Татьяна Соломатина - Отойти в сторону и посмотреть Страница 7

У Макса лучше всех получается объяснять простые вещи.

Оставив казан с шурпой томиться под двумя сложенными одеялами, ты уходишь в пески ещё до полудня.

Выражение «полуденный зной» не годится для пустыни. Зной – он мягкий и удушливый. Густой, пряный, жужжащий… Полдень же в пустыне яростен. В брызгах бликов среди теней. Или клякс среди бликов. Кому как больше по вкусу. Но всё равно невозможно сосредоточиться…

Крестик тусклый – ты давно собиралась его почистить зубным порошком. Тесёмка посерела от пыли и пота. Как можно разглядеть что-то подобное на фоне бурой глинистой почвы или в песке, где, кажется, каждая крупинка отбрасывает свою маленькую тень?..

Три часа суетливой беготни среди барханов изматывают. Затылок и шея превращаются в экран для раскалённого солнца-проектора. Всплески позёмки вызывают глухую ярость – ведь именно они могут бесследно и навсегда укрыть то, что ты ищешь!

Усталость, блеск и ветер заставляют тебя найти хоть что-то похожее на уверенную тень. От ствола толстого саксаула или от изогнувшегося вопреки законам физики гребня бархана…

Короткие глотки из фляги снимают стресс. Но не приносят покоя. А в этом хаосе света и звуков оплотом может стать только покой. Но как его обрести? Что может указать верное направление в мозаике из тысячи тысяч похожих деталей?..

Ты всё-таки пытаешься сосредоточиться на бесконечной фреске вокруг. Через какое-то время приходит ощущение некоторой закономерности – и странным образом упрощает мир. Или мир упрощается и даёт ощущение закономерности. Некоего законченного рисунка. Полотна. Орнамента…

Как следствие, это делает тебя более равнодушной. Первый шаг к покою. Здесь главное – не поддаться безразличию. Оно так же далеко от покоя, как репродукция далека от реального пейзажа, который художник густыми мазками любовно переносит на загрунтованный холст или картон… Безразличие опасно. Безразличие – пустая ловушка смерти. Ловушка, не требующая даже приманки…

…Время, время…

Растворённое мыслями и песками, оно превращает в песчинку и тебя. Свернувшись клубочком, ты засыпаешь. Это странный сон. Пёстрая пелена дремлющего сознания – и уютное соседство собственного тела, естественно встроенного в узор бесконечного орнамента пустыни…

…Внезапный звон тишины.

Ты рефлекторно взлетаешь на бархан и ещё успеваешь впитать глазами первый миг, когда линии и плоскости начинают ломаться и кривиться. Стекать, как часы Дали[6], с невидимых воздушных уступов. Неожиданно освобождённая от постоянных оков ветра пустыня тает. Тает и течёт, подкрашенная первыми признаками оранжевой усталости солнца…

Случись такое в блеске дня – и это было бы дерзко.

Даже страшно.

Но на закате мир беззащитен…

Ты инстинктивно пригибаешься и садишься, скрестив ноги, чтобы не пугать его. И он, как будто в благодарность за понимание тонкости момента, распахивает перед тобою шатёр долгожданного покоя…

Что тут скажешь. Разве словами – этой вязью из паучков букв, интонаций и пауз – можно объять выдох удовлетворённой Вселенной?.. Разве кто-нибудь будет против / Когда время основа твоя / Рухнет / И в мире напротив / Мы окажемся / Ты или я…

Незаметно наблюдать мир из покоя – это совсем не то, что сосредотачиваться. Или «медитировать». Отец вон все уши прожужжал этими своими «медитациями». Сам сядет иногда где-нибудь в сторонке, и – не тронь, не подойди! А потом много говорит. Объясняет. Описывает… Только никакого покоя там нет. А здесь…

Ни одного движения. Ни веточка, ни травинка не шелохнётся. Ни птица не пролетит. Пески в мареве кажутся постаревшими. Но так красиво постаревшими. Благородно. И всё – одно. И солнце. И небеса. И горизонт. И гладкий ствол саксаула. И ты…

Во вселенной всего движения – что только лёгкий поворот твоей головы. Просто чтобы убедиться – что само движение ещё есть, не ушло из мира навсегда.

Всё расплавлено, слито, сковано воедино и живо. Живо в оцепенении. Но как не бывает живо никогда. И вдруг…

Что это?! Взмах крыла? Движение соседнего гребня?.. Почудилось…

Нет! Вот ещё раз!

Да это же обрывок бумаги!!!

