Герман Садулаев - Таблетка Страница 7

На самом деле его фантазия простиралась дальше только еды. Адская технология крионики стала пропагандироваться и для сохранения мёртвых тел и, отдельно, человеческих мозгов. Благодаря заморозке стали массово переливать кровь и пересаживать органы. Но это уже другая история.

А мы вернёмся к банку «Вел Траст» и корпорации «Холод Плюс». Несколько лет процветания банка были выкуплены комсомольскими вожаками по контракту. На это недвусмысленно указывает и название банка.

Ошибочно полагают, что первое слово названия – это транслитерация английского Well, «хорошо». На самом деле название банка латиницей писалось так: «Vel Trust». Vel – это начальные буквы имени Velzevul. На долларовой банкноте написано: «In God we trust»[17]. Комсомольцы названием своего банка показывали, в кого они верят на самом деле.

К году великого дефолта срок сатанинско-комсомольского контакта истекал, и Вельзевулу была нужна свежая кровь на старинной бумаге. Так молодые клиенты адского сервиса получили гениальную идею о необходимости развивать указанное им перспективное направление рынка.

На складе

Директора по импорту не было, поэтому мне не пришлось ни у кого отпрашиваться. Я только сказал девочкам-секретарям, что уезжаю на склад, да отметил командировку в службе безопасности. Покончив с формальностями отбытия с рабочего места, я вызвал лифт.

Створки лифта отворились, и моему взору предстала богиня секса, весны и плодородия, загорелая брюнетка с налитой грудью и томными глазами. Наверное, я на секунду застыл в неподвижности, поэтому она спросила: «Вы заходите?» Да, и голос у неё был такой, от которого у мужчины сразу начинают звенеть яйца. «Твою ж мать!» – подумал я, восхищённо или раздражённо, я и сам не понял. Вероятно, девушка была из новых сотрудниц компании, соседствовавшей в одном бизнес-центре с «Холодом Плюс». Пока мы спускались на первый этаж, я старательно читал правила пользования лифтом, чтобы не пялиться на бюст незнакомой девушки. На первом этаже девушка вышла и отправилась по коридору к курилке, я – в противоположную сторону, к выходу. «Так, проехали. Всё спокойно».

Я сел в автомобиль, завёл, воткнул съёмную панель магнитолы и переключал радиостанции, пока не услышал приемлемую музыку. После этого тронулся, выехал с парковки и поехал по тесным улицам на другой конец города, к складскому комплексу корпорации «Холод Плюс».

В последнее время я выбираю радиостанции, которые крутят рэп, хип-хоп или просто «колбасу»[18] без слов. При первых аккордах современного «русского рока» меня тянет блевануть прямо на торпеду. Я столько лет отдал рок-н-роллу и всегда был его верным адептом, но сейчас моя лояльность бренду исчерпалась и переросла в полную противоположность.

Поначалу я ещё удивлялся, когда узнавал, что та или эта рок-команда выступила в сборном концерте с оголтелой попсой. Или вместе с той же оголтелой попсой каталась в туре поддержки нашего-вашего-ихнего президента и правящей партии. Или развлекала гопников прокремлёвской молодёжной шараги на их ежегодном слёте-шабаше у вонючего озера.

Потом я понял, что был несправедлив к русским рок-музыкантам, требуя от них следования эстетическим принципам и наличия гражданской позиции. Зачем это им? Они же просто лабухи. Их работа – развлекать народ. Как правило, неудачников, которые пьют пиво из больших пластиковых бутылок и носят косухи из кожзама. Те, у кого родители зарабатывают чуть-чуть больше, слушают музыку R'n'B (эту аббревиатуру, наконец, перестали расшифровывать как Rhythm & Blues, к ритм-энд-блюзу новая музыка не имеет никакого отношения, теперь это значит – Rich & Beautiful[19]).

Никаких идей, просто маркетинговая дифференциация.

А все вместе рокопопсы выполняют один социально-политический заказ: отучить людей думать. Стране, которая увеличивает потребление, снижая производство, в которой на выборах не из кого выбирать, где никаким аршином не измерить глубину заготовленной ей пропасти, рационально мыслящие люди не нужны. Бесполезны. Мешают. Вредны.

Раньше запрещали генетику и кибернетику, сейчас фактически под запретом обыкновенная формальная логика. Потому что если человек вдруг начнёт задумываться, используя простейшие силлогизмы, то совершенно понятно, до чего он может дойти: до необходимости свержения существующего строя. А это преступление. Поэтому от логики людей надо беречь.

И певица Мак$им, с одной стороны, а группа «Би-2» – с другой упраздняют логическое мышление. Не то что в текстах совсем нет смысла, просто он ускользает. Теперь вы уже не поймёте, кто кого любил, как и почему они расстались, а если песня такая грустная, то почему исполнители улыбаются. Настоящий постмодернизм. И Мак$им при этом лучше, чем «Би-2». Потому что не нужно уже никому никакого смысла. Надо, чтобы было немного грустно, как после второй рюмки водки, а в целом – позитив. И ни о чём не думать.

Современное искусство не идёт впереди полка со знаменем, не встречает грудью ледяные торосы, не жалеет, не зовёт и даже не плачет. Современное искусство стоит у обочины шоссе с бутылкой минеральной воды без газа в приподнятой руке и то и дело нагибается к открытому стеклу притормозившего автомобиля: «Расслабиться не желаете?»

Теперь только некоторые рэперы иногда толкают искренние тексты с наличием содержания. Никакого рок-н-ролла уже давно нет: но вместо рока есть рэп. А «колбаса» без слов тем и хороша, что без слов, и вести машину под неё удобно.

Нет, можно, конечно, слушать мировые хиты. Старые хиты. Можно. Но сколько их уже можно слушать, одни и те же? Я и новые песни знаю все наизусть. А со старыми – это просто перебор, промывание мозгов. «Hotel California» —хорошая песня. Наверное. Первые тысячу шестьсот восемьдесят четыре (или что-то вроде) прослушиваний она мне вообще очень нравилась. Потом меня заставили прослушать её ещё три тысячи раз. Она перестала мне нравиться так, как прежде. Ещё пара тысяч прослушиваний, и теперь её первые аккорды вызывают у меня аллергическую реакцию.

Весь старый добрый рок-н-ролл, песни «The Beatles», «Rolling Stones», «Led Zeppelin», даже «Pink Floyd» – всё уже давно набило оскомину. В этом никто не виноват. Просто рок-н-ролл не был рассчитан на то, что мы будем жить так долго. Живи быстро, умри молодым! А мы подзадержались на этом свете, не ушли в назначенный нам срок.

Когда мои мысли дошли до этой точки, я переключил музыку с тюнера на CD-player, и в динамиках зазвучал голос Курта Кобейна, который всё сделал правильно.

Под композиции группы «Nirvana» я доехал и припарковал автомобиль у конторы складского комплекса.

В конторе творился настоящий бедлам. Зарытая в бумагах операционистка бешено стучала по клавишам компьютера, исправляя накладные. Водители городской развозки сидели на всех стульях, столах и недовольно галдели.

Я пробрался к девушке и спросил:

– А начальник склада где? Заместитель? Где вообще все?

– Все на пандусе! Все ушли, блядь! Оставьте меня в покое! Не трогайте меня! Не спрашивайте меня! Надоели мне! Все надоели!

– Хорошо-хорошо! Уже ушёл, уже почти ушёл. А позвонить можно?

– Блядь!

– Всё-всё.

Я вышел из конторы и закурил сигарету. Что у них сегодня такое творится? Конечно, с развозкой всегда беда, программное обеспечение то и дело выходит из строя или глючит, и приходится готовить сопроводительные документы по системе «закат солнца вручную». Но в тот день бардак был даже больше обычного. А начальства в конторе не было.

Докурив сигарету и бросив окурок в урну у порога, я перешёл дорогу и вошёл в ворота складского комплекса. У пандуса стоял контейнеровоз с сорокафутовым рефрижератором, шла выгрузка. Казалось, что всё нормально.

Поднявшись на пандус и подойдя поближе к контейнеру, я понял, что нормально не всё. И, скорее, даже ничего не нормально.

Грузчики двигались как во сне, медленно, плавно, даже грациозно. И пританцовывали. Глаза их были широко открыты и светились блаженством.

На коэффициенте полезного действия их работы это их блаженство сказывалось самым отрицательным образом. Один молодой парень в синей робе, за которым я наблюдал несколько минут, брал коробку в контейнере, нёс её к погрузчику, ставил, разгибался, потом нагибался, брал ту же самую коробку и нёс обратно в контейнер. Там укладывал её в ряд. Выпрямлялся, опять склонялся, брал ту же коробку и нёс к погрузчику…

Моего присутствия рабочие не замечали. Они были в таком состоянии, что не заметили бы даже Годзиллу, не то что клерка из центрального офиса.

Стараясь не столкнуться с погружёнными в транс грузчиками, я прошёл к будке старшего смены. За стеклом будки я увидел картину ещё более интересную и удивительную.

Старший смены, настоящий француз Жан, родителей которого нечистый занёс в СССР по линии Коминтерна да так и бросил подыхать в реформированной России, сидел на стуле. Сидел без рубахи, топлес, если только можно так сказать, когда мужчина обнажает свою волосатую грудь.