Геннадий Семенихин - Нравоучительные сюжеты Страница 7

– Это была ваша дочь, товарищ полковник?

– Нет.

– Значит, любимая девушка, – бесцеремонно рассмеялся он. – Тогда, как говорится, вам можно только позавидовать. В ваши годы, и такая красивая. Значит, седина в бороду, а бес в ребро?

Страхов резко тряхнул головой, так что рассыпались густые волосы, в зеленых глазах его полыхнуло бешенство, но он взял себя в руки и погасил в них недобрый огонь. Лишь полоска рта побелела, потому что нелегко далось ему это. Пожилой пассажир отложил газету и укоризненно посмотрел на парня в спортивном костюме. А полковник нежно поправил в вазочке одну из семи гвоздик, подаренных ему при прощании. От пожилого пассажира это движение не укрылось, и он мягко улыбнулся:

– А в самом деле, товарищ полковник? Нас не случайно озадачил прощальный поцелуй. Для поцелуя взрослой дочери ему не хватало сдержанности, а для поцелуя влюбленной женщины он был слишком застенчивым, даже стыдливым. Одним словом, со всех точек зрения нетипичный поцелуй.

Страхов неопределенно пожал плечами.

– Не угадали, дорогие попутчики. Все гораздо проще и сложнее. Четыре дня назад эта хрупкая женщина спасла мне жизнь. Мне и еще девяти пассажирам рейсового самолета АН-2.

– Вот так сюжетец! – воскликнул парень в спортивном костюме. – Так расскажите же нам об этом незаурядном случае. В дороге принято повествовать о самом интересном. Традиция!

– Успеется, – усмехнулся Страхов и вышел из купе.

Прислонившись горячей щекой к холодному стеклу, он долго смотрел в окно набиравшего скорость поезда. Длинной желтой полосой тянулись вымокшие от дождя песчаные пляжи с голыми топчанами и тентами, пустынные совершенно. Шторм накатывал на берег огромные пенистые валы. «А зачем я на него обиделся, на этого парнишку. Что он может понять?» Страхову хотелось сейчас думать только о Валентине и о тех томительных, полных риска минутах, что пришлось пережить ему четыре дня назад. Сейчас он был твердо убежден в одном: сколько бы не прожил он еще и в какой бы день его не спросили, он со всеми деталями расскажет о пережитом. Такие минуты врезаются в человека тем ярким светом воспоминаний, без которых немыслимо оценить прошлое.

В этот далекий от Ленинграда горный край Александр Николаевич Страхов прилетел проведать старую мать и родного брата своего бывшего воздушного стрелка Вани Ольхова.

Два дня прогостил он в их новом домике, прилепившемся к подножью горы на месте старенькой сакли, продуваемой ветрами всех направлений. На третий день надо было возвратиться в город. Когда он приехал на маленькую, начинавшуюся от обрыва взлетно-посадочную площадку, зеленый АН-2 уже стоял возле вагончика, заменявшего аэровокзал. Страхов отметил, что бортовой номер был другой. Сюда он летел на ноль два, а на фюзеляже этой машины стояла цифра одиннадцать. «Стало быть, с другим экипажем полечу», – подумал он, садясь в самолет. Все пассажиры уже успели разместиться, и ему осталось самое крайнее место в хвосте.

Пассажиры были дисциплинированные: они уже пристегнулись ремнями, не дожидаясь, когда к этому их призовет бортмеханик

Второй пилот был на месте, лишь кресло командира экипажа пустовало. Страхов еще ничего не успел подумать по этому поводу, как мимо него пробежала девушка в аэрофлотовской форме, придерживая на затылке растрепанный ветром «конский хвост», прическу, к которой всегда иронически относился Страхов. На смуглых щеках словно круги на воде расплылись ямочки. Усаживаясь на пилотское сиденье, она озорновато усмехнулась и негромко сказала второму пилоту, совсем молодому с щеточкой усов, явно отпущенных для солидности:

– Ого, Сеня, нам, кажется, явно повезло. Отставной полковник, да еще с Золотой Звездой Героя. Прикрытие надежное.

– Прикрытие, – проворчал Сеня, – можно думать, всю Великую Отечественную войну с ним рядом прошла.

– А почему именно с ним, – засмеялась Валентина. – Впрочем, ты не ошибся. Лет двадцать пять назад он действительно был ой как ничего. Оглянись. – И засмеялась, потому что перед взлетом на нее всегда накатывало веселое настроение.

– Это уж тебе лучше судить, – буркнул Сеня. Мир устроен так, что человек часто не знает, что о нем говорят другие, если эти другие даже находятся в нескольких шагах от него. Вот и полковник Страхов никогда не догадался бы, что сказала о нем летчица, наградив веселым ребячливым взглядом своего помощника Сеню, расположившегося перед взлетом на своем правом сиденье.

Тем временем Страхов, позевывая, смотрел в маленькое круглое окошко. Выжженное ветрами и солнцем поле взлетной площадки с пролысинами на траве лезло в глаза, своим однообразием напоминая многие другие площадки, с каких ему приходилось подниматься в войну. «А ведь девчонке-то на обрыв взлетать придется, – сочувственно подумал он, – сердчишко-то не екнет?»

