Ник Хорнби - Смешная девчонка Страница 7

Марджори больше не распространялась на сей счет, но недвусмысленно подталкивала Барбару к самостоятельным выводам.

– Он тебе денег дал?

– Пока нет. Но обещает.

– Ты эти деньги отработала?

– Нет!

– Господи прости.

– Он делает доброе дело, разве нет?

– Я б так не сказала. Если тебе за просто так деньги дают, одному Богу известно, чего от тебя потребуют.

Барбара и впрямь почувствовала бы себя круглой дурой, не примись Брайан тут же посылать ее на кастинги. Телефона у нее не было, поэтому каждое утро она выгребала из кошелька все трехпенсовые монеты и отправлялась на угол, к телефонной будке. В отсутствие хороших вестей Брайан поручал секретарше сказать об этом сразу, пока Барбара не опустила в прорезь таксофона вторую монету.

Первый кастинг устраивался для фарса под названием «В господской спальне». В нем рассказывалось… Да какая, собственно, разница? Там фигурировали полуголые девицы, блудливые мужья, застигнутые со спущенными штанами, и вредные, занудливые жены. Если коротко – в этом фарсе рассказывалось, что бывает, когда люди хотят секса, но остаются ни с чем. По наблюдениям Барбары, британские комедии в большинстве своем строились именно вокруг этого. Персонажей по какой-либо причине всегда останавливали до, а не разоблачали после. Это уже навязло в зубах.

Пьеса готовилась к постановке в театральном клубе, неподалеку от Черинг-Кросс‑роуд. Продюсер шепнул Брайану, что Управление лорда-гофмейстера, похоже, запретило играть ее в обычном театре.

– Сущий бред, поверь, – говорил Брайан. – Лорду-гофмейстеру это по барабану. Но постановщикам выгодно, чтобы публике мерещился запрет.

– Почему, как вы считаете?

– Ты же читала пьесу, – ответил он. – Это полная белиберда. В Уэст-Энде такая вещь не продержалась бы и двух вечеров. Но, нагнетая слухи, можно всучить пару-другую билетов каким-нибудь обалдуям, которые решат, будто им предлагают нечто слишком пикантное для традиционной сцены.

– Текст совершенно не смешной.

– Катастрофически не смешной, – подтвердил Брайан. – Но это – комедия. Ты же сама сказала, что тебя влечет именно комедийный жанр.

Сомнений не было: он решил ее проучить. Вынудить раз за разом пробоваться на заведомо дрянные роли, чтобы она поскорее разделась до купальника и засветилась в какой-нибудь телевикторине – ему на радость.

В ночь перед кастингом она перечитала пьесу. Текст показался ей еще примитивнее, чем в первый раз, и все же Барбара просто обмирала от желания получить роль в этой постановке.

Ее героиню звали Полли; именно с ней у главного героя, мужа душной и скучной жены, раз за разом срывался интим. В тесном, грязноватом клубе Барбару посадили за столик, и режиссер, изможденный человек на седьмом десятке, с никотиновыми пятнами в серебристой шевелюре, вызвался ей подчитывать. Начала она, как ей казалось, уверенно и немного дерзко:

– «Мы не можем заниматься этим прямо здесь. Ведь наверху сидит ваша жена».

Но стоило ей открыть рот, как режиссер замотал головой:

– Это вы и есть или что-то изображаете?

Никогда еще она не сталкивалась лицом к лицу с такой пафосной личностью. Узнай об этой встрече ее отец, он бы решил, что дочка пользуется грандиозным успехом в столичном бомонде.

Барбара проговорила свою реплику заново, без каких бы то ни было вариаций, потому что не понимала сути режиссерских претензий.

– Это вы и есть, да?

– В каком смысле?

– Да вот в этом. – Он кивком указал на ее губы. – Акцент.

– Почему акцент? Я нормально говорю.

– Для актрисы это акцент.

Вздыхая, режиссер потер глаза.

– Мне шестьдесят три года, – сказал он. – Когда я пришел в бристольский «Олд Вик», я был вторым самым молодым постановщиком за всю историю театра. За всю свою жизнь я не читал более скверной пьесы. Судьба свела нас с вами в тот момент, когда моя карьера опустилась, видимо, до нулевой отметки, а перемен к лучшему ждать не приходится. Безучастность с моей стороны была бы простительна, вы согласны? Но почему-то я не могу оставаться безучастным. Взять вас на эту роль – значит расписаться в собственной никчемности, понимаете?

Она не понимала и честно в этом призналась.

– Почему вы сопротивляетесь?

– Я не сопротивляюсь.

