Елена Колядина - Кто стрелял в президента Страница 7

Впрочем, самые большие шишки обрушились на Любу.

Старый рабочий не стерпел-таки обиды, глубины которой добавил закрытый на учет винный отдел магазина райпо, и пожаловался Ноябрине Ивановне:

— Фрицем, понимаешь, обозвала. Сегодня, значитца, фашистом оскорбила, а завтра вовсе Никсоном обматюгает.

Ноябрина Ивановна нервно поаплодировала пальцами и назначила общую лагерную вечернюю линейку на полчаса раньше. Прокашлявшись и гаркнув «Ребята, у нас произошло ЧП» с такой силой, что нескольких комаров, крутившихся у ее носа, отбросило в сторону, директор принялась с чувством песочить Любу.

Неуважение к труду взрослых, ради нее, Зефировой, не только павших на полях сражений, но и ответственно, в короткие сроки, уничтоживших гадивших птенцов, еще можно было как-то простить. Но в начале лагерной смены Зефирова, — Ноябрина Ивановна сделала потрясенно-скорбное лицо, — сорвала заготовку березовых веников для работников райкома комсомола, а затем — сбор черники для подшефных кроликов.

Линейка засмеялась.

— Извините, оговорилась! Ти-хо! — Ноябрина Ивановна постучала по железной мачте с лагерным знаменем. — Прекратить веселье! Афанасий Васильевич, восстановите порядок у себя на конце! У нас вечерняя линейка или балаган?

В смысле, конечно, наоборот: в начале смены — березовые веники для подшефных кроликов, а затем, операция «Черника» для столовой райкома. Теперь все верно.

А ведь пионеру-победителю, навязавшему больше всех веников, — планировалось, что им станет дочка Ноябрины Ивановны, уже была выделена городским комитетом ВЛКСМ путевка во всесоюзный пионерский лагерь на берегу Черного моря. А что здесь такого несправедливого? Что вы предлагаете? По одной путевке — разорвать, что ли, эту путевку? — отправить всех детей, кто ломал окрестные березы на веники? К тому же, не забывайте, эти дети — инвалиды. А всесоюзный лагерь — лицо пионерской организации страны. Вы что, хотите, чтоб лицо было с парализованными ногами? Или с провисанием митрального клапана в сердце? Отказываться от поездки в прославленный лагерь, методический центр и экспериментальную площадку пионерской работы, тоже неразумно. И почему награда не должна найти дочь директора лагеря? У нас все дети равны. Ребенок не виноват, что его мать многолетним честным трудом и хозяйственно-педагогической деятельностью прошла почетный путь от завхоза до руководителя. Но эта мерзавка, другого слова не подберешь, Зефирова во время тихого часа подбила девочек своей палаты подбить девочек остальных палат беречь родную природу и не ломать березовых веников. Да что дети! Афанасий Васильевич чуть было не пошел на поводу: Зефирова сообщила ему, что из одного кубометра березовых поленьев можно получить литр спирта. И поэтому уничтожать молодые деревца очень недальновидно. И как теперь сказать родной дочери, что она не поедет на Черное море?

— Зефирова! — чугунной болванкой грохотала Ноябрина Ивановна на вечерней линейке. — Из-за твоей несознательности комсомольские работники, ваши старшие товарищи, между прочим, то есть кролики, ваши младшие товарищи, между прочим, остались без березовой витаминной добавки к пище. А ты знаешь, что решениями XXIV съезда КПСС кролиководческой отрасли нашего сельского хозяйства отведена огромная, все возрастающая роль в обеспечении советского народа мясом и яйцами? А такие, как Зефирова, конкретному агропромышленному району мясо сорвали! Теперь черника. По какому праву ты, Зефирова, позвонила директору детдома и сообщила, что в нашем лагере «Искра» собраны для них два центнера лесных ягод? На каком основании ты перераспределила результаты операции «Черника» посторонним детям? У нас что, в детдомах дети голодные? Воспитанники советских детдомов кормятся по полной калькуляции.

— А почему в лагере ничего не остается? Нельзя что ли передать чернику в нашу столовую, в меню пионеров? Полдня комаров со слепнями в лесу кормили. Почему все в райком? — дрожащим голосом выкрикнула Люба.

