Антон Гопко - НОВАЯ КВАРТИРА Страница 7

— Н-да, — с уважением сказал Валя. — Она что, очень богатая, эта Анжела, что покупает косметику оптом?

— Ты ничего не понимаешь, — весело отозвалась Маруся, — тут же ни одной баночки лишней! Один крем для пятки, другой для лопатки, третий ещё для чего-нибудь. Ты не знаешь Анжелу! Мне вообще иногда кажется, что она не человек, а машина для намазывания себя кремом. Вот послушай: как Анжела собирается к родственникам. Их сын, он ей брат там какой-то четвероюродный — это её цель номер один. Так вот, она встаёт в шесть утра, чтобы привести себя в порядок. Что Анжела делает. Вначале она час моется в душе: мочалится с гелем и потом всю себя тщательно выбривает. Это я тебе говорю по секрету. Знаешь, хоть и говорят, что лучше один раз родить, чем всю жизнь бриться, но все женщины тоже бреют какую-нибудь часть тела, так что они всё же больше мучаются, чем мужики. Затем Анжела набирает ванну с персиковой пеной и ещё час в ней лежит, чтобы на всякий случай — заметь: на всякий случай — как следует пропахнуть персиком. Но это ещё что! Это только начало. Что Анжела делает дальше? Она всю себя, с ног до головы натирает молочком. Вдосталь натеревшись, она брызгается дезодорантом и надевает кружевное бельё (где только такое откопала!) — тоже на всякий случай. А что потом! — Маруся с ироничной таинственностью вскинула брови. — Потом она берёт баночку с кремом — вот эту, кстати, — и запирается в ванной. Что она там делает с этим кремом целый час — науке неизвестно. Но выходит Анжела из ванной, ничуть не изменившись с тех пор, как туда вошла.

Эти слова вызвали у Вали яркую добродушную улыбку. Он с нескрываемым интересом взглянул на Марусю.

— Но Валя! Валя! Это ещё не всё, — продолжала она, удивлённо перехватив его взгляд. — Теперь наша Анжела приступает к причёске. Полтора часа накручивается, ей-богу не вру! Я вообще не понимаю, как так можно! Каждый волос по отдельности что ли завивает?!

— Слушай, да она просто монстр! — смеясь, воскликнул Валя.

— А потом она наряжается очень тщательно, душится, еще с часок накладывает всякие там тени, помадой мажется и, наконец, едет к родственникам. А Валерика, так зовут её объект, дома нету! Ха-ха! Он, если она собирается придти, сразу куда-нибудь сматывается. Он её вообще терпеть не может и на дух не переносит!

— Да, это… весело, — сказал Валя, хохоча.

— Тише, тише! Не буди монстра, — Маруся неожиданно увидела в Вале доброго и понимающего единомышленника.

Они сели друг напротив друга на разные кровати, между которыми стоял стол.

— Ну что? — спросил Валя, крепкой рукой ставя на стол глухо громыхающий пакет.

Маруся протянула ему консервный нож.

— Ну что? — переспросила она в ответ.

Холодные бутылки восхитительного пива прошипели что-то перед тем, как сдаться и образовать возле горлышка пузыри, очень похожие на мыльные.

— Класс! — сказала Маруся. Она непрестанно посасывала понемножку из бутылки, в отличие от Вали, который редко, но большими булькающими порциями гулко вливал пиво в свой широко открытый рот, задирая при этом голову кверху.

— Ну как тебе эта сладкая парочка? — с ехидством спросила Маруся.

— Ты про кого это?

— А про Лизу с Сашей.

— Да как тебе сказать… — Валя задумался. — Слушай, у тебя не будет свечки?

— Нету.

— Жалко. А то можно было бы лампочку выключить, а свечку зажечь.

— Всё равно спичек нет.

— А у меня есть зажигалка… Ладно, может, я буду бестактен, но скажу откровенно, поскольку ты вызываешь во мне какое-то доверие. Они мне не понравились. Что-то в них не то. Никакой нету в них… теплоты душевной, что ли. Сидят они, развлекают тебя, а ты в это время представляешь, как они кому-нибудь другому про тебя гадости говорят.

— Про меня? — с тревогой переспросила Маруся.

— Да нет. Я не имею в виду конкретно тебя. А просто: сидишь и представляешь, как они про тебя гадости говорят.

— А, — Маруся успокоилась. — А про меня они что-нибудь говорили?

Рот Маруси занялся пивом, но любопытные чёрные глаза были неподвижно устремлены на Валю.

— Да так, ничего особенного не говорили. Сказали, что у тебя двоюродный брат в Москве служит.

— Да, служит… Знаешь, Валя, ты не совсем прав, — сказала Маруся и ещё хлебнула пива. — То есть ты прав лишь наполовину. Всё, что ты сказал, касается только Саши, а Лизка она не такая. Лизка! Какая она классная! Знаешь, даже если я буду говорить без умолку два года, не отвлекаясь ни на еду, ни на сон, я всё равно не смогу передать, как много она для меня значит. Просто она чудесный, редкой души человек. Это избитые слова, но не всегда за ними стоит так много, как сейчас. Она… она… Сколько мы с ней переговорили за время нашей дружбы! О чём только не говорили! Знаешь, оказывается, мы с ней так похожи! Кто бы мог подумать, да? Вообще, она единственный человек, с которым мне всегда хорошо. Такая она… Вот.

Эта маленькая тирада была произнесена довольно невнятно, но очень выразительно. Глаза Маруси разгорелись, а щёки разрумянились. Восторженное выражение придавало её лицу особую прелесть. Маруся восхищалась настолько полно, непринуждённо и искренне, что Вале трудно было не принять себя за объект этого восхищения.

«Почему эти девушки вечно начинают первым делом рекламировать своих подружек? Чтобы, по аналогии, и на их достоинства внимание обратили, так что ли?» — думал Валя, поставив бутылку на стол и любуясь Марусей. Любуясь не невольно, как пишут в книгах, а осознанно, со знанием дела.

— Скажи же, они не любят друг друга, — спросила вдруг Маруся.

— Да не знаю.

— Конечно, не любят! — возмущённо воскликнула Маруся, даже забыв про Анжелу. — Это же очевидно. Раньше она его любила, а теперь нет. А он её никогда не любил.

— А что ж они живут вместе? — равнодушно спросил Валя.

— Ну ты что! У нас же любовь до гроба! Это же круто! Мы большие! Идиотка! Нет, Лизка она вообще-то очень хорошая. Только дура. Ладно, не будем о грустном. Давай дальше пиво пить.

Валя помолчал немного, затем печально усмехнулся и сказал:

— А я вообще не верю в любовь. Раньше я думал, что она есть. Но теперь я, кажись, поумнел и понял, что никакой любви в природе нет, есть только сексуальное влечение. Вот у меня была девушка: я так её любил! Вернее, думал, что люблю. Я думал, что если она меня бросит, я умру: или руки на себя наложу, или просто, — Валя смущённо хмыкнул, — зачахну от тоски. Но вот она меня бросила, — шёпот Вали стал громче, — а я жив. Я жив и помирать не собираюсь. Значит, любви нет, а есть только физическое влечение.

— Я с тобой

абсолютно согласна! — заявила пьяная Маруся. — Никакой любви не бывает, а есть только сильное половое влечение.

— Мне было вначале так одиноко! Маруся, ты себе представить не можешь, — сказал Валя голосом, выражавшим нестерпимую, но скрытую боль.

— Ну почему же не могу? — с кокетливой улыбкой возразила Маруся. — Мне тоже бывает очень одиноко. И знаешь, что я делаю? Я прибегаю к самому лучшему средству — иду гулять по Москве.

— Слушай! Я тоже всегда так делаю.

— Лучше всего это делать ночью…

— Согласен! О-о-о, сколько ночей я прошастал!..

— Как хорошо, что ты меня понимаешь! — с видимым удовольствием произнесла Маруся. — Вот Лизка, по-моему, просто не способна понять, как это классно: идёшь, о чём хочешь думаешь… Только у моих прогулок есть одна особенность, которую, наверно, и ты не поймёшь.

— Какая это?

— Я не люблю гулять в центре. Предпочитаю жилые районы, окраины.

— Ты попала в самую точку! — воскликнул потрясённый Валя. — Я ведь тоже не люблю гулять в центре.

— Нет, сперва в центре было интересно.

— Но увы, он быстро надоедает! Гуляешь, как будто в музее. Ненавижу музеи!

— Да, эти огромные массы народа, эта иллюминация, такая едкая, такая ослепительная. Слишком светло и шумно для ночи.

— Вот-вот. А я так люблю тишину и темноту, — сознался Валя. — Поэтому я ночь люблю гораздо больше, чем день. Тишина, темнота и чтобы кто-нибудь был рядом — что может быть лучше!

— А все эти достопримечательности, — презрительно продолжала Маруся, — Кремль, там, Красная площадь, собор Василия Блаженного и так далее…

— Ой, они выглядят такими сытыми и самодовольными, — подхватил Валя, — что совершенно не трогают своей принадлежностью к старине, к истории. Ты об этом просто забываешь.

— А гуляя по окраинам, — таинственно прошептала Маруся, — ты от души наслаждаешься своим одиночеством. Прохожих мало, машин мало. Темно и тихо.

— Да, — сказал Валя в тон Марусе, — только тускло светятся уже закрытые магазины. А сколько интересного, необычного можно увидеть, гуляя ночью. Идёшь пустынными дворами или безлюдными улицами, абстрагируешься от собственных чувств и приходишь к выводу, что любовь — это туфта.

Слушая Валю, Маруся задумчиво улыбалась и кивала головой в знак согласия. Затем спросила: