Грэм Грин - Брайтонский леденец Страница 7

– Почему же, – ответила она. – Я узнала бы его. У меня хорошая память на лица.

Щека Малыша задергалась. Он сказал:

– Мне кажется, у нас с вами есть что-то общее. Мы должны встретиться как-нибудь вечером. Как вас зовут?

– Роз.

Он положил на стол монету и встал.

– А как же ваш чай? – спросила она.

– Мы здесь заболтались, а ровно в два у меня назначена встреча.

– Ах, извините меня, пожалуйста, – воскликнула Роз. – Почему вы меня не остановили?

– Ничего, – успокоил ее Малыш. – Мне это было приятно. Сейчас всего лишь десять минут третьего – по вашим часам. Вы вечером когда освобождаетесь?

– Кафе закрывается только в половине одиннадцатого, кроме воскресенья.

– Я хочу с вами встретиться, – сказал Малыш. – У нас с вами много общего.

Айда Арнольд решительно пошла через Стрэнд, у нее не хватало терпения ждать сигналов, разрешающих переход, да она и не доверяла автоматическим светофорам. Она сама прокладывала себе дорогу перед самыми радиаторами автобусов; шоферы тормозили и бросали на нее свирепые взгляды, а она в ответ улыбалась им. Когда часы били одиннадцать и она подходила к бару Хенеки, ее всегда охватывало легкое возбуждение, будто с ней только что приключилось что-то, поднимавшее ее в собственных глазах. В баре Хенеки уже были первые посетители.

– Привет, старый призрак! – сказала она, и мрачный худощавый человек в черном, с котелком на голове, сидевший возле винной бочки, ответил ей:

– Забудь уж об этом, Айда, хватит.

– Ты что, надел траур по самому себе? – спросила Айда, остановившись перед зеркалом с рекламой виски «Белая лошадь» и заламывая шляпу так, как ей больше шло; она выглядела никак не старше тридцати пяти.

– У меня жена умерла. Хочешь пива, Айда?

– Да, пива я выпью. А я и не знала, что у тебя была жена.

– Видишь ли, Айда, мы очень мало знаем друг о друге, – сказал он. – Я вот даже не знаю, как ты живешь и сколько у тебя было мужей.

– Муж у меня был только один. Том, – ответила Айда.

– Но в жизни-то у тебя был не один Том.

– Кому и знать это, как не тебе, – подтвердила Айда.

– Дайте мне стакан красного, – сказал мрачный человек. – Когда ты вошла, Айда, я как раз думал, почему бы нам опять не сойтись?

– Что Том, то и ты – всегда хотите начинать сначала. Почему вы не можете наладить прочную жизнь, когда у вас уже есть девушка?

– С моими небольшими деньгами и с твоими…

– Я бы лучше хотела чего-нибудь новенького, – сказала Айда. – Зачем тянуть старое и отказываться от нового?

– Но ведь у тебя доброе сердце, Айда.

– "Ну, это только ты так думаешь, – ответила Айда, и из темной глубины пивной кружки ей словно подмигнула ее доброта: немного застенчивая, немного суетная, всегда готовая поразвлечься. – Ты когда-нибудь играл на бегах? – спросила она.

– Я не признаю бегов. Это игра для простофиль.

– Вот именно, – подтвердила Айда. – Игра для простофиль. Никогда не знаешь, повезет тебе или нет. Я люблю это, – сказала она с воодушевлением, глядя поверх бочонка с вином на худощавого, бледного человека; лицо ее раскраснелось больше обычного, стало моложе, добрее. – Черный Мальчик, – тихо произнесла она.

– Это еще что такое? – резко спросил Призрак, взглянув на себя в зеркало с рекламой виски «Белая лошадь».

– Так зовут одну лошадь, вот и все, – ответила она. – Один парень посоветовал мне поставить на нее в Брайтоне. Интересно, увижу ли я его на скачках. Он куда-то исчез. Он мне нравился. Никогда нельзя было угадать, что он вдруг скажет. К тому же, я должна ему деньги.

– Ты читала в газете, что случилось на днях с этим Колли Киббером в Брайтоне?

– Его нашли мертвым, да? Я видела объявление.

– Было дознание.

– Что, он покончил с собой?

– Да нет. Разрыв сердца. Его сгубила жара. Но газета заплатила приз тому, кто его нашел. Десять гиней, – продолжал Призрак, – за то, что нашли мертвое тело. – Он с горечью положил газету на винный бочонок. – Дайте мне еще стакан красного.

– Как! – воскликнула Айда. – Это фото человека, который нашел его? Ах, плутишка, маленький, а хитрый! Значит, вот куда он отправился. Неудивительно, что он не беспокоился о своих деньгах.

– Нет, нет, это не он, – пояснил Призрак. – Это Колли Киббер. – Он вынул из бумажного конвертика маленькую деревянную зубочистку и начал ковырять в зубах.