И опять мысли перенеслись к прошлому. Эта площадка почему-то напомнила последнее наступление на Берлин и день, когда, проштурмовав Зееловские высоты, он привез на полевой аэродром в задней кабине своего ИЛа мертвого воздушного стрелка Ваню Ольхова Возвращаясь, он уже знал, что случилась беда, потому что еще при отходе от цели стрелок замолчал и ни на один его вызов по СПУ не ответил. Знал, но упорно верил в то, что Ольхов лишь ранен и потерял сознание, но не убит и еще возвратится в строй воюющих. Слишком дорог был ему этот розовощекий мальчишка с голубыми мечтательными глазами, умением быть беспредельно наивным на земле и беспредельно спокойным в воздухе. Когда их атаковали вражеские истребители, он с беззаботностью ребенка, увидавшего яркую новую игрушку, выкрикивал: «Дядя Саша! На нас „мессер“ прет. Серый, как скорпиончик. Разрешите я его поближе подпущу?» А потом рявкал в задней кабине крупнокалиберный пулемет, «мессер» поспешно отваливал в сторону, а бывало и начинал дымить.

Александра Страхова в полку считали везучим. От самого южного выступа Орловско-Курской дуги дошел он невредимым до Одера, сделал более ста боевых вылетов, но ни разу не был при этом сбит, ни разу не садился за пределами аэродрома. И все эти сто вылетов защищал его с хвоста Ваня Ольхов. А сейчас он молчал. Пытаясь развеять недоброе предчувствие, Страхов мысленно подбадривал себя: «Ничего, оклемается Ваня и опять будет летать. За одного латаного двух нелатаных дают».

Но оклематься Ване Ольхову не довелось. Его холодное тело из залитой кровью кабины Страхов вытащил своими руками, решительно оттолкнув при этом санитаров, и впервые за всю войну заплакал навзрыд. – Эх, Ванька, Ванька, мальчишечка ты мой незадачливый! Долго же она охотилась за тобой, блондинка с косой в руках, и подстерегла тебя все-таки.

Теперь он ежегодно во время отпуска добирается в этот аул, чтобы хотя бы два-три дня побыть в обществе старой престарелой матери Вани, бывшей учительницы, и его младшего брата, которому теперь тоже уже под пятьдесят, но он все еще работает в бригаде механизаторов.

… Страхов горько вздохнул и оборвал свои воспоминания. Фюзеляж зеленого АН-2 уже сотрясался от запущенного мотора. Под нижними плоскостями прижимались к земле чубчики сухой чахлой травы. Полковник с интересом оглядел своих спутников по перелету. Три студента в белых легких рубашках, приткнувшись друг к другу черноволосыми головами, разгадывали кроссворд, рядом дремала беременная женщина, у другой горянки в ногах стояла объемистая плетеная корзинка, с какими ездили из этого аула на городской рынок, Два старика, одетые в черкесские шерстяные рубашки с газырями, у одного на поясе болтался кинжал в инкрустированных ножнах, степенно беседовали о каких-то мирских делах на своем родном языке.

В эту минуту самолет начал разбег. «Еще посмотрим, как-то ты взлетишь, – лениво подумал полковник, но через пару минут одобрительно улыбнулся: – Молодец! Честное слово, молодец девка!» А ветер уже подбрасывал АН-2 над обрывом, под которым живописно-зеленые расстилались узкие улочки аула, взбегающие к подножью гор. А потом потянулось ущелье, раструбом выходящее к морю, и самолет летел не над его отрогами, а над его дном на самой низкой высоте. «Подремлю-ка я, – зевнул Страхов. – Ведь до посадки еще больше часа», – и с удовольствием закрыл глаза.

Сколько он проспал, он бы никогда не мог ответить и потом. Он очнулся от сильного толчка. Что-то неладное творилось с самолетом. Приподнявшись на сиденье, второй пилот непрерывно кричал пассажирам:

– Привяжитесь получше ремнями, кому говорю!

Машину било сильными частыми толчками, и вдруг она так резко встала на крыло, что пассажиры повисли на ремнях. Беременная женщина вскрикнула, у студента выпал из рук журнал с кроссвордом. Но прошло несколько секунд, и самолет вернулся в горизонтальный режим. Полковник глянул в окно и вздрогнул от неожиданности. Живописных отрогов ущелья, поросших веселой зеленой травкой, как не бывало. Со всех сторон АН-2 окружала коричневая кромешная мгла. Самолет бросало из стороны в сторону, и Страхов испугался, что его перевернет на спину, и девушка не справится с пилотажем. Он сорвался с места и бросился в кабину. Увидел ее сосредоточенный мрачноватый профиль и капельки пота над закушенной верхней губой. И вдруг, задрав капот, «аннушка» всему наперекор полезла вверх на высоту, вспарывая коричневую муть. Страхов решительно протянул руку к штурвалу.