Игорь Симонов - Год маркетолога Страница 7

– Ира, что случилось?

– Здравствуй, Костя, – она обернулась, и мне показалось, что в глазах ее блеснули слезы. На журнальном столике перед диваном стояла купленная мной сумка. Рядом с ней стояла точно такая же. – Спасибо за цветы.

– Что это значит? – Самое идиотское и самое ненавистное состояние на свете, сравнимое только с бесконечным кошмарным сном. Всем окружающим известно, что ты в чем-то провинился, лишь ты не знаешь, в чем именно. – Ира, пожалуйста, я ничего не понимаю.

– Я тоже, – дрогнувшим голосом сказала моя любимая жена.

– Откуда эта сумка? – тупо спросил я.

– Какая? – Теперь она смотрела мне прямо в глаза, и я понял, что где-то сильно облажался. Хотелось быстрее узнать где, но она не торопилась объяснять. Ей хотелось поделиться совсем другими чувствами. – Тебе совсем неважно, о чем я прошу тебя, тебе совсем не важно то, что происходит со мной? Сумка – это мелочь, но ведь дело не только в сумке, это проявляется во всем.

– Ирина, пожалуйста, объясни мне, я с ума сойду, я ничего не понимаю...

– Костя, – она старалась говорить как можно спокойнее, но видно было, как тяжело ей это дается. – Я просила тебя купить сумку. Я сказала, что если это сложно, то не надо. Я показала тебе ее на сайте, спросила, нужно ли записать артикул, ты сказал – нет, но я точно, точно не просила покупать сумку, которая у меня уже есть. Которую мы покупали вместе с тобой в ЦУМе, после Нового года, на распродаже, когда вернулись из Австрии... Костя, зачем ты это делаешь?

У меня закружилась голова. Я сел на край дивана, хотел машинально взять ее за руку, но рука ускользнула. Я еще раз посмотрел на две одинаковые коричневые сумки, потом на Ирину. Она тихо плакала, отвернувшись от меня.

– Прости, любимая, – вырвалось из меня. – Прости, я ничего не понимаю, это какое-то наваждение, пожалуйста, прости... Мне кажется, я с ума схожу.

И это было правдой, это было самым точным определением моего состояния. Я склонил голову ей на плечо, она не отодвинулась. Так мы просидели молча несколько минут.

– У меня плечо затекает, – шепнула Ирина.

– Прости, – я поднял голову и повернулся к ней.

– Простила, просто понять не могу, как такое может быть.

– Поверь, я тоже не могу. Это несчастный случай. Давай поедем и купим тебе все, что захочешь.

– Не в этом дело.

– Я знаю. Все равно давай.

– Не сегодня.

– Хорошо. Тогда пойдем поужинаем куда-нибудь. И выпьем. И ты меня совсем простишь.

– Только если много выпью.

Мне было ужасно неловко и даже стыдно. Я совсем по-другому представлял себе нашу встречу. Как известно, самый негативный эффект дает несоответствие ожиданий и реальности. Чем больше разрыв, тем больше негативный эффект. Если рынок позволяет занижать ожидания – занижай их. Один из основных принципов маркетинга. Не распространяется на бытовые продукты. Применим только в нишевых сегментах, к которым, может быть, уже пора отнести и человеческие отношения, если, конечно, хватит цинизма рассматривать их в рыночном пространстве.

Мы жили с Ириной в центре Москвы в квартире, доставшейся мне от отца и с тех пор десятикратно выросшей в цене. Поэтому пойти в ресторан означало для нас буквально «пойти». И мы прошли минут десять по грязному слякотному городу, немного замерзли, согрелись текилой, согрелись разговором, улыбками, прикосновениями рук, сначала осторожными, бутылкой вина, нормальной едой, одним десертом на двоих – это важно, мы так делали с самого начала, это была уже одна из семейных традиций, когда мы ужинали или обедали вдвоем. Постепенно возвращалось привычное ощущение того, что мы – это мы, что мы вместе, и Ира уже в голос смеялась моим рассказам. Она работала редактором фотоотдела в каком-то толстом журнале, где фотографии занимают семьдесят процентов объема, и объездила много стран, но Америка оказалась как-то не по пути, и теперь Ирина с удовольствием слушала историю о том, как зависает западная программа у робота-официанта в гостинице, когда за завтраком ты последовательно отказываешься сначала от воды, потом от апельсинового сока, потом от странного напитка, называемого кофе.

– И тогда ты говоришь ему: принесите, пожалуйста, чай – и, если это не шведский стол, это может стать концом твоего завтрака, потому что он больше не появится.

– Почему? Хочешь еще ложку?

– Хочу. Потому что, наверное, он уходит на перезагрузку программы.

– А от сока-то ты почему отказываешься? Ты же пьешь апельсиновый сок.

– Исключительно ради чистоты эксперимента. Андрей сказал: «Проведи эксперимент». Я провел. Он оказался прав.

– Конечно, Андрей, как всегда, прав. Большой старший брат.

Ирина немного настороженно относилась к Андрею. Как-то она сказала, что не доверяет ему, но не сказала почему. Я думаю, все дело в его образе жизни, то есть попросту в обилии самых разных девушек и женщин, с которыми он параллельно общается. Не думаю, чтобы Ирина когда-нибудь призналась в этом, но мне кажется, она просто опасается его дурного влияния на меня. Впрочем, когда мы изредка оказываемся вместе, она сама любезность.

