Эдуард Асадов - Что такое счастье. Избранное Страница 7

Микроклимат

День и ночь за окном обложные дожди,Все промокло насквозь: и леса, и птицы.В эту пору, конечно, ни почты не жди,Да и вряд ли какой-нибудь гость постучится.

Реки хмуро бурлят, пузырятся пруды.Все дождем заштриховано, скрыто и смыто.На кого и за что так природа сердитаИ откуда берет она столько воды?!

Небо, замысла скверного не тая,Все залить вознамерилось в пух и прах.Даже странно представить, что есть края,Где почти и не ведают о дождях.

Где сгорают в горячих песках следыИ ни пятнышка туч в небесах седых,Где родник или просто стакан водыЧасто ценят превыше всех благ земных.

Дождь тоской заливает луга и выси,Лужи, холод да злющие комары.Но душа моя с юности не зависитНи от хмурых дождей, ни от злой жары.

И какой ни придумает финт природа,Не навеет ни холод она, ни сплин.Ведь зависит внутри у меня погодаОт иных, совершенно иных причин.

Вот он — мудрый и очень простой секрет:Если что-то хорошее вдруг свершилось,Как погода бы яростно ни бесилась,В моем сердце хохочет весенний свет!

Но хоть трижды будь ласковою природа,Только если тоска тебя вдруг грызет,То в душе совершенно не та погода,В ней тогда и бураны, и снег, и лед.

Дождь гвоздит по земле, и промозглыйветерПлющит капли о стекла и рвет кусты.Он не знает, чудак, о прекрасном лете,О моем, о веселом и добром лете,Где живет красота, и любовь, и ты…

Любовь и трусость

Почему так нередко любовь непрочна?Несхожесть характеров? Чья-то узость?Причин всех нельзя перечислить точно,Но главное все же, пожалуй, трусость.

Да, да, не раздор, не отсутствие страсти,А именно трусость — первопричина.Она-то и есть та самая мина,Что чаще всего подрывает счастье.

Неправда, что будто мы сами пороюНе ведаем качеств своей души.Зачем нам лукавить перед собою,В основе мы знаем и то и другое,Когда мы плохи и когда хороши.

Пока человек потрясений не знает,Не важно — хороший или плохой,Он в жизни обычно себе разрешаетБыть тем, кто и есть он. Самим собой.

Но час наступил — человек влюбляется.Нет, нет, на отказ не пойдет он никак.Он счастлив. Он страстно хочет понравиться.Вот тут-то, заметьте, и появляетсяТрусость — двуличный и тихий враг.

Волнуясь, боясь за исход любвиИ, словно стараясь принарядиться,Он спрятать свои недостатки стремится,Она — стушевать недостатки свои.

Чтоб, нравясь, быть самыми лучшими,   первыми,Чтоб как-то «подкрасить» характер свой,Скупые на время становятся щедрыми,Неверные — сразу ужасно верными,А лгуньи за правду стоят горой.

Стремясь, чтобы ярче зажглась звезда,Влюбленные словно на цыпочки всталиИ вроде красивей и лучше стали.«Ты любишь?» — «Конечно!» —«А ты меня?» — «Да!»

И все. Теперь они муж и жена.А дальше все так, как случиться и должно:Ну сколько на цыпочках выдержать можно?!Вот тут и ломается тишина…

Теперь, когда стали семейными дни,Нет смысла играть в какие-то прятки.И лезут, как черти, на свет недостатки,Ну где только, право, и были они?

Эх, если б любить, ничего не скрывая,Всю жизнь оставаясь самим собой,Тогда б не пришлось говорить с тоской:«А я и не думал, что ты такая!»«А я и не знала, что ты такой!»

И может, чтоб счастье пришло сполна,Не надо душу двоить свою.Ведь храбрость, пожалуй, в любви нужнаНе меньше, чем в космосе или в бою!

Задумчиво она идет по улице

Она идет задумчиво по улице,Стройна, как синеглазый василек.Но все сейчас в ней словно бы сутулится,Сутулится душа, и взгляд сутулится,И даже чувства съежились в комок.

Идет она, как в проклятое царство,Где нет ни звезд, ни пищи, ни воды.И нет на свете, кажется, лекарства,Чтоб вдруг ее избавить от беды.

Но есть лекарство прочих посильней,Которое помочь всегда готово,Чтоб человек, известный только ей,Который всех важнее и нужней,Сказал одно-единственное слово…

3 июня 1998 г.

Москва

Разные натуры

Да, легко живет, наверно, тот,Кто всерьез не любит никого.Тот, кто никому не отдаетНи души, ни сердца своего.

У него — ни дружбы, ни любви,Ибо втайне безразличны все.Мчит он, как по гладкому шоссе,С равнодушным холодком в крови.

И, ничьей бедой не зажжено,Сердце ровно и спокойно бьется,А вот мне так в мире не живется,Мне, видать, такого не дано.

Вот расстанусь с другом и тоскую,Сам пишу и жду, чтоб вспомнил он.Встречу подлость — бурно протестую,Ну, буквально лезу на рожон!

Мне плевать на злобную спесивость,Пусть хоть завтра вздернут на суку!Не могу терпеть несправедливостьИ смотреть на подлость не могу!

Видимо, и в прошлом, и теперьДал мне бог привязчивое сердце,И для дружбы я не то что дверцу,А вовсю распахиваю дверь!

Впрочем, дружба — ладно. Чаще проще:Где-нибудь на отдыхе поройСвел знакомство на прогулке в рощеС доброю компанией живой.

Встретились и раз, и пять, и восемь,Подружились, мыслями зажглись,Но уже трубит разлуку осень,Что поделать? Жизнь — ведь это жизнь!

Люди разлетелись. И друг друга,Может, и не будут вспоминать.Только мне разлука — злая вьюга,Не терплю ни рвать, ни забывать.

А порой, глядишь, и так случится.В поезде соседи по вагонуЕдут. И покуда поезд мчится,Все в купе успели подружитьсяПо дорожно-доброму закону.

А закон тот вечно обостряетЧувства теплоты и доброты.И уже знаком со всеми ты,И тебя все превосходно знают.

Поверяют искренно и тихоВорох тайн соседям, как друзьям.И за чаем или кружкой пиваЧуть не душу делят пополам.

И по тем же взбалмошным законам(Так порой устроен человек) —Не успели выйти из вагона,Как друг друга в городских трезвонахПозабыли чуть ли не на век!

Вот и мне бы жить позабывая,Сколько раз ведь получал урок!Я ж, как прежде, к людям прикипаюИ сижу, и глупо ожидаюКем-нибудь обещанный звонок.

А любви безжалостные муки?!Ведь сказать по правде, сколько разЛгали мне слова и лгали руки.Лгали взгляды преданнейших глаз!

Кажется, и понял, и измерилМного душ и множество дорог,Все равно: при лжи не лицемерилИ подчас по-идиотски верил,И привыкнуть к лжи никак не мог.

Не хвалю себя и не ругаю,Только быть другим не научусь.Все равно, встречаясь, — доверяю,Все равно душою прикипаюИ ужасно трудно расстаюсь!..

Ну, а если б маг или святойВдруг сказал мне: — Хочешь, превращуВ существо с удачливой душой,Сытой и бесстрастно-ледяной? —Я сказал бы тихо:— Не хочу…

Преступление и наказание

Однажды парком в предзакатный часШла женщина неспешно по дороге.Красавица и в профиль, и анфас,И в глубине зеленоватых глаз —Одна весна и никакой тревоги.

Была она как ветер молода,И, видимо, наивна до предела,Иначе б непременно разгляделаТри тени за кустами у пруда.

Не всем, видать, предчувствие дано.Тем паче если не было примеровЧего-то злого. В парке не темно,И шла она уверенно в киноБез всяческих подруг и кавалеров.

Но быть в кино ей, видно, не судьба:Внезапно с речью остроэкзотичнойШагнули к ней три здоровенных лбаС нацеленностью явно эротичной.

Один промолвил, сплюнув сигарету:«Она — моя! И споров никаких!»Другой: «Ну нет! Я сам сожру конфету!»А третий хмыкнул: «Мы красотку этуПо-дружески разделим на троих!»

Закат погас, и в парке стало хмуро.Вдали сверкнули россыпи огней…«Ну, хватит! Брось таращиться как дура!Ступай сюда в кусты!» И три фигуры,Дыша спиртным, придвинулись плотней.

«Ребята, что вы?!»… Голос замирает.А трое смотрят хмуро, как сычи.«Вы шутите? Ну что вас раздирает?!» —«Мы шутим? Да серьезней не бывает!Снимай же все, что надо, и молчи!»

Один дохнул: «Заспоришь — придушу!Сейчас исполнишь все, что нам угодно!Чтоб выжить — покажи, на что способна!»Она вздохнула: «Ладно… Покажу!»

Неторопливо сбросила жакеткуИ первому, уже без лишних фраз,Ребром ладони яростно и меткоПо горлу — словно сталью: раз! И раз!

И вновь — удар! «Теперь души, скотина!»И тут буквально чудо наяву:Почти со шкаф величиной, мужчинаКак сноп мгновенно рухнул на траву!

Другой, взревев, рванулся к ней навстречу,Но тут — прием и новый взмах рукой!И вот уже второй за этот вечерКак бык уткнулся в землю головой…

А третий, зло зубами скрежещаИ целясь впиться в горло пятернею,Вдруг резко вырвал нож из-под плащаИ прыгнул кошкой с бранью площадною.

Она же резко вымолвила: «Врешь!»И, сжавшись, распрямилась как пружина.И вот, роняя зазвеневший нож,На землю третий грохнулся детина.

И тут, покуда, ползая ужом,Они стонали, мучаясь от боли,Она, как вспышка воплощенной воли,Шагнула к ним с подобранным ножом.

«Ну что, мерзавцы? Отвечайте, что?!Насильничать решили? Дескать, сила?Скажите же спасибо мне за то,Что я вам жизни нынче сохранила!

Сейчас я вновь в кинотеатр иду,А ровно через два часа — обратно.Однако же прошу иметь в виду:Чтоб даже духу вашего в садуЗдесь просто близко не было. Понятно?!

А притаитесь где-то за кустом,Тогда, клянусь, что я на этом местеЛишу вас вашей жеребячьей честиВот этим самым вашим же ножом!

А если ж вдруг найдете пистолет,Намного хлеще сыщете ответ:Ведь я кладу почти что пулю в пулюИ рисковать вам даже смысла нет!»

Чуть улыбнувшись, строго посмотрела,Губной помадой освежила рот,Неторопливо кофточку наделаИ легким шагом двинулась вперед.

Шла женщина спокойно и упрямо,И строгий свет горел в ее глазах,А сзади три насильника и хама,Рыча от боли, корчились в кустах…

О, люди! В жизни трудно все предвидеть!И все-таки не грех предупредитьМужчин, способных женщину обидетьИ даже силу где-то применить:

Чтить женщину есть множество причин:Когда умом, да и силенкой тожеОна сегодня часто стоить можетИ двух, и трех, и пятерых мужчин!

Моя любовь