Кувыркаясь в замершем древнем воздухе на время брошенной ветром пустыни, белый лист выскакивает на открытый пятачок между соседними барханами – маленький пыльный смерчик – высотой от силы метра полтора, – поигрывая им, не спеша, движется мимо тебя…

Ты замираешь так, что, кажется, ток крови останавливается. Только бы не разрушить это чудо. Не спугнуть… «Странно. Очень странно…» Мозг пытается найти объяснение. Как – посреди неподвижного моря воздуха и песка – что-то может естественным образом так двигаться?.. Или кто-то?.. Но он же всё-таки ветер! Завихрения там, всякие «области давления», потоки…

Ещё пара мгновений – и миниатюрный смерчик, странное существо пустыни, скроется в песках…

«Эй!»

Всегда непроизвольный оклик, когда на бесконечных просторах вселенной встречаются двое незнакомых живых…

Пыльный столбик замирает и роняет бумажный клочок на землю. Ну вот, испугала…

«Не бойся…»

Одними глазами…

Вы смотрите друг на друга. Вечность переворачивается вверх дном…

Как будто что-то поняв, столбик пыли подхватывает обронённый лист и, сменив направление, начинает движение вокруг твоего бархана. Один круг, второй… Ты не шевелишься, а только медленно поворачиваешь голову, чтобы не терять его из вида.

«Ты откуда? … Здесь живёшь? … А куда? … Поиграть? … А-а… А я вот просто сижу… Потеряла кое-что… Теперь просто сижу. Отдыхаю…»

Смерчик вновь замирает. Клочок бумаги плавно колышется на уровне его «головы». Вдруг, как будто опомнившись, он резко меняет направление движения и исчезает за соседним гребнем…

Даже не попрощался…

Ну и что. У него дела. Да мало ли… Может, позвал кто-то… из своих…

Пыльный столбик вновь выныривает из-за бархана и останавливается.

Нет, не убежал!

Снова исчезает. И тут же через пару мгновений появляется… И так несколько раз. Что он делает?.. Белый клочок бумаги уже не плавно колышется, а нервно вздрагивает и подпрыгивает. Может, он чего-то хочет?.. Зовёт куда-то?.. Точно! Он зовёт за собой!

Быстро вскакиваешь, ещё не веря в то, что происходит, и, скатившись на ногах по песчаному склону, пробегаешь несколько метров. Смерчик уже далеко в стороне. Азарт омывает изнутри, и ты бежишь, бежишь, поддаваясь странной игре…

Вдруг что-то проносится прямо перед лицом. От неожиданности ты останавливаешься, как вкопанная, почти пугаясь.

Маленький вихрь вибрирует на месте в нескольких шагах от тебя. Обрывок бумажки неподвижно лежит на земле рядом с ним. В прозрачном текучем мареве, которое уже больше походит на воду, ни единого движения. И смерчик – этот невысокий столбик пыли, вращающийся вокруг своей оси, – создаёт ощущение законченной неподвижной формы.

«Что дальше?..»

Смерчик вдруг исчезает.

Просто прекращает кружение и рассыпается. Пыль медленно оседает на землю…

Ты подходишь к месту, где он только что был, наклоняешься – и не веришь своим глазам! Из-под бумажки выглядывает обрывок знакомой кожаной тесёмки… На ней крестик. Тусклый, медный, перехваченный узлом…

(… – Всё-таки нашла?

– Да. Он сам вернулся… Точнее… Как тебе сказать?.. В общем, он и не терялся.

– Не терялся?!

– Ну, я же говорила тебе, помнишь?.. Его, конечно, не было некоторое время со мной, но он не терялся, понимаешь?

– Не очень, если честно.

– По-вашему, ну, в смысле, как обычно – вещи теряются. А на самом деле – нет!

– Ты меня пугаешь.

– Пап, ты же ничего не боишься!

– Я не сказал, что боюсь. Я сказал «пугаешь». В хорошем смысле… Когда взрослые люди, вроде меня, произносят такие слова, они на самом деле хотят сказать, что заметили что-то, что им вроде бы по душе, но при этом чувствуют, что до конца им этого не понять и не принять. А это пугает. Просто такое подходящее слово…

– Ладно.

– Ну, так где ты его потеряла?

– В пустыне.

– Это немудрено. Но нашла-то ты его там как?

– Пап, если я тебе просто расскажу, ты подумаешь, что я всё выдумала. А если поверишь – это тебя ТАК НАПУГАЕТ!

– С каких это пор ты взялась надо мной издеваться, а?!

– Па-ап!

– Ладно. Не хочешь – не рассказывай. Нашла, и хорошо… И спасибо за ужин. Ещё тёплый был, когда мы приехали. Только записку оставляй в следующий раз, если собираешься задержаться…

– Я не собиралась.

– Тем более… Кстати, Макс тебя за шурпу хвалил, что за ним обычно не водится.