домработниц.

— Значит, звонит нам Габриэла из Схипхола,[10] — говорил мой шурин, продолжая тему, начало которой я, видимо, пропустил, — и говорит, что ее задержали на таможне. А знаете, что сделала эта глупая корова? Она вернулась ровно за неделю до истечения двух месяцев, которые должна была провести за границей, чтобы ее снова впустили в Нидерланды. И это притом, что мы оплатили ее обратный билет, из Сантьяго-де-Чили. Выброшенные деньги. Только их и видели.