Дуглас Кеннеди - Карьера Страница 7

«Простите, я Вас, кажется, оскорбил?»

Лиззи пожала плечами:

«Ничего, переживу».

«Простите».

«Извинения приняты. Вы — новичок в продажах, да?»

«Это так очевидно?»

«Правило номер один: никогда не допускай перебора. Особенно если другой игрок дает понять, что знает прикуп».

«Так значит, мы еще поговорим?»

Брови девушки еле заметно приподнялись:

«Возможно».

На следующей неделе я трижды звонил ей в офис. Каждый раз она оказывалась «на встрече». В четвертый раз удостоила ответом.

«А вы, оказывается, из упорных?» — спросила она, сняв трубку.

«А вам отлично удается изображать недоступность».

«Ну конечно. Если женщина не спешит отзвониться после первого раза, то, значит, хочет пофлиртовать. И ответственная, нервная работа здесь совершенно ни при чем».

«Я так полагаю, о совместном ужине сегодня не может быть и речи?»

«Думаю, я смогла бы потратить вечер, выслушивая ваши аргументы в пользу покупки».

Тогда мы впервые поужинали вместе. Было уже поздно, тарелки давно опустошены, мы выпили по мартини и бутылку зинфанделя, и как раз заказали еще по бокалу вина, чтобы не отпускать пьянящее ощущение. Может быть, во всем виноват был излишек алкоголя, а может — чувство уюта, из-за которого девушка казалась еще более светоносной, чем во время первой встречи. А может быть, дело в том, что за два часа, проведенных вместе, разговор не прерывался ни на наносекунду. Чувствовалось: между нами пробежала искра. Уже не помню почему я внезапно посмотрел ей прямо в глаза и выпалил: «А знаешь, я на тебе женюсь».

За невероятно глупым признанием последовала долгая тишина, во время которой я искренне желал, чтобы под ногами разверзся пол и поглотил меня. Но Лиззи, судя по всему, ничуть не смутило предложение руки и сердца, сделанное спьяну. Она все так же гладила пальцем тыльную сторону моей ладони, изо всех сил стараясь сдержать смех.

Наконец, одарив меня хмельной улыбкой, заметила:

«А тебе еще и правда предстоит многому научиться в продажах».

«Извини-извини, история не знает более глупого откровения…»

«Заткнись. Лучше поцелуй», — прервала меня Лиззи.

В ту же ночь, гораздо позднее, когда мы лежали в постели в ее крошечной квартирке-ателье на пересечении Девятнадцатой и Второй, она повернулась ко мне лицом и сказала:

«Вот видишь, упорство всегда оказывается вознагражденным».

«Игра в неприступность — тоже».

«Умный». — И Лиззи рассмеялась.

«Стараюсь».

«Хочешь сказать, что похож на меня?»

«Старое ирландское присловье: нас здесь двое».

«Правда?»

Моя рука обвилась вокруг женского тела, я привлек ее к себе:

«Видимо, да».

«Поживем — увидим», — Лиззи прижалась ко мне.

С той первой пьяной ночи, проведенной вместе, прошло четыре с половиной года, а нас все еще двое. Хотя мы и оставались почти что неразлучными с того самого первого ужина (свадьба состоялась в девяносто четвертом), совместная жизнь, как водится, вовсе не была безоблачной: как раз месяц тому назад удалось путем переговоров успешно миновать тяжелый период, который (предоставь мы проблему самой себе) неминуемо засосал бы нас с головой.

Мы не соревнуемся на профессиональной ниве, не трахаем друг другу мозги, отстаивая свое превосходство. Искренне любим друг друга. Если конкретней, то нам всё еще удается удивлять друг друга. А кто из супругов может похвастаться подобным, проведя вместе почти что пять лет?

Но в отличие от меня, жене неведом страх утратить силу убеждения. Не свойственна ей и потребность всякий раз доказывать собственную крутизну, размахивая золотой картой «Амэрикан Экспресс».

— Позвольте нам решить вопрос, — попросил я знакомых, когда принесли счет. Лиззи поджала губы, но промолчала.

— Нед, здесь же целое состояние, — вмешалась Джина, — давайте хотя бы поделим поровну.

Разворачиваю сложенный пополам счет, оставленный официантом. Триста восемнадцать долларов. «Ой…»

— Заплатите в следующий раз, — небрежно швыряю кредитку на поднос, истово молясь, чтобы карту приняли к оплате (в начале недели пришло письмо от компании, грозившее едва ли не серьезными увечьями, если не заплачу остаток по просроченным счетам).

— Взгляните-ка, кто зашел, — заметил Айан.

Мы все, одновременно с остальными посетителями общего зала, на долю секунды поворачиваем шеи в сторону невероятно рослого, крепко сбитого мужчины немногим старше пятидесяти лет. В движениях сквозит легкая непринужденность уверенного в себе человека. При росте в шесть футов четыре дюйма незнакомец возвышается в помещении, точно башня. На рослом теле тренированного атлета не было ни унции лишнего веса. Лицо покрыто несходящим загаром. Пиджак и рубашка сшиты, видимо, у Севайль Роу. Прямой взгляд иссиня-серых глаз выдержать трудно. Но сильнее всего потрясли руки: громадные, как медвежьи лапы. Загребущие лапы ненасытного человека.

— Надо же, сам Великий Вдохновитель пожаловал, — произнес Айан.

«Великий Вдохновитель», он же — Джек Баллентайн. Если вы не выпадали из списка живых и сообщества разумных существ в течение последних двадцати лет, вам наверняка известно всё о Джеке Баллентайне. Открывшийся в университете талант регбиста у сына рабочего-металлурга из Гаррисбурга, штат Пенсильвания; полная стипендия от штата Мичиган; статус известнейшего среди всех университетских команд защитника, мастерство которого даровало «Ковбоям Далласа» троекратную победу на розыгрыше Суперкубка, — такова карьера прославленного Джека.

Но Баллентайн был не только отличным защитником, но и ярым хищником-индивидуалистом — из тех, кто гонит по скоростному шоссе со скоростью сто пятьдесят миль в час.

За свою десятилетнюю карьеру в составе «Ковбоев» он прославился как типичный персонаж статьи в международном издании «Плейбоя». Один «феррари» за другим. Череда подружек — голливудских актрис.

Несколько обставленных дизайнерами холостяцких лежбищ в Нью-Йорке, Голливуде, Вейле и Далласе.

И талант нарывается на неприятности: драки в барах, зуботычины настырным журналистам и, по слухам, дружба с типами, имена которых широко известны в кругу агентов федерального розыска.

Все прочили Баллентайну такой же конец карьеры, что и другим арихитипическим качкам, чья звезда закатилась после провала в университете и которые, после расставания с НФЛ, спускали львиную долю состояния на белый порошок для чистки носа, на хищных женщин и убыточные инвестиции.

Вопреки ожиданиям, Баллентайн поразил целый мир, когда в семьдесят пятом году перебрался в Нью-Йорк и самочинно приступил к девелоперским проектам.

Циники хохотали, предрекая банкротство в течение года.

Однако Баллентайн проявил себя как изворотливый предприниматель. Начав с небольших покупок недвижимости в других районах, постепенно вышел на манхэттенский рынок, совершив в начале восьмидесятых несколько крупных сделок, позволивших ему вести жизнь мультимиллионера и обеспечивших статус серьезного игрока.

Но Баллентайн не был бы Баллентайном, если бы довольствовался рутинной стезей девелопера-мультимиллионера. Джеку хотелось увидеть себя в качестве Мистера Зодчего, Мистера Высокий Взлет, который на гребне «рейгономики» внес собственную лепту в городской пейзаж Манхэттена.

Крутые сделки. Крутые небоскребы. Два брака, шумно освещавшихся в прессе. Два громких развода. Человек, представший перед общественностью в качестве крупнейшего адепта эпохи предпринимательства: Великий Защитник Капитализма.

Разумеется, ходили слухи, что большая часть империи Баллентайна построена на песке, что владельцу постоянно грозит финансовый крах. Точно так же, как многие говорили о нещепетильности Джека в бизнесе и весьма прозрачных моральных принципах.

И в девяносто первом грянул гром. Сорвалась сделка по казино в Атлантик-Сити. Гигантский девелоперский проект по строительству высотного здания в «Бэттери Парк Сити» в несколько раз превысил отведенный бюджет. Оборотный капитал в корпорации Баллентайна стал иссякать. Джек задолжал двести миллионов. Банкиры, ранее сотрудничавшие с ним, решили, что больше не стоит рисковать, а потому потуже завернули гайки. И строительная империя Баллентайна содрогнулась и рухнула.

Падение освещалось широко. Людям нравилось. Многие испытывали глубокое удовлетворение, созерцая поражение столь высокого колосса, воздвигнутого во имя самолюбования. Мы, американцы, преклоняемся перед успехом, но нас завораживает и неудача. Особенно когда неудачник повинен в непомерном самомнении. В конце концов, падению предшествует гордыня — особенно в Нью-Йорке.

И хотя бизнес захирел, Баллентайн вовсе не переквалифицировался в продавца ручек перед бутиком «Блумингдейлс». Правда, после дела о банкротстве Джек скрылся с глаз публики примерно на три года. Человек, которым прежде интересовалась большая часть нью-йоркских СМИ, попросту исчез. Поползли всевозможные слухи: нервный срыв, отшельническая жизнь в апартаментах Говарда Хью[4] или на уединенном острове в Карибском море…