Аравинд Адига - От убийства до убийства Страница 7

Он выпил один стакан, потом второй, потом третий.

Спустя десять минут Аббаси, тяжело ступая, вернулся в кабинет. Он запер за собой дверь и привалился к ней телом.

Толстый налоговик резко спросил:

– Зачем вы заперли дверь?

– Сахибы. Мы с вами находимся в портовом городе, в Гавани, здесь существуют древние обычаи и традиции, история которых насчитывает немало столетий. Любой человек может прийти сюда по собственной воле, однако выйти отсюда ему удается только с разрешения местных жителей.

Произнеся это, Аббаси, насвистывая, подошел к письменному столу, снял с телефона трубку и поднес ее, точно оружие, к лицу толстяка:

– Хотите, я позвоню сейчас в налоговую службу? И выясню, посылали ли вас сюда. Хотите?

Обоим явно стало не по себе. Тощий так и вовсе покрылся потом. Аббаси подумал: «Я был прав. Они проделывают это впервые».

– Взгляните на ваши руки. В них рубашки, которые вы приняли от меня, а это взятка. Вы держите в руках улики.

– Послушайте…

– Нет! Это вы послушайте! – грянул Аббаси. – Вы не уйдете от меня живыми, если не подпишете признания в том, что попытались сделать. Хотите посмотреть, удастся ли вам выбраться отсюда, давайте посмотрим. Это портовый город. У меня здесь друзья, куда ни взгляни. Мне стоит лишь щелкнуть пальцами – и вы умрете, оба, и трупы ваши поплывут по Калиамме. Вы мне не верите?

Толстый налоговик смотрел в пол, тощий обливался потом в количествах никем доселе не виданных.

Аббаси отпер дверь, распахнул ее:

– Убирайтесь. – А затем широко улыбнулся и склонился перед ними: – Сахибы.

Налоговики, не промолвив ни слова, шмыгнули в дверь. Аббаси услышал топот их ног на лестнице, изумленный вскрик Уммара, как раз начавшего подниматься по ней с подносом, на котором стояли чашки с чаем и тарелка с печеньями из Британии.

Аббаси опустил лоб на прохладное дерево письменного стола и задумался о том, что он такое натворил. Теперь у него в любую минуту могут отключить электричество. А налоговые инспектора вскоре вернутся, только их будет гораздо больше, и они принесут с собой ордер на арест.

Он ходил кругами по кабинету, думая: «Что же со мной происходит?» Уммар молча смотрел на него.

Прошел час, и, к удивлению Аббаси, никто ему из налоговой службы не позвонил. Вентиляторы на потолке кружились по-прежнему. И свет тоже горел.

В душе Аббаси созревала надежда. Эти двое были всего-навсего лопоухими новичками. Может быть, они просто вернулись в свою контору и занялись рутинной работой. А если и пожаловались, так со времени беспорядков чиновники побаиваются Гавани; вполне вероятно, они решили, что злить мусульманского бизнесмена всерьез пока еще не время. Он подошел к окну, окинул взглядом Гавань, весь этот ожесточенный, гнилой, заваленный отбросами и кишащий карманниками и головорезами с ножами за поясом городишко – единственное, похоже, место, в котором человек может чувствовать себя защищенным от коррупции, полонившей Киттур.

– Уммар! – крикнул он. – Я сегодня уеду в клуб пораньше. Позвони Сунилу Шетти, скажи, чтобы он тоже туда пришел. У меня есть для него хорошая новость! Я победил налоговую службу!

Он сбежал по лестнице вниз, однако на последней ее ступеньке вдруг остановился. Справа от него стоял открытый проход в цех. За те шесть недель, что проработала заново открывшаяся фабрика, Аббаси не прошел сквозь этот проход ни разу – в цеху заправлял Уммар. Однако сейчас проход зиял справа – черный, ставший неизбежным.

И Аббаси понял, что выбора у него нет, он может только войти в эту дыру. И понял также: все случившееся нынче утром было непонятно почему, но уловкой, направленной на то, чтобы заманить его туда, в место, которого он избегал с тех пор, как открыл фабрику.

Женщины сидели на полу тускло освещенного зала, слабые флуоресцентные лампы помаргивали над их головами, каждое рабочее место было помечено буквами, нанесенными на стены красной краской. Женщины держали перед глазами белые рубашки, прошивая их золотистыми нитями; и каждая, когда он вошел, замерла. Аббаси повел ладонью от запястья: продолжайте. Он не хотел, чтобы их глаза смотрели на него, – глаза, все слабевшие и слабевшие, пока пальцы женщин вышивали золотом рубашки, которые он сможет с выгодой продать американским танцовщикам.

Слабевшие? Да нет, не так. Вовсе не по этой причине он запихал их в боковую комнату, мимо которой так легко пройти.

Каждую из тех, кто находился здесь, ждала слепота.

Он опустился на стоявший в центре зала стул.

Окулист ясно сказал ему – тонкая работа, которой требуют рубашки, порождает на сетчатке женщин разрывы. И даже показал Аббаси пальцами толщину этих разрывов. Как ни освещай эту комнату, сетчаткам легче не станет. Глаза человека попросту не приспособлены к тому, чтобы часами вглядываться в столь замысловатые узоры. Две белошвейки уже ослепли, потому-то он фабрику и закрыл. А когда открыл снова, все его прежние работницы немедля вернулись к нему. Они знали, что их ожидает, однако другой работы для них попросту не было.

Аббаси зажмурился. Сильнее всего ему хотелось услышать Уммара, кричащего сверху, что его зовут к телефону.

Однако никто на помощь ему не пришел, он так и сидел на стуле, а женщины вокруг него вышивали, стежок за стежком, и пальцы их говорили ему: посмотри на нас, мы все ослепнем!

– У вас болит голова, сахиб? – спросил женский голос. – Хотите, я принесу вам аспирина и воды?

Неспособный поднять на нее взгляд, Аббаси ответил:

– Прошу вас, расходитесь по домам. Возвращайтесь завтра. А сейчас, пожалуйста, идите домой. Вам всем заплатят.

– Сахиб недоволен нами?

– Нет. Я просто прошу вас, уйдите. Вам оплатят полный рабочий день. Приходите завтра.

Он услышал шарканье ног и понял: все ушли.

Рубашки они оставили на рабочих местах. Аббаси поднял одну с пола – дракон на ней был наполовину закончен. Он потискал пальцами ткань. И ощутил их подушечками тонкое шитье коррупции.

«Фабрика закрывается! – хотел он крикнуть дракону. – Ну как – ты доволен мной? Фабрика закрывается».

А что потом? Кто пошлет его сына в хорошую школу? И что останется делать ему – засесть где-нибудь в доках с ножом в руке или начать воровать, как Мехмуд, автомобили? Эти женщины пойдут к кому-то другому и получат точно такую же работу.

И он хлопнул себя ладонями по бедрам.

Тысячи людей, сидящих в чайных, в университетах, на своих рабочих местах, каждый день и каждую ночь проклинают коррупцию. И никто не нашел пока способа, который позволит убить этого демона, но убить так, чтобы при этом никому не пришлось отдавать собственную долю награбленной им добычи. Так почему же именно он – заурядный бизнесмен, давным-давно пристрастившийся к виски, бильярду и разговорам с головорезами, – обязан решать эту проблему?

Но всего только миг спустя Аббаси понял, что уже разрешил ее.

И предложил Аллаху компромисс. Пусть он, Аббаси, пойдет в тюрьму, но фабрика пусть работает. И Аббаси, закрыв глаза, помолился, чтобы Аллах принял его условия.

Однако прошел час – и никто арестовывать его не пришел.

Аббаси вернулся в свой кабинет, открыл окно. И увидел только дома, переполненную людьми дорогу, старые стены. Он открыл все окна, все до единого, но ничего, кроме стен, не увидел. Тогда он залез на крышу собственного здания, вышел, пронырнув под бельевой веревкой, на террасу. И, подойдя к самому краю, поставил ногу на черепичную кровлю, нависавшую над входом в его мастерскую.

Отсюда видны были границы Киттура. На самом краю города возвышались, один рядом с другим, минарет, шпиль католического собора, башня буддистского храма – точно столбы с указателями, которые уведомляют прибывающих океаном гостей города о трех его религиях.

Он увидел уходящее вдаль от Киттура Аравийское море. На водах его сияло солнце. Чье-то судно неторопливо покидало Гавань, устремляясь туда, где голубая вода меняла цвет, становясь темно-синей. Еще чуть-чуть – и оно войдет в пятно бриллиантового сияния, в оазис чистейшего света.

День второй (утро): Маячная гора

После того как вы подкрепитесь в Гавани креветками и рисом под соусом карри, вам, возможно, захочется осмотреть Маячную гору и ее окрестности. Прославленный маяк, построенный португальцами и отремонтированный британцами, теперь уже не работает. У подножия его сидит пожилой страж в синем мундире. Если посетители одеты бедно, а разговаривают на тулу или каннада, он скажет им: «Вы что, не видите? У нас закрыто». Если же одеты они хорошо, а переговариваются по-английски, скажет: «Добро пожаловать» – и проведет их внутрь маяка, а затем по спиральной лестнице на самый его верх, откуда открывается живописный вид на Аравийское море. В недавние годы Городской совет открыл в маяке читальный зал, в его книжной коллекции можно найти «Историю Киттура», написанную отцом Базилем Д’Эсса из ордена иезуитов. Вокруг маяка разбит парк имени Дешпреми Хемачандра Рао, названный так в честь борца за свободу родины, который в эпоху британского правления вывесил на маяке трехцветный флаг партии Конгресса.