Юрий Горюнов - Прощание колдуна Страница 7

— Не увлекся ли ты ей? Она симпатичная, но не быстро ли?

Я засмеялся, подошел к ней, приобнял за плечи:

— Не волнуйся. Одному совсем скучно. Я не имею на нее никаких видов.

— А она на тебя? Ты жених завидный.

— Хорошо, что напомнила. Я ей сказал, что я наемный сотрудник, не совсем рядовой, но и не высокого полета. Так что она обо мне не знает. Я ученый на эту тему.

— Хорошо, не скажу.

День выдался солнечный, но была осень, и я оделся с учетом сезона. Взяв бумажник, вышел из дома. К дому, где жила Ксения путь был короткий и скоро я открывал калитку и рассмотрел дом уже при дневном свете. Это был основательный дом, размером больше, чем у тети Кати. Под нержавеющей крышей. Сам покрашен светло зеленой краской. Подойдя к двери, нажал звонок, и он отозвался в доме. Подождав, и не услышав никакого движения внутри, снова нажал. Тишина. Тут услышал сбоку шаги, которые раздавались со стороны сада. Сойдя по ступенькам, заглянул на дорожку, ведущую в сад за дом. Навстречу мне шел мужчина, на вид лет восьмидесяти, хотя ему, я вспомнил, было больше. Роста он был выше среднего. Широкие плечи. Волосы, как и аккуратная борода, были совсем седые. Обут в резиновые сапоги, в которые заправлены темные брюки. Рубашка серого цвета, выглядывала из-под темно-синей куртки.

Подойдя, он остановился напротив и внимательно стал рассматривать меня. Его темные глаза, словно рентген, просвечивали, но в них был интерес к незнакомому человеку, не более.

— Проходи. Ты как понимаю племянник Кати?

Я кивнул в знак согласия.

— Мне Ксюшка говорила о тебе. Ты к ней, наверное. Она ушла в магазин, скоро будет. Так что пойдем в дом, там подождешь.

И он, поднявшись на крыльцо, достал из кармана куртки ключ. Открыв дверь, прошел внутрь, я за ним. Он не оборачивался, зная, что иду следом. Мы пересекли веранду и, открыв еще одну дверь, вошли в дом. В небольшой прихожей он снял сапоги и прошел в комнату. Увидев мою попытку разуться, вымолвил:

— Не разувайся. Так проходи.

Я вошел следом за ним и остановился на пороге, осматривая комнату. Она была достаточно просторна. У одной стены стоял диван и большой платяной шкаф. Направо в стене дверь, ведущая в другую комнату. В углу стоял телевизор. На столе у окна лежали бумаги и книги, что было не привычно для домов такого типа, где живут пожилые люди. По обе стороны двери, что справа, стояли кресла с темно-зеленой обивкой.

— Что стоишь? Садись, — показал он на кресло, а сам сел в углу дивана около стола, — как тебя зовут?

— Юрий.

— А меня Степан Никодимович.

Я подошел и сел в кресло и сразу почувствовал запах старомодности. Не запах старых вещей, а именно старомодный, такой знакомый с детства. Я не знал, что говорить, а сидеть просто так в молчании, было неудобно. Я взглянул на Степана Никодимовича. В его внешности поражали глаза, темные, зоркие. Они явно были не по его возрасту. У меня создалось впечатление, что меня ждали. Ждали моего прихода в этот дом. Что Ксения ему сказала? Стоп. Он не говорил, что она его известила о моем приходе, но он не удивился моему появлению, а лишь спокойно смотрел на меня из-под своих седых бровей.

Я перевел взгляд на стену, на которой висело несколько фотографий. Мое внимание привлек старый снимок в рамке. Я помнил такие фотографии из детства. Черно-белые, выцветшие. Они висели почти во всех домах. На фотографии была женщина в одежде пятидесятых годов. Не спрашивая разрешения, я встал и подошел ближе. На фотографии женщина стояла среди деревьев, как понял, практически на том месте, где я познакомился с Ксенией. За спиной вдали простиралось поле с неявной опушкой леса вдали… Это была фотография из тех старых, которые имели оттенки серого и коричневого, и не имели четко выраженных линий, что придавало некое слияние с фоном, где женщина лишь подчеркивала свое нахождение.

— Моя жена, — пояснил мне Степан Никодимович.

У женщины были густые волосы, прямая осанка, голова гордо приподнята на красивой шее.

— Красивая у вас жена.

— Красивая, — согласился хозяин дома, — но все в прошлом. Она из дворянского рода. При всей сложности жизни тех лет, умела следить за собой и хозяйство вести.

Я промолчал в ответ. Она действительно была красива. Про себя отметил, что фигура у нее хорошая. Это было время женщин, когда у них была грудь, а не бюст.

— Она умерла очень быстро. Это последний снимок.

Я отошел от стены и снова сел в кресло.

— Вы, Юрий, какими судьбами оказались в наших краях? Я здесь всех знаю, а вас вижу впервые.

— А я впервые здесь. Захотелось уехать от городской суеты.

— От суеты уехать можно, от себя не уедешь. Верно?

— Верно. Захотелось побыть одному, подумать. Вы как в воду смотрите, определяя причину.

— Что в нее смотреть. В лучшем случае увидишь свое отражение, а так муть. Смотреть надо в душу.

— В ней тоже может быть много мути. А вы можете смотреть в душу?

— Всякое бывает, — ответил он уклончиво.

— Чужая душа потемки, так говорят.

— Это для кого как. Иногда душа человека очень даже не плохо открыта, но для тех, кто умеет видеть.

— Это не всем дано, но и мне приходится по жизни если не заглядывать в души, то принимать решения по ситуации. Попытаться понять, что делать, жить или существовать.

Он улыбнулся в усы:

— Существовать глагол активный. Он требует действий. Я бы даже сказал повелительный глагол.

— Это почему?

— Он обязывает нас существовать на этой земле, а не влачить жизнь по воле обстоятельств.

— Но не всегда можно управлять обстоятельствами, тем более предвидеть, — заметил я.

— Обстоятельства зависят от многих людей. Они не сами по себе существуют. Обстоятельства формируют люди. И вот надо уметь влиять на людей, чтобы формировать обстоятельства для себя.

— Даже в ущерб другим?

— Если в ущерб другим, то это не обстоятельства, это жестокость.

— А стихийные бедствия? Это же тоже может быть обстоятельством.

— Верно, может, но это говорит лишь о том, что такой вариант не посчитали нужным рассмотреть. Надо учиться управлять.

— Думаю это дано не многим.

— Не соглашусь. Это дано многим, но эти многие не хотят видеть явного, не хотят потрудиться, заставляя работать ум, здравый смысл.

— А вы обладаете такими способностями?

— В какой-то мере. Тебе уже, наверное, рассказали обо мне. Но это скользкий путь. За все надо платить.

— Да, за все надо платить, — вздохнул я, — порой даже изменить другим, не в плане супружеской измены, — пояснил я на всякий случай.

— Я понял, что ты имеешь ввиду. Но главное не изменить себе. Вот за это приходится расплачиваться по счетам.

— У вас богатый жизненный опыт, который вы накопили, вам есть с чем сравнивать.

— Все относительно. У вас есть главное — молодость. Ваши приобретения еще впереди.

— Это вы о чем?

— То, чего тебе так не хватает сегодня, то от чего уехал. Все еще будет.

— Хотелось бы верить.

— А и не надо верить. Ты просто сделай вид, что веришь и будет легче.

— Хорошо, попробую, последовать вашему совету.

— А ты приходи. Я всегда дома. Посидим чаю выпьем.

— Спасибо.

— Кажется, Ксюша идет, — произнес Степан Никодимович, услышав шум на веранде.

На пороге возникла Ксения.

— Доброе утро, — приветствовала она меня, — вот твой хлеб, — и она, показав пакет, прошла на кухню. Затем вернулась и спросила:

— Тебе еще что нужно? А то я обещала Юре в центр съездить.

— Езжайте, я сам управлюсь.

— Пошли, — сказала она мне, и я попрощался с хозяином.

Когда мы вышли на улицу, Ксения мне поведала:

— Утром дед отправил меня в магазин за хлебом, а когда я сказала, что он еще свежий и на обед хватит, то он сообщил, что вчерашний испортился. Я ему ничего не говорила про то, что придешь. Но меня сначала возмутило его заявление. Вчера купила. Пошла посмотрела, а хлеб действительно пахнет плесенью. За один день испортился. Никогда такого не было. Пришлось идти, а в магазине очередь. Думала, успею до твоего прихода.

— Все нормально, — не счел я нужным делиться своими мыслями, почему вдруг испортился хлеб и что ее отправка в магазин, не показалась мне случайной. Как он сказал — обстоятельства формируют люди.

— А мы с ним поговорили. Интересный у тебя дед. Фотографию твоей бабушки посмотрел.

— Правда красивая была?

— Правда. Твой дед пригласил меня в гости, — счел нужным я ее известить.

Весь разговор мы вели на ходу и уже свернули в переулок, как Ксения резко остановилась и повернулась ко мне:

— Не может быть!

— Почему?

— Он мало общается. Обычно к нему просятся прийти, а чтобы сам пригласил. Чем ты его покорил?

— Не знаю. Явных причин не было.

Она пошла дальше, и я последовал за ней, чтобы не отстать. Она шла, и было видно, что думает о чем-то серьезном…