Лю Чжэньюнь - Я не Пань Цзиньлянь Страница 7

— Вы ведь член судебной коллегии господин Дун?

Неожиданно потревоженный, Дун Сяньфа даже вздрогнул. Взглянув на часы, которые показывали час дня, он понял, что сегодня ему, похоже, уже не придется присоединиться к кому-нибудь на обед. Тогда он повернулся к Ли Сюэлянь и спросил:

— А ты кто?

— Мое имя Ли Сюэлянь.

Дун Сяньфа крепко задумался, но так и не припомнив никакой Ли Сюэлянь, зевнул:

— По какому вопросу?

— Вы тут мое дело засудили.

Дун Сяньфа озадачился, не в силах понять, о чем именно идет речь, и причастен ли он к этому вообще. на какой-то момент он растерялся. не в силах припомнить что-либо, он затруднялся как-то отреагировать, поэтому переспросил:

— В суде много разных дел, что именно у тебя было?

Ли Сюэлянь стала с самого начала пересказывать свой случай. Когда она дошла до середины, Дун Сяньфа уже начал проявлять нетерпение. Он понял, что с данным делом он точно не сталкивался, и все эти прошлые и будущие перипетии между Ли Сюэлянь и Цинь Юйхэ представлялись ему слишком уж сложными. Поэтому Дун Сяньфа теперь на сто процентов уверился, что данного дела не касался. Сложный случай вызывал у него одно желание — закончить разговор. Он бы предпочел послушать что-нибудь про рыночную сделку. не выдержав, Дун Сяньфа перебил Ли Сюэлянь:

— Никакого отношения к твоему делу я не имею.

— Ты не имеешь, а вот Ван Гундао имеет.

— Так и иди к Ван Гундао, я-то причем?

— У вас больше полномочий, а раз он засудил мое дело, то теперь я пришла к вам.

— В суде много кто занимает должности выше, чем у Ван Гундао, почему ты не пошла к другим?

— Мне тут сказали, что вы специально занимаетесь особо сложными делами.

Дун Сяньфа тут же смекнул, что кто-то из коллег втихаря роет для него яму, поэтому на него свалилось то, чем он вовсе не обязан заниматься. Кто-то спихнул ему сложное дело, которым сам заниматься не хотел.

— И что же это за сволочь? — огрызнулся Дун Сяньфа. — Если сами работники суда — люди бессовестные, то разве могут они судить по совести? Так что иди к тому, кто тебя надоумил обратиться ко мне. а после тебя и я до него доберусь, — добавил он.

Сказав это, он развернулся, собираясь уходить. Поскольку Дун Сяньфа уже проголодался, а его так никто и не покормил, он намеревался сам найти забегаловку, чтобы опрокинуть там рюмочку-другую, а также съесть лапши с тушеной бараниной. Но тут за него уцепилась Ли Сюэлянь.

— Господин Дун, вы не можете так уйти, вы должны заняться этим делом.

Дун Сяньфа не знал, плакать ему или смеяться:

— Что ты прилипла ко мне как банный лист? Что, в суде мало народу, с чего вдруг именно я должен заниматься твоим делом?

— Я для вас кое-что сделала.

— Что ты для меня сделала? — оторопел Дун Сяньфа.

— Утром я съездила к вам домой и доставила тюк хлопка и двух кур.

Дом Дун Сяньфа находился в деревеньке Дунцзячжуан, в двух с половиной километрах от города. Ее заявление еще больше обескуражило Дун Сяньфа:

— Так ты решила сделать меня подневольным за тюк хлопка и двух кур? Отправляйся за своим барахлом и забирай обратно.

Он попытался освободиться от Ли Сюэлянь, но та снова его схватила:

— А ваша жена пообещала мне, что вы возьметесь за мое дело.

— Да она только свиней кормить умеет, вот в этом она разбирается, но никак не в судопроизводстве.

— Но ведь не зря же я старалась?

— Не зря она старалась, да с твоей стороны это взятка, понимаешь? Я тебя к ответственности не привлекал, а ты ко мне почему-то прилипла.

Порываясь уйти, он снова почувствовал хватку Ли Сюэлянь. к этому моменту вокруг них уже собралась толпа зевак. Дун Сяньфа, который был уже на пределе, увидев народ, вдруг сконфузился:

— Вот шваль, пристала ко мне на улице и талдычит одно и то же, что за безобразие? а ну катись отсюда!

Он с силой освободился от Ли Сюэлянь и зашагал прочь.

Дождавшись вечера, Дун Сяньфа сел на велосипед и поехал домой в Дунцзячжуан. Еще не переступив порог, он учуял запах курятины. Оказывается, к ним в гости пожаловал тесть, и по этому случаю его жена натушила целый котел курятины. Успев на какое-то время позабыть про случай с Ли Сюэлянь, Дун Сяньфа вдруг все вспомнил. Когда он зашел на кухню и снял крышку с котла, то его глазам предстали уже тушеные курицы, предварительно расчлененные на восемь кусков. Дун Сяньфа недовольно напустился на жену:

— Любишь ты халяву по мелочам, когда, наконец, уже исправишься? Ты понимаешь, что натворила? Это называется «нарушение закона ради получения взятки».

Однако к следующему утру Дун Сяньфа об этом инциденте уже позабыл.

Председателя суда Сюнь Чжэнъи[5] Ли Сюэлянь увидела перед входом в отель «Сунхэ». Сюнь Чжэнъи изрядно выпил, поэтому вниз по ступеням его вели под руки. в этом году ему исполнялось тридцать восемь лет, на своем посту он находился уже три года. Среди других председателей уездных судов Сюнь Чжэнъи был самым молодым. Поэтому, понимая, что впереди у него еще большие перспективы, он старался вести себя осмотрительно. Обычно Сюнь Чжэнъи вообще не выпивал. Будучи при такой должности, он установил для себя пять ограничений: не выпивать в одиночку; не выпивать на работе; не выпивать с коллегами; не выпивать на территории своего уезда; не выпивать с понедельника по пятницу. Некоторые из запретов дублировали друг друга, но все их можно было свести к одному: не выпивать без повода.

Однако сегодня Сюнь Чжэнъи напился до чертиков. и это несмотря на то, что сегодня он находился в пределах своего уезда, в кругу своих коллег и сегодня была среда. Так что сложившиеся обстоятельства вступали в противоречие со всеми его запретами. Но выпил он не без повода — сегодня они праздновали день рождения его предшественника на посту председателя суда Лао Цао. Три года назад Лао Цао вышел на пенсию, уступив место Сюнь Чжэнъи. у Лао Цао сложились очень теплые отношения с Сюнь Чжэнъи, которого он поддерживал и продвигал. и в день рождения своего шефа, который к тому же был уже на пенсии, Сюнь Чжэнъи составил ему компанию, чтобы выпить. Шеф прилично напился, и Сюнь Чжэнъи от него не отстал. Что касалось продвижения Сюнь Чжэнъи со стороны Лао Цао, то тут у Сюнь Чжэнъи остался горький осадок. Три года назад, когда пришел черед Лао Цао выходить на пенсию, под его началом работало сразу четверо заместителей. и в качестве своего преемника Лао Цао готовил не Сюнь Чжэнъи, а Лао Гэ. Кроме того, что Лао Цао в своей жизни любил работу судьи, он также любил выпить. а кроме любви к выпивке, у него также была страсть к бриджу. Эта карточная игра была лучшим способом понаблюдать за поведением человека. и когда Лао Цао хорошо узнал Лао Гэ, то решил подготовить своим преемником именно его. Передав свое место Лао Гэ, он чувствовал себя спокойно. Но кто же мог предположить, что буквально в первый месяц после выхода Лао Цао на пенсию, Лао Гэ позовет на банкет своих одноклассников, они напьются, он пьяным сядет за руль и поедет по встречной полосе. Пьяный Лао Гэ несся навстречу другим автомобилям, которые шарахались от него, и еще чертыхался:

— Что, правил уже не существует? Прут прямо навстречу. Сразу видно — непорядок в законах, вот доберусь до вас завтра!

Пока он ругался, прямо на него вырулила длиннющая, груженная углем фура. не успев затормозить, она врезалась с ним лоб в лоб, после чего машину Лао Гэ отбросило на другую полосу. Оказавшись на своей полосе, Лао Гэ умер прямо на месте аварии. Его гибель предоставила возможность карьерного роста для Сюнь Чжэнъи. Таким образом, после ухода на пенсию Лао Цао его преемником стал не Лао Гэ, а Сюнь Чжэнъи. Приняв эстафету от Лао Цао, Сюнь Чжэнъи должен был благодарить не самого Лао Цао, а ту груженную углем фуру, и даже не фуру, а тот банкет, на котором напился Лао Гэ, а заодно и одноклассников Лао Гэ, которые его и напоили. Так считал Сюнь Чжэнъи, а Лао Цао считал по-другому. Лао Цао полагал, что кому его пост достался, тот и есть подготовленный им преемник. Поэтому, получив пост председателя суда, Сюнь Чжэнъи должен был благодарить именно его. Ну а раз так, то Сюнь Чжэнъи решил действовать соответствующе и, приняв пост, при встрече сказал Лао Цао:

— У меня ведь не было никаких достоинств и способностей, и если бы не ваше воспитание, то как бы я занял это место?

Лао Цао принял слова Сюнь Чжэнъи за чистую монету и пошел с ним на сближение. Но, будучи человеком тактичным, Лао Цао после выхода на пенсию уже не совал своего носа в судебные дела, а лишь обращался по каким-то жизненным ситуациям. Поэтому Сюнь Чжэнъи оценил его как человека понимающего и, ради своего же спокойствия, был готов помочь по мелочам. за минувшие три года Сюнь Чжэнъи преподносил Лао Цао исключительно как своего наставника. Каждый год Сюнь Чжэнъи в честь дня рождения Лао Цао устраивал банкет. и всегда его первая фраза за столом звучала так: