Сергей Саканский - Человек-тело Страница 7

Нет, не то. Мир устроен как-то иначе, и за всю свою жизнь я так и не разгадал его тайны.

Мысль № 5

Была у меня когда-то теория, одна из тех, при помощи которых всю жизнь пытаешься объяснить, как устроен мир. Никакие религии, никакие философские системы не дают исчерпывающей трактовки, не раскрывают одновременно все чудовищные тайны бытия.

Суть теории вот в чем, и она объясняет практически всё. Не все люди — люди: подавляющее их большинство — просто безмозглые движущиеся тела.

Это и есть решение, это и объясняет всё.

Мысль № 6

Когда-нибудь и то слово, которое пришло на замену поиграли, утратит свое значение, и кто-то будет говорить кому-то: трахнемся, что ли, имея в виду, например — поговорим, подискуссируем…

Мысль № 7

Лазил по интернету, набирал имена, числовые и прочие признаки своих девчонок, которых не видел десятилетия. Как ни странно, нашел троих. От одной остались только глаза, все остальное состарилось. Занимается каким-то «исследованием онтологических аспектов исихазма» — знать бы еще, что это такое, а смотреть в словарях не хочется… Другая залезла зачем-то на Фейсбук, давно там не появлялась, просто висит и смотрит, также старая, толстая, и вся информация скрыта, только для «друзей»… Третья недавно родила: это самая молодая и красивая, ничуть не изменилась за семь лет. Сына назвала Николаем — то ли в честь меня, то ли в честь своего родного города… Жены своей бывшей не нашел, как в воду канула. Должна ведь была выбросить на одну из литературных помоек свои старые стихи, как это сделали все. Вышла замуж и сменила фамилию? Умерла?

Мысль № 8

Снова попалась под руку книжка этого Тюльпанова, стал ее читать и ужаснулся. Убийца, художник по профессии, чрезвычайно напоминал мне меня самого. Я даже подумал, что Ленка неспроста дала мне это творение: дескать, вот, полюбуйся, какой ты есть.

Героем был человек, который неделями не выходил из своей мастерской, сидя за компьютером, создавая какие-то бессмысленные электронные холсты и вешая их на мировую паутину. Денег он не зарабатывал, жил, как и я, методом рантье. Впрочем, таким образом существует множество москвичей.

Этим наше сходство не заканчивалось. Москвич пил запоями, ссался и срался, жена решила бросить его, а он ее убил, порезал на мелкие кусочки и спустил в унитаз. Труп не был найден, всем своим друзьям он объявил, что жена его бросила, укатила с другим, и продолжал жить припеваючи, побухивая виски, пока не появилась сестра убиенной… Правда, сестра была не сестра, а брат, сделавший операцию по перемене пола, а художник был гомиком, и прочая мерзость в духе грядущего матриархата.

Можно подумать, что Ленка не просто подложила мне эту книгу, найдя какое-то случайное сходство, а сама тайком и написала ее, распечатала на принтере и переплела в мастерской. Правда, в романе Тюльпанова есть одна частность, о которой ни Ленка, ни кто бы то ни было на свете знать не мог.

Когда моя ненаглядная уходила от меня, я и сам чуть ли не серьезно обдумывал эту тему: а не убить ли ее? Слишком красиво, слишком желанно было это тело. От одной мысли, что через какое-то время оно будет принадлежать другим, с готовностью принимать разные позы, лизать и сосать чьи-то вонючие гениталии, мне становилось нестерпимо тошно, да и сейчас, спустя столько лет — знание о том, что она где-то живет, просто невыносимо для меня.

И я на самом деле хотел убить его, это тело, но лишь вопрос о том, как от мертвого тела избавиться, остановил мою карающую руку. И все же я отчетливо помню свои тогдашние фантазии: как изрублю его на куски, как спущу в унитаз. Я даже детально разрабатывал план — не с целью его конкретного осуществления, а так, как всегда это делаю, чтобы свою фантазию обреалить.

Например, я думал купить какую-нибудь электрическую пилу для разделки мясных туш — ведь должны же быть подобные у профессионалов?

Вообще-то, это мой давний кошмар, сон, который, повторяется из года в год: то я убил кого-то и трепещу, но тут входит другой человек и я должен убить и его, то я прячу труп, закапываю его на даче или в гараже, или расчленяю в собственной ванной…

Да кто такой этот Тюльпанов, какого дьявола он знает мои фантазии, мои сны?

Мысль № 9

Истинная причина, почему я ушел с улицы, наверное, кроется в том, что я больше не хочу видеть знаков. Или же — видеть их меньше, поскольку они начинают прорастать и здесь, в ограниченном пространстве моей квартиры, в книгах, в экране телевизора и компьютера.

Мысль № 10

Мне пришла в голову шальная мысль: недолго побегав по мировой паутине, я набрел на сайт Тюльпанова и внимательно его рассмотрел. Информации о нем было негусто, хотя он сочинил довольно много романов. Обычно они пишут три книги и выдыхаются. Так часто бывает с этими «писателями», которых бандюки расплодили в девяностые годы, чтобы через издательства отмывать бабло.

Первый роман они пишут о себе, второй — о своем лучшем друге, третий пытаются выдумать, как это делают настоящие писатели. Первый получается неплохим, второй — сносным, третий вообще ни в какие ворота не лезет. Под четвертый им уже не дают аванс. Тогда они возмущаются: как? Ведь я же писатель! Такой писатель…

Тюльпанова эта участь миновала: он был плодотворен и плодовит. Я отправил «писателю» легкое, суховатое письмо, целью которого было пообнюхаться с ним, и лишь потом задавать вопросы.

Ответ пришел довольно быстро и переписка наладилась. Он даже прислал мне свою фотографию: тщедушный человечек с жалкими острыми плечами. Мои каверзные вопросы никакого недоумения у него не вызвали: он просто писал свои тексты, не задумываясь и не понимая, откуда берутся образы и события.

«Дорогой Виталий, — не унимался я, уже несколько дней переписываясь с этим человечком с дружеской фамильярностью, — не кажется ли вам, что мы живем в каком-то иллюзорном мире, где происходят события, которых и вовсе происходить не может?»

Я, конечно, ни в грош не ставил мнение этого Тюльпанова, по его писеву прекрасно представляя уровень собеседника, да мне и не важен был его ответ, поскольку уникальное свойство эпистолярного жанра заключается лишь в желании сформулировать свои собственные мысли: имейл и даже СМС — не что иное, как дневники… Но мой корреспондент все же выдал довольно любопытные слова:

«Дорогой Николай! В том-то и дело, что все мы связаны большим количеством самых тайных связей, о коих даже не подозреваем. Разве тот факт, что в моем скромном романе вы нашли множество совпадений со своей жизнью, не доказывает это?»

Тюльпанов посетил мой сайт, даже оставил комплимент в гостевой книге. О моих произведениях он высказался солидно и туманно… Было ясно, что он считает себя писателем, хотя передо мной был самый типичный случай игры случая. М-да… У него тавтологию и заимствую.

Помню, еще тогда, лечась тюлпанотерапией от похмелья, я отметил несколько особо примечательных фраз. Конечно, кроме истинного шедевра о фантастической лампе Ильича, там были и другие, например:

«На следующее утро небо опять висело над землей серой подушкой».

Или:

«В его глазах пылал такой огонь, что она похолодела».

Или вот еще перл, венец этой тюльпании:

«Когда любишь человека по-настоящему, то уже совершенно не важно какого цвета у него личный самолет…»

Этот перлатник можно пополнять бесконечно. Переписал сейчас последнюю фразу и зашвырнул книгу глубоко под кровать, с глаз долой, а то мне придется переписать сюда всего Тюльпанова, будто исполняя остроумный ответ Толстого по поводу «Анны Карениной»: чтобы изложить краткое содержание моей книги, надо просто всю ее вам здесь прочитать.

В начале девяностых отечественные «бизнесмены» обратились к профессионалам с предложением начать писать что-нибудь для народа: детективчики там, триллеры, фантастику всякую… Профессионалы отказались, их лица были надменны и горды. Бизнесмены пожали плечами и пригласили людей с улицы: отставных военных, уголовников, проституток на заслуженной пенсии — тех, кому было, что рассказать за жизнь. Именно эти люди, не без помощи профессиональных редакторов, с паническим ужасом переписывающих их сочинения, и создали современную литературу — вялотекущие русские триллеры или хамские романы про любовь.

Помню, как зашел где-то в середине девяностых в АСТ: принес свой «проект», честно пытаясь работать при новых условиях. В коридоре было тесно, на стульях сидели, а кому не хватило места, стояли — «писатели». Каждый принес свой синопсис и образец прозы. Многие получали авансы и сматывались со счастливыми лицами. За дверью редактора сидела девушка, вероятно, читатель-эксперт. Дверь была приоткрыта и я услышал разговор, как Печорин. Экспертрисса как раз характеризовала какую-то рукопись: