Элис Хоффман - Красный сад Страница 7

Юноши отправились в поле, где среди травы устроили свой лагерь. Ночь была сырая, холодная, из норы по соседству выскочили лисы, потревоженные неожиданным появлением людей. Чапмэнов не волновало, где они будут ночевать. Это волновало Минетт. Она упаковала сумку и пошла к ним. Она чувствовала себя решительной и беззаботной. Она не раз слышала историю о том, как однажды августовской ночью навсегда исчезла ее бабушка, и думала, что, наверное, тогда бабушка чувствовала себя так же, как Минетт сейчас, и ей было безразлично, увидит ли она жителей своего города снова.

Минетт надела старую черную юбку, которую не жаль было испортить. На ногах — пара старых ботинок мужа. Братья Чапмэны не удивились, увидев ее. Они с благодарностью принимали все, что преподносила им жизнь, и воспринимали каждое ее мгновение как благодать. Поужинали в поле. Свежая спаржа, папоротник, остатки пирога с кленовым сиропом. Ночью Минетт поняла, что Джон Чапмэн не спит. Когда она внезапно проснулась и с изумлением обнаружила, что лежит под звездным небом, оказалось, что Джон еще не ложился. Он сидел, сгорбившись, в траве, разгоряченный своими мыслями. Он сказал, что не нуждается в сне. Сон — это пустая трата времени, а у него слишком много дел. Минетт села рядом с ним. Они смотрели на небо, и он говорил ей, что каждое созвездие рассказывает свою историю. Среди обитателей ночного неба есть и паук, и краб, и лев.

Придя в поле на следующий день, отец Минетт увидел, что его дочь работает вместе с пришлыми, сажает семена. Лицо и руки испачканы землей. Юбка заляпана грязью.

— Тебе лучше вернуться домой. — Гарри Партриджу следовало быть жестче, но он знал, что если слишком сильно потянуть за поводок, то человек, почуявший свободу, сорвется и убежит.

Минетт тряхнула головой. Она любила отца, но возвращаться не собиралась.

Ночью, когда Натаниэль заснул, она отправилась с Джоном на прогулку. Звезды были укрыты одеялом из облаков, землю от неба отделяла тонкая завеса. Они дошли до самого подножия горы, где находилась пещера. Тут они поняли, что весна в разгаре — повсюду были признаки медведя: следы лап, поломанный кустарник. Минетт поцеловала Джона так, как никогда не целовала мужа. И побежала навстречу лунному свету. Когда она была замужем, ей не хватало времени заметить среди забот, как прекрасен мир. А может, она знала это когда-то, но забыла.

На следующий день горожане явились в поле с готовым документом, который предписывал выслать Чапмэнов из города. Джон Чапмэн встретил своих гонителей лицом к лицу. Он был гораздо выше их всех. Он сказал, что со временем они поймут его замысел и будут радоваться тому, что он побывал в их городе. Ему нужно завершить священный труд, а потом он уйдет.

— Когда именно? — хотели знать горожане. Они были озлоблены. Будь в городе тюрьма, они бы посадили его в тюрьму. За неимением лучшего пришлось довольствоваться приказом о высылке.

— Через три дня, — ответил Джон. — Но созданное мной останется с вами навек.

Толком не осознавая, по нраву им пришлись слова Джона или нет, они все же немного поутихли и дали ему срок, о котором он просил.

Ночью Минетт и Джон снова ушли в лес и легли рядом. Джон никогда не знавал женщины, и Минетт от макушки до кончиков пальцев являлась для него чудом. Она даже громко рассмеялась, так внимательно он рассматривал ее.

— Ты прекрасная и удивительная, — торжественно сказал Джон.

Он смотрел, как она раздевается, — ее муж никогда этого не делал. Она казалась себе то ли звездой, то ли травинкой.

Назавтра они работали до полудня. Потом она настояла на том, чтобы показать братьям Угорьную реку, которая напиталась растаявшим снегом и неслась с таким шумом, что им приходилось кричать другу другу. Они разделись донага, все трое, хотя Натаниэль поначалу стеснялся, сложили одежду на берегу и вошли в воду. Джон старался не наступить на угрей, которые обитали на мелководье. Одного он на мгновение вынул из воды, чтобы рассмотреть.

— Братец угорь, — сказал он и отпустил божье создание обратно в воду.

Минетт было одновременно холодно и жарко. Она потеряла почти всех близких и вот стоит в Угорьной реке, мимо мчатся глубокие воды, солнце палит худенькие плечи. Она чувствовала, как снуют вокруг угри, древние загадочные существа, которые приспособились пережидать безжалостную местную зиму под толстой коркой льда.

Гарри Партридж пришел проведать троицу во время ужина. Они развели костер, искры взлетали в небо. Гарри принес буханку хлеба, которую хозяева приняли с благодарностью, и горшок тушеного мяса, которое пришлось съесть ему одному. Гарри не обратил внимания на босые ноги и длинные волосы Джона. Воздух кишмя кишел комарами. Над полем проносились летучие мыши, они ловили комаров. Был чудесный весенний вечер.

После ужина Гарри спросил Джона Чапмэна, что тот собирается делать.

— Собираюсь превратить этот край в цветущий сад, — торжественно ответил Джон.

— Я спрашиваю про Минетт. Что ты собираешься делать с ней?

— Я хочу напомнить ей, что она живая, — кивнул Джон.

— А потом? — выдавил Гарри, он с трудом удержался, чтобы не ударить Джона.

— Потом пойду на запад, — ответил Джон.

После этого разговора Гарри отвел Минетт в сторонку. Он понял, что она еще ребенок. Он требовал от нее слишком много, а давал мало, потому что был полностью поглощен своей болью и не обращал внимания на ее боль.

— Слышала, что он сказал? — спросил Гарри у дочери. — Ты понимаешь? Он не останется здесь. Он не годится для тебя.

Минетт рассмеялась и обняла отца. Он так и не понял того, что открылось ей. Он не знает, что бесконечность можно ощутить в кратком мгновении, в капле воды, в стебле цветка, в листке яблоневого дерева.

Ночью Минетт спала в объятиях Джона, согреваемая его загадочным теплом. В юбке и волосах у нее застряли колючки. Кожа пропиталась запахом реки. Она думала об отце, который сидит дома один, тревожась о ней, думала и о своем маленьком доме, пустом и холодном. Поутру Чапмэны собрались в путь. Накрапывал легкий дождик, и Джон сказал, что это очень хорошо для семян. Через сто лет здесь будут расти сотни деревьев, и каждое будет приносить плоды. Минетт затаила дыхание, но он не позвал ее с собой. Она, впрочем, не очень удивилась. Натаниэль пожал ей руку, пожелал всего хорошего и пообещал навестить, если когда-нибудь снова окажется в этих краях. Джон Чапмэн, как обычно, что-то напевал про себя. Дождик его не беспокоил. Мысленно он уже шагал вперед, увлекаемый историями про Запад, которые часто слышал, думая о том, как бесконечна и неизведанна земля — и этим она воистину подобна небесам.

Под дождем пикировали жаворонки. Река бежала так быстро, что слышно было на поле. Минетт поцеловала Джона на прощанье так, как никогда не целовала мужа, и Джон поцеловал ее так, словно она была прекрасной, удивительной и живой.

В середине зимы один из мальчишек семейства Старр сломя голову прибежал в город. Дерево, которое Джон Чапмэн посадил на Мужнином лугу, расцвело. Все как один отправились смотреть, ковыляя по сугробам. Стояли сумерки, медленно падал снег. И вправду одна ветка молодого деревца покрылась белыми цветами. Это было невероятно, настоящее чудо, как и рождение у Минетт Джейкоб ребенка через десять месяцев после смерти мужа. Вот почему плоды этого чудесного дерева получили свое название «Смотри-не-верь». Вот почему Гарри Партридж, отец Минетт — они были так дружны с внуком, что мальчик, повзрослев, взял его фамилию, — поклялся никогда больше не есть яблок.

Год без лета

1816

В июне в садах случались заморозки. Одежда, вывешенная для просушки, замерзала, складки топорщились. Простыни становились твердыми, как камень. С горы Хайтоп дул по полям ветер, просачивался через щели в окнах и дверях, выстуживал жилье. Лошади в стойлах начинали волноваться, когда среди бела дня небо затягивали черные тучи. Весна выдалась небывало холодной и сухой, а с наступлением лета погода становилась только хуже и хуже. По всей стране померзли кукурузные поля, овощи были покрыты льдинками. Всюду поговаривали о том, что голода не избежать. Люди были встревожены, напуганы. Возможно, поэтому никто не заметил, когда исчезла Эми, дочь Ребекки и Эрнеста Старр.

Старры жили в доме, который местные жители называли музеем. Эрнест Старр был коллекционером. Он собирал камни, семена, минералы, скелеты животных. Каминную полку украшали челюсть мыши и шкура лисы ржавого цвета. В шкафу он хранил обломок загадочного камня, всегда горячего на ощупь, и камень с отверстием, пробитым десятисантиметровой градиной, — Эрнест видел это собственными глазами, и ледяная градина в его собственных руках превратилась в зеленоватую воду. Он хранил разные анатомические образцы в кувшинах с солью, и не было для него удовольствия большего, чем изучать препарированные тела летучих мышей или птиц. Он был зачарован чудесами природы и находил особое наслаждение в том, чтобы добывать сведения, которых не было ни у кого. В течение многих лет он собрал библиотеку атласов, карт и научных книг, столь редких, что к нему обращались профессора из Гарварда.