— Как это, ничего не остается? — пошла красными пятнами Ноябрина Ивановна. — А крапива? — Вспомнив о крапиве, директор приободрилась. — В прошлую смену твои товарищи собирали крапиву, и она вся до последнего грамма осталась в лагере. Пополнила рацион пионеров замечательными зелеными щами. Но теперь, — взволнованно припомнила Ноябрина Ивановна, — я даже не сомневаюсь, что это ты сообщила октябрятам младших отрядов, будто городские аптеки за килограмм сушеных комаров выдают школьникам два килограмма гематогена и на месяц освобождают от уроков. Более того, ты солгала ребятам первого отряда, что Володя Ульянов сдал в аптеки Симбирска более ста килограммов сушеных комаров, благодаря чему по окончании второго класса вообще перестал посещать школу. Да Владимир Ильич мухи за свою жизнь не обидел, не то что комара! И учился, учился и учился! Ему даже работать некогда было, столько времени он отдавал учебе. Ты понимаешь, что опорочила… чуть не опорочила его светлую память? Как мы, твои товарищи по пионерской организации, должны тебя наказать? Что сделал бы Ленин, узнай он о твоих проступках?

— С броневика свалился, — шепотом подсказал Ноябрине Ивановне вконец распоясавшийся Леша.

При мысли о Ленине и приписанных ему прогулах школьных занятий, Любу охватил стыд. И она заплакала, не стесняясь мальчишек:

— Только из пионеров не исключайте!

Любин пионерский галстук возмущено затрепетал концами. Исключение Зефировой из рядов всесоюзной ленинской пионерской организации пришлось бы очень кстати. Галстук, не любивший вспоминать, что его родня — косынки и платки, но постоянно упоминавший частицу красного знамени, был недоволен своими шеями. То повязали его на ворот пахнущего соляркой работяги — ударника коммунистического труда, назвав почетным пионером, теперь вот — Зефирова. Галстук мечтал об обмене по линии СЭВ. В прошлом году было такое: делегация немецких пионеров обменялась галстуками с пионерами клуба интернациональной дружбы городского дворца пионеров, и несколько красных треугольников уехали из Белозерска в ГДР. На постоянное место жительства!

Но Люба скорее бы отдала новенький фильмоскоп, да что фильмоскоп — жизнь, чем пионерский галстук. И она судорожно прикрыла узел на шее сложенными одна над другой искусанными комарами ладонями.

— Поплачь-поплачь, — в наказание разрешила Ноябрина Ивановна. — А то совсем дисциплину распустила. А ведь дисциплина, ребята…

В этот момент Ноябрина Ивановна заметила, что барабанщик исподтишка пинает знаменосца, а тот тычет его древком маленького флажка, и маскировочно-прогулочным шагом пошла от трибуны к флагштоку, приструнить обоих:

— Афанасий Васильевич, продолжите линейку!

Старшего пионервожатого на самом деле звали Афиногеном, но имя пришлось слегка изменить, так как некоторые дети ошибочно говорили «Афиген Васильевич». Афанасий Васильевич, судя по рассеянному взгляду, думал не о дисциплине, а о поджидавшей его в запертом домике девушке Жанне. Вожатая Галя выяснила, что Жанна была практиканткой пединститута, в нарушение распорядка педпрактики не уехавшая после ее окончания. Тем не менее, Афанасий Васильевич ловко собрался с мыслями и подхватил речь Ноябрины Ивановны:

— Дисциплина — одна из составляющих демократического централизма, который сочетает единое руководство с инициативой и ответственностью каждого члена партии.

— Офигел? — зашипела Галя.

— Ты меня? — встрепенулся Афанасий Васильевич. — Деятельность партии проникнута принципами… Слушай, — Афанасий Васильевич повернул голову к Гале, изображая равнение на знамя. — Я чего-то отключился. О чем базарили?

— Про дисциплину. Зефирову прорабатываем.

— А-а! Дисциплина, — голос Афанасия Васильевича возвысился, — это строгое выполнение норм и правил, установленных в обществе. А ты, Зефирова, своим пренебрежением к дисциплине отсрочила полную и окончательную победу социализма.

Люба подняла мокрое лицо и прекратила всхлипывать:

— Мой папа говорил, что социализм в нашей стране уже наступил.

— Ты, Зефирова, здесь демагогию не наводи. Социализм окончательно победит, когда труд превратится в первую жизненную необходимость и потребность для всех членов общества. Когда для каждого за счастье будет по столовой дежурить. Ну, по столовой — это не совсем яркий пример. Когда, Зефирова, ты веники для колхозных кроликов не из-под палки вязать будешь, а из духовной потребности. Сразу после утренней побудки и пока березы не кончатся.

Решив, что он взял, пожалуй, слишком суровый и строгий тон, Афанасий Васильевич смягчился:

— Вот для тебя, Люба, что является первой жизненной потребностью? Что тебе больше всего нравится делать? Только честно, перед лицом своих товарищей.