Пошел снег, и я не хотел, чтобы Ира еще раз шлепала по грязи, поэтому попросил официанта вызвать такси. Мы заказали кальвадос и сидели, обнявшись, на белом ресторанном диванчике. «Я изнасилую тебя», – прошептала она и положила руку мне между ног. «Я готов», – ответил я. Я действительно был абсолютно готов. И эту готовность с успехом продемонстрировал, как только закрылась дверь квартиры.

А в понедельник начались производственные будни, но такие, я бы сказал, очень позитивные производственные будни. Я люблю свою работу. Не хочу, чтобы это звучало пафосно, но именно такая работа дает мне возможность реализовать свои способности и вести достаточно адекватный моим представлениям образ жизни. Я получаю с бонусами и всякими мотивационными программами примерно триста тысяч евро в год. Плюс полностью оплаченная машина, страховка, мобильный телефон и самое главное – четкая перспектива карьерного роста, не зависимая от прихоти главного акционера или акционеров, которые не любят рассказывать, чем они занимались пятнадцать лет назад.

Некоторые мои сверстники имеют миллионы, десятки миллионов, а кое-кто даже сотни, я тоже хочу иметь десятки миллионов. Вопрос – какой ценой. Я не уверен, что соглашусь заплатить любую цену, хотя Ирина, например, говорит, что, не будь у нас квартиры, может, и заплатил бы. Не знаю. Не уверен.

Короче, понедельник начинался с бюджетного комитета, и это было довольно скучно. Потому что итоги предыдущего месяца мы примерно и так знали и нас уже интересовал месяц настоящий. Андрей говорил, что его интересует месяц будущий. Но нынешнее совещание было особым. По итогам февраля обнаружилось существенное (на три процента) снижение маржи по нашему самому продаваемому продукту. Более того, оказалось, что снижение – это не случайный выброс, который можно объяснить – например, крупным государственным контрактом, где пришлось дать большую скидку заказчику, или большой скидкой дистрибьютору, чтобы он мог урегулировать отношения с заказчиком. Оказалось, что это уже тенденция, которую прозевали в декабре и январе – по причине бесконечного празднования Нового года и всеобщего январского гуляния, а в феврале – из-за нашего отсутствия в Москве.

Девушка из финансового департамента ознакомила нас с цифрами, ответчиком должен был выступить менеджер, отвечающий за данный продукт. Но слово взял Андрей.

– Уважаемые коллеги, давно вас всех не видел, почти соскучился. – В ответ сдержанные улыбки. – Надеюсь, что вы хорошо отдохнули, теперь, в последнем месяце квартала, можно и поработать, – это было не очень справедливо, потому что в отличие от Андрея и нас остальные работали давно. Но я поторопился с критикой, поскольку именно это была прелюдия к основной теме. – Вы мне можете возразить: Андрей Николаевич, это поклеп, в отличие от вас мы на рабочих местах уже с середины января и продолжаем буквально портить зрение, не отрываясь от экрана монитора. Не буду спорить. Но я имел в виду не присутствие на рабочем месте, а работу. В чем же разница, спросят наименее дальновидные и наиболее безбашенные. Отвечаю: разница в результате. Работа всегда приносит результат, пребывание на рабочем месте – иногда, по случаю. А поскольку результаты января и февраля у нас, как бы это сказать помягче, хреновые, я делаю вывод, что работа еще не начиналась. И как мы только что увидели по итогам двух месяцев, отставание по валовой прибыли у нас полтора миллиона в сравнении с планом и миллион в сравнении с прошлым годом. При этом, что характерно, расходы за тот же период на полмиллиона больше, чем в прошлом году, то есть жить стало лучше, жить стало веселей. – Он говорил спокойно, неторопливо, но этот тон не мог ввести в заблуждение тех, кто давно знал его. Андрей нечасто подолгу выступал на совещаниях, и раз уж он затеял этот монолог, значит, имел что сказать. – У меня есть такое предчувствие, – он посмотрел в мою сторону, поскольку ответчиком был мой подчиненный, и я понял: тот факт, что я предварительно не ознакомился с его презентацией, является конкретно моим проколом, – есть такое предчувствие, что уважаемый Михаил расскажет нам сейчас все, чему его научили в бизнес-школе, со всеми графиками и картинками. А дальше интуиция говорит мне, что в конце этой лекции, рассчитанной на сколько? На сорок минут? Да, спасибо. Так вот, в конце этой лекции мы так и не узнаем, куда, на хрен, делись эти полтора миллиона. И я очень хочу, чтобы интуиция меня подвела. Поэтому предлагаю уважаемому Михаилу начать с конца, то есть с выводов. Потому что, если я прямо сейчас узнаю, что ответа у нас нет, это будет полбеды, а если через сорок минут, это будет большая беда. Сразу хочу сказать, что я понимаю под ответом. Ответ – это как мы в марте сделаем то, что должны по плану, плюс компенсируем эти долбаные полтора миллиона. И это задача минимум. Поскольку, как вы догадываетесь, наша славная штаб-квартира ожидает от нас не полтора миллиона минус, а полтора плюс. Предложение принимается?