– По роли. Вы сопротивляетесь. Прежде чем браться за эту постановку, мне бы следовало себя убедить: да-да, Альберт Финни, Том Кортни, Ричард Бёртон{12}, «драма у кухонной раковины», великолепно, великолепно. Но кухонной раковины как раз и не видно, а жаль. Пьеса озаглавлена «В господской спальне». Итак. Почему вы сопротивляетесь? У вас такой говорок, будто вы всю жизнь торговали дешевыми чипсами. Разве вы не уступили бы мужчине типа Найджела в тот же миг? Поймите, мне нужно, чтобы публика верила. Понятно, что я обречен. Я – динозавр. Но такие вещи для меня важны.

Барбару трясло от злости, но, сама не зная почему, она не хотела, чтобы режиссер это заметил.

– Ладно. Спасибо, что вы нашли время показаться.

Ей хотелось запомнить этого человека. У нее возникло ощущение, что они с ним больше не увидятся, поскольку он обессилел, состарился и вышел в тираж, а она – нет. Оставалось только узнать его имя – на тот случай, чтобы отдавить ему пальцы, когда он повиснет на краю режиссерской пропасти.

– Извините, пожалуйста, – нежно проворковала она. – Я не расслышала: как ваше имя?

– Это вы меня извините – не представился. Позор на мою седую голову. Джулиан Сквайрс.

Он протянул ей вялую руку, но Барбара сделала вид, что не заметила. На это, по крайней мере, у нее хватило гордости.

Приехав к Брайану, она залилась слезами. Тот вздохнул, покачал головой и долго шарил в ящике стола, пока не выудил красную папку с крупной надписью «ПОСТАНОВКА ГОЛОСА И ТЕХНИКА РЕЧИ». Папка немного смахивала на фолиант, с которым сверялся Имон Эндрюс{13} в документальной программе «Это – ваша жизнь».

– В любом случае не повредит, – сказал Брайан. – Я многим рекомендовал этот курс. Очень полезная штука, уверяю тебя. Запись Майкла Эспела и Джин Меткалф. «Бурый боров с боровенком» и так далее. У Джин великолепная дикция.

Ее отец души не чаял в Джин Меткалф. У той была своя программа на радио, и голос ее – из тех, что можно услышать только на Би‑би‑си, – отличался неподражаемой интонацией, какая не встречается в реальной жизни, хоть обойди всю Британию с юга на север.

– Мне никогда с ней не сравняться.

– И не надо. Ты просто… немного… приглуши свое «я». Если считаешь нужным.

– Нет, не считаю.

– Тогда попроси кого-нибудь, чтобы тебя раздели догола и опрыскивали золотой краской из баллончика, покуда не отправят на тот свет. Ты меня убиваешь. Любая девушка из моей картотеки кому угодно перегрызет горло за твои внешние данные. А ты отказываешься делать на них ставку.

– Они меня ни к чему не приведут. Разве нельзя хорошо выглядеть и при этом смешить публику?

– Это не моя прихоть, ты же понимаешь. Есть общие правила.

Барбара пролистала «Курс постановки голоса». Ей до смерти хотелось играть, но актерская игра – это превращение себя в другого, так почему бы не поработать над этим еще до получения роли?

– И если уж на то пошло, – продолжал Брайан, – не пора ли тебе распрощаться с Барбарой из Блэкпула?

Естественно, он хотел приблизить новый виток ее карьеры. Тем людям, которые на Би‑би‑си делали инсценировки об одиноких матерях, вынужденных спускаться в забой, было глубоко безразлично, как ее зовут – Барбарой или как-то иначе. Но даже Сабрина в прошлом была Нормой Сайкс. В чем-то приходилось идти на уступки.

– Мне казалось, у нас о том и речь.

– До сих пор у нас речь шла о Блэкпуле. Барбары мы не касались.

– И дальше что?

– Ты не обязана оставаться Барбарой.

– Вы серьезно?

– Не… убийственно серьезно.

– Раз вам все равно, оставлю как есть.

– Тогда – вполне серьезно. Не… убийственно. Но решительно.

– Вы хотите, чтобы я взяла новое имя?

– Если станет невтерпеж, в любой момент сможешь вернуться к старому.

– Спасибо за совет.

Уговоры были недолгими: она и сама не хотела больше зваться Барбарой – это имя уже стало клеймом неудачницы, а в ее планы не входило мириться с неудачами. На имени свет клином не сошелся. Можно взять другое имя, можно изменить манеру речи – и все равно остаться собой, потому что в душе у тебя полыхает синий язычок пламени и это пламя сожжет тебя изнутри, если только не получит выхода.

– Вы уже придумали мне имя?

– Нет, конечно. Я же не диктатор местного разлива. Давай подумаем сообща.

И Барбара назвала Онор и Кэти (из «Мстителей»), Глинис, Ивонн и Вивьен{14} (из мира кино) и даже Люси (из телевизора). Когда же все ее любимые имена были по очереди отвергнуты, они с Брайаном вернулись к его первоначальному предложению: Софи Строу. Она понимала, что Софи звучит элегантно.