– Так вот оно что! – протянула Айда. Ее как громом поразила. – Значит" он говорил правду, – продолжала она. – Он в самом деле был болен. – Она вспомнила, как дрожала его рука в такси и как он умолял ее, чтобы она его не оставляла, как будто знал, что умрет, прежде чем она вернется. Но он не поднял шума. – Он был джентльмен, – тихонько сказала она. Он, должно быть, упал там же, возле турникета, как только она повернулась к нему спиной, а она ушла вниз, в дамский туалет, ничего не подозревая. Теперь, в баре Хенеки, слезы навернулись у нее на глаза; те белые полированные ступени, по которым она спускалась вниз, туалет, показались ей амфитеатром, перед которым разыгрывалась сейчас какая-то медлительная трагедия.

– Что же делать, – мрачно сказал Призрак, – все там будем.

– Да, – ответила Айда, – но он хотел жить нисколько не меньше, чем я. – Она начала читать и тут же воскликнула: – Зачем же он пошел так далеко по этой жаре? – Ведь упал он не возле турникета: он прошел обратно путь, который они проехали вместе, посидел под навесом…

– Ему нужно было закончить работу.

– Он мне ничего не говорил о работе. Он сказал: «Я буду здесь. Вот на этом месте. У турникета». Он сказал: «Не задерживайся, Айда. Я буду здесь». – И когда она повторяла то, что могла вспомнить из его слов, у нее было такое чувство, что потом, через час или два, когда все выяснится, ей захочется поплакать по этому испуганному и взволнованному костлявому существу, называвшему себя…

– Ну а это что значит? – сказала она. – Прочти здесь.

– А что такое? – спросил Призрак.

– Вот суки! – воскликнула Айда. – Зачем они наврали с три короба?

– Чего наврали? Выпей-ка еще пива. Нечего тебе из-за этого поднимать шум.

– А пожалуй, стоит, – сказала Айда и, сделав большой глоток, снова углубилась в газету. У нее была сильно развита интуиция, и теперь она подсказывала ей, что дело это какое-то странное и здесь что-то неладно. – Эти девицы, – продолжала она, – которых он хотел подцепить, говорят, что к ним подошел какой-то человек, назвавший его Фредом, а он сказал, что он не Фред и что он не знает этого человека.

– Ну и что ж тут такого? Послушай, Айда, пошли в кино.

– Но его как раз звали Фред. Он сказал мне, что его зовут Фред.

– Его звали Чарлз. Видишь, здесь напечатано: Чарлз Хейл.

– Это ничего не доказывает, – возразила Айда. – У мужчины всегда есть другое имя для чужих. Не вздумай уверять меня, что твое настоящее имя Кларенс. И мужчина не станет называть себя по-разному каждой новой девушке. Он просто запутается. Ты ведь сам всегда называешь себя Кларенсом. Я-то уж мужчин знаю.

– Да какое это имеет значение! Можешь прочитать, как там все было. Девушки сказали насчет имени между прочим. Никто не обратил на это никакого внимания.

– Никто ни на что не обратил внимания, – печально сказала она. – Здесь все так и написано. У него не было никого, кто стал бы поднимать шум вокруг его смерти. Судья спросил, присутствует ли кто-нибудь из родственников покойного, а из полиции заявили, что не обнаружено никаких родственников, кроме троюродного брата в Миддлсборо. Видно, он был какой-то одинокий, – грустно продолжала она. – Некому было даже задать вопросы.

– Я знаю, что такое одиночество, Айда, – сказал мрачный человек. – Я ведь уже целый месяц одинок.

Она не обратила внимания на его слова: мысленно она была там, в Брайтоне, в Духов день, и думала о том, как, пока она ждала его, он, должно быть, медленно умирал, бредя по набережной к Хоуву, – умирал, и эта мысль, и эта несложная мелодрама тронули ее сердце жалостью к нему. Она была из народа, она плакала в кино на «Дэвиде Копперфилде», когда была под хмельком, с ее уст лились все старые баллады, слышанные ею от матери, и ее жалостливое сердце отозвалось на слово «трагедия».

– Троюродный брат в Миддлсборо… вместо него приехал адвокат, – сказала она. – Как это понять?

– Я думаю, если этот Колли Киббер не оставил завещания, то этот брат получит все его деньги. Его не устраивают никакие разговоры о самоубийстве – он, конечно, хочет получить деньги по страховому полису.

– Он не задавал никаких вопросов.

– Потому что в этом не было надобности. Никто не высказывал предположения, что Хейл покончил самоубийством.

– А может быть, он как раз и покончил, – сказала Айда. – Что-то странное с ним произошло. Я хотела бы кое-что выяснить.

– А что? Все и так ясно.

В бар вошел человек в широких бриджах и полосатом галстуке.

– Привет, Айда, – воскликнул он.